Александр Сегень - Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— А, так мне, стало быть, можно и не задерживаться тут, — произнес Ричард с улыбкой. — Вы докончите дело, а я тем временем отправлюсь прямо на Иерусалим.

Король Франции и временный верховный главнокомандующий крестового похода вновь переглянулись.

— Нет, Уино, — сказал Филипп, — так не годится. Это будет нечестно. Столь же нечестно, как предлагать моим людям четыре безанта вместо трех моих и переманивать их в свое войско. Что за дурацкое представление ты устроил вчера на своем холме?

— Я радовался, что наконец прибыл в Святую Землю, вот и все, — пожал плечами Ричард. Его подмывало развернуться и уйти.

— Вы вновь привезли сюда кощунственное знамя, — раздался голос за спиной. Оглянувшись, король Англии увидел знакомую личность, епископа Филиппа Бове.

— Приветствую вас, ваше преосвященство, — поклонился он. — Благословите.

— Благословляю, сын мой, — перекрестил Ричарда епископ. — Но заявляю при этом: ежели вы, ваше величество, явились сюда, чтобы сеять в рядах пилигримов разврат и пьянство, вам лучше сейчас же вернуться на Кипр. Говорят, вам там очень понравилось. Вы обзавелись женой и провели на острове язычников и схизматиков медовый месяц. Не так ли?

— Совершенно верно, ваше преосвященство, — кивнул Ричард.

— Кстати, — продолжал епископ, — вы помните о клятве, данной вами королю Франции, что всякая добыча этого похода будет разделена меж вами пополам? Вы собираетесь отдавать ему половину Кипра?

— Я завоевывал Кипр не для себя, а для короля Иерусалимского, — пробормотал Ричард несколько неуверенно.

— Зачем же вы в таком случае оставили там свою тень, тамплиера Робера де Шомона? — сурово спросил епископ.

— Хорошо, хорошо, мы обсудим это с Филиппом-Огюстом позже, — прокряхтел король Англии, чувствуя, как утреннее хорошее настроение растаяло без следа. — Уверяю вас, отец Филипп, — сделав над собой усилие, он, приложив руку к сердцу, поклонился епископу, — что я испытываю к вам несравненное уважение как к одному из тех, кто в первых рядах явился сюда, под стены Сен-Жан-д’Акра, и я обещаю, что никакого разврата и пьянства в моем лагере не будет.

— Эн Ришар уже переименовал Сен-Жан-д’Акр в Иерусалим-сюр-мер, — донес епископу Филипп-Август.

— Это ни к чему, — поморщился епископ. — Иерусалим должен быть один.

— Но ведь уже есть два, — сказал Ричард.

— Как? — выпучил глаза епископ.

— Земной и небесный, — ответил король Англии. — Почему бы не быть еще и морскому?

На сей раз епископ сморщился, но ничего не сказал.

— Мне хотелось бы осмотреть окрестности, — сказал Ричард, — хотя вы и говорите, что мне здесь уже нечего делать. Кстати, я тоже привез из Сицилии башню. Может быть, все же стоит и ее собрать и подкатить к стенам Сен-Жан-д’Акра? Эн Анри, вы не согласитесь прокатиться со мной?

Вновь переглянувшись с королем Франции, граф де Шампань согласился. Он и Ричард отправились на лошадях к крепости. Солнце пекло беспощадно, выпитое вчера и сегодня вино сочилось из Ричарда струями пота.

— Говорят, вы вчера были в ударе, эн Ришар? — неожиданно весьма дружелюбным тоном спросил Анри.

— Да, говорят, — буркнул Ричард.

— Напрасно вы не пришли на встречу, — сказал граф де Дрё. — Вас очень не хватало, эн Анри. Было так весело.

— Я слышал, вы вчера сочинили кансону, которую все вокруг уже знают наизусть и распевают как гимн всего похода, — еще более ласково заметил граф де Шампань. — Действительно, жаль, что я вчера не смог прийти поприветствовать вас.

— Зато сегодня, дорогой племянничек, ты весьма учтиво приветствовал меня, — хмуро сказал Ричард. — Что с тобой стряслось? Тебя запугал Филипп-Огюст? Может быть, он снюхался с ассасинами и пригрозил тебе смертью?

— Не сердитесь, эн Ришар, — взмолился граф Анри. — Они и впрямь заморочили мне голову.

— Кто — они?

— И Филипп-Огюст… он ведь тоже приходится мне дядей… А на его стороне и епископ Бове, и Конрад, и австрияк Леопольд. Да еще находится какой-то таинственно-всемогущий сенешаль де Жизор.

— Последнего, полагаю, ты испугался больше всех остальных?

— Как это ни покажется странным, да, — усмехнулся Анри. — Говорят, он любого способен сжить со свету и сам меняет великих магистров ордена тамплиеров.

— Ну, мы еще найдем на него управу, — хлопнул Ричард своего племянника, который, кстати, был на два года его старше, по плечу.

— Я не узнал тебя, эн Анри! Ты такой веселый, славный малый, а при Филу и Бове был какой-то сам не свой. Эта, что ли, Блошиная башня?

— Не Блошиная, а Мушиная, — рассмеялся Анри де Шампань. — Она самая.

— А откуда такое название?

— Не знаю. Видимо, часто вокруг нее валяются трупы, а где мертвяки, там и мухи. Эта Мушиная, а вот та — Проклятая. Самые две главные башни Сен-Жан-д’Акра… Иерусалима-сюр-мер то бишь. Мне понравилось это название, эн Ришар.

— То-то же. Будешь моим союзником?

— Буду, ваше величество. Дадите мне тоже четыре безанта в месяц жалованье?

— Конечно, дам, о чем речь! А что за слухи о добровольной сдаче крепости? Действительно Каракуш и Саладин хотят вести переговоры или это Филу на всякий случай придумал?

— Скажу честно, со стороны сарацин пока еще никаких знаков не поступало, но, судя по всему, они вот-вот поступят.

— Судя по тому, что сюда явился Ричард Львиное Сердце? — спросил с усмешкой летописец Амбруаз Санном.

— Ну и поэтому тоже, — рассмеялся граф Анри де Шампань.

— Я так и понял, когда только зашла речь о переговорах, — сказал Ричард. — Как тебе мой Фовель, эн Анри?

— Это конь? — спросил Анри.

— Конечно, конь, разве ты не видишь? — удивился король Англии.

— Не вижу, — пряча усмешку, отвечал граф Шампанский. — Если бы вы не сказали мне, эн Ришар, я никогда не подумал бы, что это конь. Мне казалось, вы скачете на пламени, принявшем образ коня. Боюсь даже спрашивать, сколько такое чудо может стоить.

— Спроси.

— И сколько?

— Ни единого сантима.

— Подарок?

— Подарок, только я не знаю, кто мне его подарил — человек или Бог. Вообрази, дружище, сей конь объявился утром после моей первой брачной ночи с Беренгарией на Кипре. И сколько я потом ни пытался выяснить, кто именно подвел его к нашему брачному ложу, это мне так и не удалось. Много бы я отдал лишь за то, чтобы посмотреть на человека, который способен сделать такой подарок и остаться неизвестным. Но скорее всего Фовель — дар небес.

— Только с вами, эн Ришар, могло произойти такое. Расскажи мне подобную историю кто-либо другой, я ни за что бы не поверил, а вам верю, потому что вокруг вас роятся чудеса.

— А вот мой летописец Амбруаз высказывает по поводу Фовеля опасения. Он как-то раз осторожно напомнил мне про Троянского коня.

— Что ж, — пожал плечами Анри ле Шампань, — всякое может быть, ведь не только чудеса, но и зависть ходит за вами по пятам. Если б вы знали, ваше величество, как вам все завидуют!

— Знаю.

— Нет, не знаете, — резко возразил Анри. — Только тот, кому хорошо известно чувство зависти, может понять и оценить то, как вам завидуют. И знаете, эн Ришар, что я недавно понял? Наш pax francorum[71], который смешно даже называть словом «рах», будет разрушен и уничтожен не Саладином и не каким-либо другим великим воином Востока. Он будет разрушен и уничтожен завистью, которая сейчас хуже чумы и арнолидии. Наш pax francorum гниет, и зависть — это его гной. Хлотарю, Сигиберту, Карлу Великому, Вильгельму Завоевателю никто не завидовал, ими восхищались, за ними покорно шли. А вот уже Годфруа Буйонскому завидовали, оттого он и прожил в три раза меньше, чем Шарлемань. Да что там Годфруа или вы, эн Ришар! Мне завидовали, когда я веселый и свежий явился сюда, под стены Сен-Жан-д’Акра, и выставил свои притязания на первенство. Знаете, люди какой разновидности будут в ближайшем будущем заправлять в нашем pax francorum?

— Жан де Жизор, — само собой сорвалось с уст Ричарда, потому что в это мгновенье он увидел сенешаля ордена тамплиеров.

Проезжая мимо короля Англии и его свиты в противоположном направлении, тот вежливо поклонился Ричарду, пряча усмешку в черные усы.

— Именно Жан де Жизор, — сказал Анри де Шампань. — Темно-серая лошадка, которая понимает, что не нужно скакать впереди всех, иначе кто-то, кто завидует ее хозяину, возьмет да отравит ее. Люди, подобные Жану де Жизору, добьются того, что на престолах будут сидеть угодные им ставленники, ничтожества, способные лишь послушно исполнять волю того, кто таится в их тени.

Стрела, выпущенная из крепости, вонзилась в пыльную землю в локте от копыта Фовеля.

— Это из Проклятой, — сказал Анри. — Надо держаться подальше от башен и стен, от них разит смертью.

Миновав смертоносную Проклятую башню, Ричард и его спутники вскоре выехали к берегу Акконского залива. Сама крепость располагалась на полуострове, разделяющем море и залив, и имела вид треугольника, северо-восточная сторона которого, укрепленная Мушиной и Проклятой башнями — Турдемуш и Турмоди, — являлась самой неприступной, под ее стенами и располагался великий стан крестоносцев; северо-западная и южная стороны очерчивались берегами полуострова, и под ними лежали многочисленные пристани, в том числе и главная — пристань Маркграфа, названная в честь отстроившего ее маркграфа Конрада Монферратского. К востоку от полуострова в залив вливалась река Бел, ее крестоносцы тоже переименовали, назвав рекой Бесславья — Анфами. За нею раскинулся стан Саладина, не такой огромный, как у крестоносцев, но не менее грозный. За рекой Анфами для армии пилигримов не было славы.