Вдова Клико - Хелен Фрипп
Наташа пододвинула к ней полотняный мешочек:
— Взгляните.
Мадемуазель Вар высыпала содержимое на стол.
— Косточки?
— «Лимонные косточки. Почти каждый день после революции вы приходили ко мне в пекарню и снова и снова просили рассказать, как я приехала сюда из России, что видела по дороге, как у меня там, дома. Вы мне говорили о том, как бы вам хотелось увидеть блеск Средиземного моря, навестить родственников на юге, но вы не можете этого, потому что отец не берет вас с собой, а в одиночку женщина путешествовать не может. Что вас останавливает?
— Для женщины невозможно путешествовать одной, это же ясно, — ответила мадемуазель Вар, удивляясь, что приходится говорить такие очевидные вещи.
— Но не для Николь. Ей хватает смелости плевать на правила, а мы ее за это наказываем. Загляните к себе в сердце и спросите почему. Потому что она делает то, чего вы хотели бы, да не можете. Я не сужу. Мы все сами создаем себе клетку, но не надо создавать клетки для других.
— Мы сказали то, что сочли правильным, — подытожила мадам Оливье. — Я и без того слишком далеко зашла — как всегда. Давайте лучше приступим к дегустации: если у меня будет рот занят, я лишнего не ляпну, — как бы извиняясь, добавила она.
— Вы не открыли мне ничего такого, чего я не знала бы сама, мадам Оливье, и я ценю вашу честность. — Николь налила несколько бокалов. — Бывает, что правду трудно говорить и трудно слушать. Давайте на этом и остановимся.
Наташа аккуратно уложила иконку и ключ обратно в сумочку.
— Начнем с белого, — предложила Николь. — Мадам Оливье, вы, конечно, все это знаете, я говорю для Наташи и Жоэль: глубоко вдохните аромат, потом наберите в рот большой глоток, так, чтобы прихватить воздуху, и сплюньте. Не слишком обо всем этом задумывайтесь, попытайтесь просто определить вкус. Первое слово, которое придет вам на ум.
— Какое угодно? — уточнила Жоэль. — Я думала, есть какие-то определенные слова, которые надо произносить.
— Правил нет, и все ощущают вкусы по-разному, что тоже является элементом этого развлечения, — ответила Николь. — Представьте себе, что вы описываете вкус ребенку. Расскажите какую-нибудь историю.
Жоэль сделала глоток и сплюнула.
— Юг, солнце на воде. Гм, лимонные деревья, цвет миндаля, море…
— Цвет миндаля — попадание! — обрадовалась Николь. — Хорошее вино переносит нас в иные места.
— Земляника, сено, новые перчатки для верховой езды. Долгая летняя пора в те годы, когда я еще не была замужем, — произнесла мадам Оливье, вдохнув запах из бокала. — Идеальное розовое в данном случае. Этот бленд можно утвердить.
Женщины приступили к следующему вину.
— Поджаренная мука, лимонный крем, соль Черного моря — у нее совсем особый вкус, — задумчиво протянула Наташа.
— Ты права, хотя я понятия не имею про соль, — ответила Николь. — Тем не менее хороший набор нот для шампанского.
— Еще бы, — отозвался Ксавье. — Плоды моего личного труда — вот это вино. Луи продаст его в России за бешеные деньги.
Он усмехнулся, вытер бокалы и разлил лучшее красное вино Николь.
— Значит, ваш торговый агент все-таки в России? Его нужно оттуда немедленно отозвать! — воскликнула мадам Оливье.
— Он доехал только до Саксонии. Там вполне разумная торговля, и потому он там. По происхождению он немец, и у него в том регионе хорошие связи, — соврала Николь.
Торговля там все же не так хороша, как в России. Особенно для шампанского. Наверное, я опять говорю лишнее, а вы склонны рисковать больше всякого другого, но если вы цените этого человека, пусть он побыстрее возвращается. Сейчас все отзывают своих представителей из Лондона и Санкт-Петербурга. Там, говорят, арестовывают всех французов без разбору.
Николь мысленно помолилась за свой драгоценный груз, идущий к Луи сухим путем.
— К несчастью, он не станет меня слушать, даже если я ему прикажу.
— Одно могу утверждать: ваши люди вам преданы, — сказала мадам Оливье. — Ксавье не может слышать ни слова критики в ваш адрес, тут же рвется в драку, как бык, — так мой муж говорит. У меня снова язык развязался, но сейчас я это рассказываю, чтобы поддержать вас в трудные времена. Как я теперь ясно вижу, вы решительно настроены продолжать свое дело, и простите, если мои слова вас оскорбили. На самом деле я искренне хочу вам помочь. Я могу приносить вам сведения от других виноделов. Этим людям не терпится поделиться друг с другом своими высшими знаниями, и они всегда толпятся у меня в доме, обсуждая все свежие случаи и подробности удачных и неудачных сделок.
— А почему вы хотите это для меня сделать? — спросила Николь.
— Вы — свободный дух. Хотелось бы мне быть такой, только сил не хватает. Это будет моей маленькой тайной свободой. — Она приподняла рукав, показывая размер кровоподтека чуть ниже локтя. Вид у него был зловещий. — И моей местью. — Она выставила ладонь навстречу Николь, которая бросилась ее обнимать: — А вот сочувствовать не надо! Не хочу.
Николь отступила.
— Тогда я с благодарностью принимаю ваше предложение, мадам Оливье. Спасибо.
Когда женщины ушли, она прошла в свой кабинет. Новые друзья, и в таком неожиданном месте! До сих пор, в битвах и горестях последнего года, она не осознавала, насколько одинока.
Отложив перо, Николь стала смотреть на виноградники. По двору давильни бежал Эмиль, размахивая письмом. У нее бешено забилось сердце.
— Эмиль?
— Очень важное сообщение!
— Тебе было велено передать что-нибудь на словах?
— Это от Терезы, и вы должны с ней связаться сразу, как прочтете. Мне ждать?
— Да. Пойди скажи Жозетте, чтобы тебя покормила. Скажи, что это я велела.
Николь вскрыла письмо. Из Санкт-Петербурга, от 23 сентября 1806 года. «Почти два месяца назад», — подумала она. Медленно даже по русским меркам.
Мой дорогой маленький винодел!
Ваш компаньон весь светится, когда говорит о Вас. Свою любовь к Вам он вкладывает в любовь к Вашим винам, мой дикий сельский виноторговец. Передаю Вам это знание, чтобы Вы с ним поступали, как захотите. Мне известно, что Вы, сельские девушки, храните верность даже мертвым.
Это была хорошая новость, но есть и плохая. Луи арестован как французский шпион. Тюрьмы в Санкт-Петербурге не более полезны для здоровья, чем парижские, а я, как Вы знаете, отлично знакома с их грязью и холодом. Я смогла пробраться к нему, подкупив красивого молодого тюремщика
