Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король
— Это из Проклятой, — сказал Анри. — Надо держаться подальше от башен и стен, от них разит смертью.
Миновав смертоносную Проклятую башню, Ричард и его спутники вскоре выехали к берегу Акконского залива. Сама крепость располагалась на полуострове, разделяющем море и залив, и имела вид треугольника, северо-восточная сторона которого, укрепленная Мушиной и Проклятой башнями — Турдемуш и Турмоди, — являлась самой неприступной, под ее стенами и располагался великий стан крестоносцев; северо-западная и южная стороны очерчивались берегами полуострова, и под ними лежали многочисленные пристани, в том числе и главная — пристань Маркграфа, названная в честь отстроившего ее маркграфа Конрада Монферратского. К востоку от полуострова в залив вливалась река Бел, ее крестоносцы тоже переименовали, назвав рекой Бесславья — Анфами. За нею раскинулся стан Саладина, не такой огромный, как у крестоносцев, но не менее грозный. За рекой Анфами для армии пилигримов не было славы.
— Не видать ли самого Саладина? — спросил Ричард, пристально всматриваясь в противоположный берег реки.
— Уж не думает ли эн Ришар, что богомерзкий султан выедет его встречать? — усмехнулся граф Шампанский.
— А почему бы и нет? — простодушно отозвался Ричард. — Я ведь еду к нему на встречу.
— Простите, ваше величество?.. — пробормотал граф де Дрё.
— Что-что?! — удивился Анри де Шампань.
— Вон тот благородного вида витязь в пышных одеждах не он ли случайно? — спросил король Англии, показывая на великолепного всадника, двигающегося по мусульманскому стану среди всеобщего возбуждения.
— Черт бы его побрал, да ведь это и впрямь он! — ошалело воскликнул де Шампань. — И похоже, он едет встречать вас, эн Ришар.
— А что я вам говорил! — рассмеялся Ричард.
— Полагаю, нам следует остановиться здесь, — сказал барон Меркадье. — Дальнейшее продвижение опасно. Мы уже в области досягаемости их стрел.
— Но ведь они не стреляют в нас, — возразил наваррец д’Эстелья.
Берег реки Бесславья был все ближе, и Ричард почувствовал робость в среде своих спутников. Еще бы! Их отряд, состоящий из лучших военачальников, был малочислен и в случае полного сближения с мусульманами мог попасть в плен. Вот была бы радость султану. И король Англии, остановив Фовеля, развернулся, встал лицом к своей свите и сказал:
— Прошу вас далее не двигаться. Мало того, прошу мою просьбу выполнить как приказ. Угудеусь, только ты поедешь за мной следом как оруженосец. Быть может, мы захотим сразиться и на копьях.
— Вы намерены сражаться с Саладином один на один? — в ужасе спросил граф де Дрё.
— Нет, не намерен, — ответил Ричард. — Но вдруг он предложит мне поединок?
— Это безумие! Вас подловят. Они так коварны, эти нехристи! — воскликнул Анри де Шампань.
— Я уже все решил, — молвил король Львиное Сердце и, вновь развернув своего коня, пришпорил ему бока. Он увидел, как и Саладин тотчас же отделился от своей свиты и, правда, с двумя оруженосцами тоже стал спускаться к реке Бел. Берега реки были широкими, но сама река, мелкая и неширокая, была похожа на шестилетнего мальчика, примеривающего отцовские доспехи. Видно, после снеготаяния она ненадолго входила в полноводье, а летом и вовсе сходила на нет, чтобы в дождливую осеннюю пору вновь заявить о себе.
— Теперь и ты стой, — сказал Ричард оруженосцу Люку, выехав на самый край берега, и, оставив Угудеуся, стал спускаться в реку. Саладин сделал то же — покинув двоих оруженосцев, в одиночку двинулся дальше навстречу королю Англии. Под ним был столь же прекрасный, как Фовель, караковый жеребец — вороной с желтизною на морде и брюхе, одет султан был в белоснежные просторные халат и штаны, под халатом — кольчуга, на ногах — златотканые сапоги, на голове — расшитый серебром бурнус, увенчанный островерхим шлемом. При Ричарде был Шарлемань, при Саладине — длинный кривоватый меч, об имени коего оставалось лишь гадать. И Ричард запел, выставляя вперед правую руку:
Приветствую тебя, о Саладин,Султан, рожденный славою греметьИ рыжий, словно солнце палестин!Приветствует тебя король Ришар.Он тоже рыжий; рыжий, словно медь,В которой отразился солнца жар!
Оборвав эту краткую песнь, он вплотную приблизился к Саладину, встал рядом с ним и улыбнулся. Султан ответил улыбкой на улыбку, поклонился и произнес по-французски:
— Увы, но солнце не умеет петь!
И все в душе Ричарда озарилось любовью к этому человеку, сумевшему дать столь изящную концовку его песне.
— Сожалею и стыжусь, что не знаю родного языка Саладина в том же совершенстве, в каковом Саладин знает мой родной язык, — произнес он.
— Но Саладин и на своем языке не умеет сочинять прекрасных кансон, коими славится эн Ришар, — отвечал султан.
Они стояли посреди реки, волны которой едва гладили брюха коней. Ричард вновь улыбнулся:
— Осмелюсь ли я спросить, как зовут коня и меч блистательного Саладина?
— Едва ли Львиное Сердце сумеет запомнить длинные имена их, — отвечал великий курд. — Коня моего зовут «Тысяча из Его ангелов», ибо в священной книге Аллах говорит правоверным: «Я поддержу вас тысячами ангелов моих». Имя у меча еще длиннее — «Сеющий горе всем неверным до самого того дня, что Им обещан» [72].
— Какие поэтичные имена! — восхитился король Англии. — Моего коня зовут проще — Фовель, а меч — Шарлемань.
— Какие емкие имена! — в свою очередь восхитился султан Египта и покоритель Сирии. — Стало быть, мечта Карла Великого сбылась — он наконец прибыл в Святую Землю, хотя и в облике меча. Добро пожаловать под стены Акки, ваше величество Шарлемань и ваше величество Кёрдельон! С какими намерениями прибыл сюда король Англии?
— Отвоевать у султана Египта все Иерусалимское королевство.
— О! Прекрасная и благородная цель! Я рад, что вы наконец-то приплыли. Предвижу в ближайшем будущем славные дела и битвы, достойные наших имен. Теперь мне станет гораздо веселее, чем прежде. Еще вчера, прослышав о вашем прибытии, я почему-то почувствовал глубокую убежденность, что сегодня вам захочется искать встречи со мной. Я загадал: если мы сегодня повидаемся, то нам обоим суждено великое будущее, независимо от того, кто исполнит поставленные пред собой цели, а кто потерпит неудачу.
— Признаюсь, — ответил Ричард, — у меня не было никаких подобных предчувствий. Я просто мечтал с вами свидеться до того, как мы приступим к войне друг против друга.
— Надеюсь, вы не помышляете о союзе между нами?
— Нет, конечно. Во всяком случае, поначалу — война.
— Как я рад! Я знаю, что никакого союза меж нами и быть не может. Если мы не будем воевать друг против друга, исчезнет вся прелесть, вся острота жизни.
— Клянусь быть вам достойным врагом.
— Спасибо, эн Ришар. Со своей стороны я тоже обещаю ни в чем не уступать вам.
— Храни вас Бог ради меня!
— Храни вас Аллах ради меня!
С этими словами оба государя развернули своих коней и поехали прочь друг от друга на противоположные берега реки Бел, где обоих в нетерпении ждали приближенные.
— Не будет поединка? — спросил Люк де Пон.
— Не будет, Угудеусь, — ответил Ричард. Он вдруг почувствовал необыкновеннейшую усталость, будто прошедший разговор не был легким. А может быть, он и не был легким?
— Жаль, — откровенно посетовал оруженосец. — Самое время было бы вам сразиться и покончить с ним.
— Я буду молить Бога, чтобы смерть не коснулась этого человека, — сказал король Англии с легкой грустью.
Остальные спутники Ричарда окружили его, забрасывая вопросами:
— Что он вам сказал?
— Это и впрямь был сам Саладин?
— На каком языке вы разговаривали?
— О чем шла беседа?
— Мы говорили об именах. Да, это был сам Саладин. Он хорошо владеет французским. Мы поклялись друг другу в вечной вражде. Я повстречался с поистине прекрасным человеком, — отвечал Ричард.
Глава двадцать первая
ЛЕОПАРДИЯ
Беренгария едва не лишилась чувств, когда узнала о встрече на реке Бел. Она страшно рассердилась на мужа, но послушав, с каким очарованием он говорит о Саладине, постепенно смягчилась и сказала:
— Отныне эту реку нельзя звать рекой Бесславья.
— Да уж, — согласился Ричард. — Я назову ее Серментой — рекой клятвы.
— Похоже на сирвенту, — усмехнулась Беренгария.
День, когда Ричард встретился с Саладином, был последним перед Петровым постом, многие намеревались соблюдать постные правила, надеясь, что святые апостолы Петр и Павел ниспошлют им за это удачу и к Петропавловскому празднеству Сен-Жан-д’Акр падет, хотя госпитальеры уверяли, что это случится раньше — к Рождеству Иоанна Предтечи. В общем, все заговлялись, предполагая поститься и с помощью поста и послушания снискать Божью милость. В лагере Таньер-де-Льон устроилось пиршество, на котором свой первый тост Ричард Львиное Сердце произнес за султана Саладина.
