Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый

   — А как быть с судьбой?

   — От неё не уйти, Ваше Величество... Не сбежать и не спрятаться...

   — Ага! — Гарольд улыбнулся. — А что ты мне только что предлагал?

   — Увы... — Еврей развёл руками. — Я только пытался хоть что-то изменить.

   — Ты возомнил себя равным Богу?

   — Ну, что Вы, Ваше Величество. Всё в руках Господа, — не согласился лекарь. — Но кое-что можем изменить и мы, — добавил он.

   — Поясни свою мысль.

   — Извольте, Ваше Величество... У нас, евреев, есть древнее предание — предание о Книге Судеб. В этой Книге записаны имена всех живущих на земле. Каждый год в Судный день Господь подводит итог, отмечая в ней то, что причитается нам сообразно нашим деяниям.

   — Ты хочешь сказать, что судьба — это прежде всего наши слабости?

   — Совершенно верно, Ваше Величество, — кивнул Соломон. — Если мы, руководствуясь ими, нарушаем законы мироздания, то получаем то, что заслужили... Судьба бьёт нас до тех пор, пока мы не усвоим её уроки и не начнём изменять себя. Однако многие умирают, так ничего и не поняв...

   — То есть, меняя себя, можем изменить свою жизнь? Так, друг мой?

   — Истинно так, государь, — подтвердил Соломон.

   — Значит, в этом и заключается свобода воли?

   — В этом. И в осознании своего предназначения.

   — Ты имеешь в виду осознанное движение по реке жизни? — уточнил Гарольд.

   — Именно.

   — Но двигаться по ней мы можем в трёх направлениях, — задумчиво произнёс король.

   — В каких, Ваше Величество? — уточнил Соломон.

   — Во-первых, мы можем не принимать судьбу и плыть против её течения. Но в конце концов силы иссякнут, и она одолеет. Второе — слепо повиноваться и ждать, куда она вынесет. Но это жалкий удел ничтожных людей. И третье — плыть по течению, но в направлении выбранной цели. Так?

   — Так, Ваше Величество.

   — Но ведь цель может быть высока, а пути её достижения низки и даже порочны! — с горечью воскликнул король. — И наоборот: можно идти достойным путём к суетной цели! Что же важнее? Цель, к которой мы стремимся, или средства, которые мы при этом используем?

   — Я полагаю, что Бог учитывает не только поступки, но и побуждения, подвигнувшие к ним, — задумчиво произнёс Соломон. — Если побуждения чисты и высоки, Господь простит нам ошибочные деяния. И напротив, как бы ни были хороши поступки, они не будут осенены Божьей благодатью, коль скоро за ними скрываются низкие побуждения!

   — Мудро, — кивнул Гарольд. Он откинулся на спинку кресла, бросил на лекаря пристальный взгляд и спросил: — А если человек проливает кровь во имя высокой цели? Если несёт людям страдания, имея наилучшие побуждения?.. К примеру, король приступает к каким-то серьёзным преобразованиям, полагая, что они окупятся в будущем, и обрекает при этом свой народ на лишения. И что? По-твоему, Господь простит эти деяния?

Соломон задумался.

   — Что, мудрец? Молчишь? — Гарольд невесело усмехнулся. — То-то и оно. Не всё так просто!

   — Да, Ваше Величество. Это один из самых трудных вопросов бытия, и ответить на него действительно непросто.

   — Вот-вот, друг мой, — согласился Гарольд. — Все великие государи были тиранами, — продолжил он после короткой паузы, — и не задумываясь проливали кровь, двигаясь к намеченной цели... Почему, как правило, они добивались своего? Почему зло одерживает верх?

   — Потому, что оно сильнее, — с горечью констатировал лекарь. — Вначале, — тут же добавил он. — Ведь им правит ненависть и оно стремится к разрушению, а добро — к миру и созиданию.

   — Но ведь тираны в большинстве своём умирали в муках, — продолжал размышлять король, — а их деяния обращались в прах... Значит, и добро может разрушать?

   — Не думаю, Ваше Величество, — покачал головой Соломон.

   — А как же кара Господняя?

   — Господь не карает, государь. Господь есть любовь. Просто зло в конце концов уничтожает самое себя. Или сталкивается с ещё более сильным злом.

   — С ещё более сильным злом... — как эхо повторил король, опуская голову.

Он посидел молча, затем поднялся, прошёлся по залу и, подойдя к окну, на мгновение замер подле него.

   — Сиди, сиди, друг мой, — бросил он поднявшемуся было Соломону. Скажи-ка, Соломон, почему у вас, иудеев, так много предписаний? — сменил тему разговора Гарольд. — Несколько сотен, если не ошибаюсь?

Соломон опешил от неожиданности и, запнувшись, ответил:

   — Да, Ваше Величество... Наша вера очень сложна. А жизнь расписана до мелочей...

   — И зачем вам это нужно? — король возвратился на место.

   — Зачем? — задумчиво переспросил Соломон. — Господь повелел моему народу нести учение другим племенам. Мы свято выполняли этот завет. Однако римляне, борясь с последователями Христа, запретили нам обрезать неевреев. А без этого ритуала человек не может стать иудеем.

   — И чем это кончилось? — вскинул брови Гарольд.

   — Христиане отделились и через поколение перестали быть евреями. А мы замкнулись на самих себе. И, борясь за существование, создали огромное количество предписаний. Ведь жизнь евреев — это сплошная череда бед и несчастий, — дрогнувшим голосом пояснил лекарь, — где бы мы ни жили, на нас начинают вымещать накопившееся в народе зло. Именно поэтому мы так рьяно держимся за свои обычаи, ибо, что бы ни происходило с нами, они остаются неизменными...

   — Ага, начинаю понимать, — сказал Гарольд, — обычаи укрепляют ваш разум и душу, как раствор укрепляет кладку.

   — Совершенно верно, Ваше Величество, — покивал Соломон. — Где бы ни жили мои соплеменники, они в одно и то же время выполняют одни и те же предписания и читают одни и те же молитвы. Что бы ни происходило во внешнем мире, внутри нашей общины всё незыблемо. Иными словами, обычаи и ритуалы помогают нам выжить и сохранить рассудок.

   — Теперь понятно. Потому-то вы и обособляетесь?

   — Да, Ваше Величество. Стоит нам забыть наши законы и открыться тому народу, среди которого мы живём, и уже через несколько поколений от нас останутся лишь курчавые волосы и длинные носы. Мы растворимся и исчезнем, ведь нас очень мало на этой земле.

   — Хорошо, — промолвил король. — Но ведь из-за этого обособления вас нигде не любят. Вы не принимаете обычаи других народов, другие народы не принимают вас.

   — Что поделать, Ваше Величество, — развёл руками Соломон, — такова наша судьба.

   — Вы сами выбрали её, — сказал Гарольд.

   — Вы правы, Ваше Величество, — с грустью согласился лекарь.

   — Хорошо. Оставим сию тему, — произнёс Гарольд, размышляя о чём-то своём. Он сделал короткую паузу, задумчиво огладил бородку и спросил: — Скажи-ка, друг мой, я могу уберечь свой народ от опасности?

   — Не можете, Ваше Величество, — покачал головой Соломон.

   — Почему?

   — Потому что судьбы народов пишутся на небесах.

   — Но ведь осознание грехов смягчает судьбу.

   — Это так. Но осознать должен весь народ. А такого ещё никогда не бывало в истории!

   — Так, значит, крови не избежать? — Гарольд нахмурился.

   — Не избежать... — вздохнул Соломон.

   — Но хоть что-то я могу предпринять?

   — Чем больше стараний вы приложите, тем скорее прольётся кровь. Обратитесь к Господу, — с жаром воскликнул лекарь. — И испросите у него совета и помощи. Сдаётся мне, он вам не откажет.

   — Я не привык просить, Соломон! Даже у Господа! Я привык полагаться только на свои силы! — резко сказал король. — Дай поздно мне к нему обращаться... — чуть помедлив, продолжил он. — Слишком редко я о нём вспоминал.

   — Никогда не бывает поздно, Ваше Величество, — возразил Соломон.

   — Бывает, друг мой. К сожалению, бывает, — грустно констатировал Гарольд. — Хорошо... Можешь идти, любезный. Я тебя более не задерживаю.

Соломон поднялся и с поклонами стал пятиться к двери, а Гарольд откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза. Он посидел так какое-то время, потом поднялся и отправился в обеденный зал, где его уже ждали приближённые.

Глава 35

КОЛДУНЬЯ

Гарольд, его супруга и двор приступили к трапезе. Саксы ели и пили с присущим им размахом. Периодически то один, то другой из приближённых бросал на короля настороженные взгляды, однако тот был невозмутимо спокоен. Выказывая прекрасный аппетит, он непринуждённо шутил и много смеялся. Его спокойствие передалось соратникам, и пир зашумел вовсю.

Принцесса же, едва притронувшись к еде, испросила разрешения встать из-за стола и вместе с Хильдой спустилась во двор, где их уже поджидали Седрик, телохранитель из отряда Рагнара, и двое дружинников. Айя и Хильда накинули длинные плащи, покрыли головы Накидками, как того требовал саксонский обычай, и с помощью Седрика спустились в лодку. Они переправились через Темзу и здесь увидели ещё одного королевского телохранителя — Игана, державшего в поводу лошадей. Седрик помог девочке и няньке взобраться на них, после чего он и дружинники вскочили в сёдла, и небольшая кавалькада двинулась в путь.