Юзеф Крашевский - Кунигас
И снова немцы стали пускать огненные стрелы. Они падали среди строений, но никто не обращал на них внимания.
Несколько стрел, пущенных особенно метко, увязли в стенах вышки; и не успели Вижунас и Маргер оглянуться, как стены запылали. Сначала робко скользили вдоль них одинокие огоньки и, казалось, гасли, забираясь в щели; потом вспыхивали ярче…
Ночь бледнела, наступал день, и вместо пламени виднелся только дым. Вышка стояла так же, как накануне, но внутри ее шипело, искрилось и трещало пламя.
Крестоносцы штурмовали.
Вторая изгородь была и выше, и крепче, но и она уже дрожала от ударов топора и начинала разгораться. Литовцы лили воду везде, где слышали шипение огня; забрасывали осаждавших последними запасами выдранных из-под построек камней. Скидывали на головы нападавших тела убитых, когда уж больше было нечего бросать.
Боевые клики, вместо того чтобы ослабевать, росли и ширились, свирепея с минуты на минуту. По временам, прислушиваясь к ним, маршал содрогался: столько было в них угрозы и смертельного, пронизывающего до костей ужаса. Люди, певшие такую песнь, не могли ни сдаться, ни быть взяты живьем. У немцев, карабкавшихся на заборы, переставало иной раз биться сердце: от этих криков веяло на них отчаянием и тревогой. Но стыдно было отступить; место отбитых занимали свежие войска.
Целый день не прекращался бой.
Вышка вся стояла в пламени, до самой крыши. Огонь набросил на нее пурпуровую мантию, и она долго стояла нерушимая, сверкающая, страшная… потом сразу рухнула с ужасным грохотом. Заклубился дым, и во все стороны посыпались фонтаны искр. Осажденные приветствовали ее падение немолчным криком…
Вижунас оглянулся.
— Не будет недостатка в головнях, чтобы поджечь костер, — сказал он.
Вижунас не заметил, что от искр костер сам собой уж начал загораться.
Маргер бился. И пот, и кровь текли по его лицу, сбегая струйками по белой груди. Он зорко приглядывался ко всему с высокого обрубка, на который взгромоздился, и думал: «Не пора ли прекратить борьбу и начать взаимоистребление?»
С высоты небес, с любопытством смотрели на битву звезды. Там также царило возбуждение: послов ли слали вниз на землю к людям боги Литвы? Или, быть может, метали огненные стрелы? Но с темного свода то и дело срывались звезды, чертя по небу искристые пути…
Вижунас прошептал:
— Души отцов нисходят на землю за нами!.. Пора нам к ним!..
Начало светать…
Вторая ограда готова была рухнуть. Люди выбивались из сил; грудами лежали трупы… Женщины, в ожидании смерти, сидели вокруг костра и пели погребальную песнь. А костер, точно послушный воле богов, стал медленно гореть.
Утренняя звезда, как алмаз, засветилась на небе… Вижунас и Маргер переглянулись.
Рубившиеся по знаку отошли от стен и спокойно приблизились к костру. Впереди их шел Вижунас, последним Маргер. А женщины продолжали петь.
Началось то, чего не видел свет, и никогда, быть может, не увидит вновь…
Братья обнимались и целовались, потом один обнажал грудь, другой пронизывал ее мечом… Отцы, плача, избивали детей и бросали трупы их в огонь. Мужья убивали жен, отвечавших им объятиями на предсмертное лобзание… И не было ни стона, ни крика, ни рыданий…
Трупы широкой полосою устлали землю вокруг костра. Маргер с мечом в руке стоял и ждал. Глазами он искал Банюту.
Она сидела на пороге подвального жилья и целовала меч, а из глаз ее струились слезы. Она ждала.
— Он клялся солнцем и луною и сдержит клятву…
Вижунас прислушивался к шуму за оградой.
— Торопитесь, — закричал он, — торопитесь, если не хотите погибнуть от их мечей!.. Заборы подаются… они скоро ворвутся к нам: пусть не найдут живой души…
Все, еще державшиеся на ногах, бросали в пламя свое имущество, останки близких, подставляя под мечи кто грудь, кто спину-Безумие охватывало переживших. Окровавленные, они сами бросались грудью на мечи и умирали…
Реда поцеловала сына в лоб: некому было нанести ей последний удар…
У Вижунаса дрогнула рука…
— Не могу, — сказал он.
Тогда Реда надвинула на лоб белую повязку и смело вошла в огонь… Пламя охватило ее, она села на пылающие угли, и раскаленные соломки рухнули под ее тяжестью…
А сзади все громче и громче раздавалась песнь крестоносцев… В живых остались только Маргер и Вижунас… Вокруг костра стояла огромная лужа крови, медленно просачивавшейся в песок.
Старик поклонился своему господину в пояс: пришел его черед. Кунигас должен был пережить всех и сам наложить на себя руки. Но у Маргера дрогнула рука, и он не дерзнул коснуться седины…
Тогда Вижунас воткнул меч в землю, оперся грудью о клинок и упал вперед всей тяжестью тела…
А где была Банюта?
Вот она привстала, и ее белая сорочка блеснула в темноте подвала.
Она протянула руки Маргеру.
— Нас только двое, — воскликнула она, — приди ко мне.
Маргер оглянулся на ограду… как будто ему было жаль расстаться с жизнью, хотелось бы продлить ее хотя на миг.
Он шел через кровь и трупы, ноги его тонули в ней и ступали по телам, застывшим в немом оцепенении.
— Банюта, — воскликнул он дрожащим голосом, — их еще нет!
Он приблизился. Она обняла его обеими руками и опустила ему голову на грудь.
— Смотри, — сказала, — вот я наточила меч… Ты клялся!
Маргер слушал.
Костер горел, треща и завывая, а за стеной ревели немцы, карабкаясь на тыны, приставляя лестницы…
Было еще время на одно объятие, но для разговоров было уже слишком поздно…
Глаза Маргера неотступно смотрели в сторону, откуда можно было ждать крыжаков… С грохотом упали огромные ворота, и на двор ворвались белые плащи и впереди всех брат Бернард… Кто знает, не мечтал ли он спасти питомца?
Банюта, повисшая на шее Маргера, обнажила белую грудь…
— Любимый мой, пора!..
Еще минута, и добровольная жертва должна была свершиться…
Маргер уже занес свой меч, когда вдруг в тылу крыжаков раздался небывалый вопль: зазвучали боевые сурмы, грозные, голосистые сурмы литовских полчищ, и высоко взвились к небу боевые клики: «Смерть крыжакам!»
В одно мгновение убрались со двора белые плащи, а стальные шлемы исчезли с частоколов и заборов… Самонадеянные крестоносцы, застигнутые врасплох, потеряли голову и в переполохе валились вместе с лестницами. Торопливо собирались они на зов вождей посреди полянки между Пилленами и лесом, на которую, как муравьи, сыпались со всех сторон несметные толпы грозных полчищ.
Закипела битва, недолгая, кровопролитная. Еще раз смешалась кровь крыжацкая с литовской, окрасив темною струею воды Немана. Как подсеченные сосны, падали один за другим вожди и рыцари. Некоторые, спасаясь бегством, тонули в пучинах Немана или погибали от меча Маргера, который, выбежав из замка, с дикой яростью набросился на крестоносцев.
И вот, теми же воротами, через которые недавно вторглись орденские рыцари, теперь входили литовские дружины.
Навстречу им клубился дым жертвенного костра, а поперек пути лежали груды трупов отважных защитников твердыни.
На пепелище они застали только одну живую душу: Банюту!.. Протягивая руки, бежала она с блестящими глазами навстречу победителям и мужу…
Пиллены, хотя в развалинах, в крови, безлюдные, все же уцелели, благодаря нежданной помощи со стороны Гедимина.
Юный кунигас с отважною Банютой, созвав окрестный люд, живо взялся за работу. И не прошло месяца, как над берегами Немана опять высилась литовская твердыня, такая же неприступная, как раньше, так же грозно стоявшая на страже земли Литовской против подавляющей мощи крестоносных полчищ.
Примечания
1
Многое для нас сокровенно.
2
Свальгоны и вуршайты — непосвященные помощники жреческого класса вейдалотов; нищенствовавшие паразиты, занимавшиеся ворожбой, гаданьем и знахарством.
3
Пултоны и вейоны (вейдавуты) — кудесники, волхвы.
4
Канну-раутицы, или раганы — лятовицы, ведьмы, слетавшиеся на гору Шатри в Иванову ночь.
5
Ведун, ведьмак, знахарь.
6
Анафиелас — гора вечности, на которую должны взбираться души умерших, для чего им необходимо иметь острые ногти, когти, животных, оружие, слуг и пр.
7
Правый приток Вислы, спадающий в Фришгаф.
8
Подколенник с перильцами для облокачивания, называемый французами «prie-dieu».
9
Венецианским.
10
"Гладкая доска», с которой стерто все, написанное раньше («стереть с лица земли»).