Крымский цугцванг 1 (СИ) - Леккор Михаил
Как быть?
Собравшийся в половину одиннадцатого вечерашнего вечера Совет Безопасности России проходил очень бурно. Первая реакция — отвергнуть все наглые требования, кое-как была отвергнута. Было решено, что ультиматум, а по-другому его не назовешь, должен стать основой для дальнейшего переговорного процесса. Одновременно надо было остановить грузин, остатки войск которых вели себя совсем уж нагло, пользуясь поддержкой НАТО, сохранить авиационный зонтик, разобраться с положением на Черном море, где НАТО имело абсолютный перевес в кораблях и морской авиации.
Армия по всей стране должна быть приведена в полную боевую готовность. За сутки надо было провести частичную мобилизацию и хоть как-то наладить экономику предвоенного состояния.
Сталину при всем том напряжении и в международной обстановке, и в положении в стране было легче. Тоталитарное государство многие годы готовилось к войне. А как быть современной России с полурыночной, полусоветской экономикой, с урезанными ресурсами, с почти отсутствующей идеологией, с расколотым обществом и не до конца реформированной армией?
Хотя армия не была готова к войне и у Сталина. У русских всегда так — как война, так к ней не готовы.
Но главное — готовы ли вы г. президент, г. министр обороны, г. г. генералы к кошмарным потерям, которые обязательно будут в современной войне с огромным количеством высокоэффективного оружия?
Устало обведя взглядом членов СБ, Мануйлов приказал министру обороны и председателю ФСБ дать ему прогноз возможных потерь Российской армии и прогноз развития военных действий. И распустил Совет.
В итоге в Северной и Южной Осетии войска находились в полной боевой готовности, то есть сидели в окопах и капонирах. Авиация с обеих сторон ожидала на аэродромах в готовности № 1, ожидая вылета противника.
Российские войска были готовы к любой войне, хотя ни о каком дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Войска НАТО, придя в себя, были готовы вступить в бой в любой момент.
Но самое нехорошее, продолжалось дипломатическое давление. Запад уже открыто, по каналам СМИ, угрожал напасть всеми армиями государств НАТО. А Россия оставалась, как всегда, одна. Правда, Китай оказывал моральную поддержку, но и только.
Ларионов завершил свой рассказ, закурил, чем несказанно удивил Романова и испытывающе посмотрел на собеседника.
— Наверное, Дмитрий Сергеевич, вы гадаете, почему я вам об этом самолично так подробно рассказываю, когда мог бы просто предложить прочитать несколько записок аналитического отдела министерства о событиях последних дней. Объясню. На днях вы займете кресло министра иностранных дел Российской Федерации. С чем я вас и поздравляю.
Зря Романов цинично думал, что ни женщины, ни жизнь уже не смогут продемонстрировать ему что-то новое. Оказалось, еще как могут! Он был так ошеломлен, что даже не возразил Ларионову.
Прошло несколько минут молчания. В оцепенении он отпил остывший и теперь уже совершенно невкусный чай.
— Но я не собирался быть министром, — ляпнул он, словно могло быть иначе, и он мечтал и видел себя на месте Ларионова.
Уходящий министр понял его правильно.
— Видите ли, Дмитрий Сергеевич, — непривычно мягко для него заговорил он, — я не буду касаться таких тем, как «России необходимо» или «Родина от вас ждет». Знаю, высокий штиль вам как красная тряпка для быка. Поэтому от красноречия перейду сразу к практическим моментам. Я в мире известен как сторонник жесткой линии по отношении к странам Запада. В текущих условиях такой министр должен уйти в отставку. Сегодня мы разговаривали об этом с президентом. Мнения у нас с Анатолием Георгиевичем совпадают. Я не буду касаться таких аспектов, как мои переживания, поскольку любой уход это поражение.
Но в данном случае это объективная реальность и она даже не обсуждается. Президент уже пообещал приискать мне теплое местечко в каком-нибудь другом министерстве или в своей администрации.
Главное сейчас — КТО будет моим преемником. Это должен быть: а/ сторонник западной цивилизации б/ мой, а лучше правительственный оппонент, критикующий жесткий антизападный курс прежнего министра и в/ с мягкими политическими взглядами, готовый на уступки. А уступки будут нужны, тут никуда не денешься. Другое дело, удастся ли остановить их на уровне моральной пощечины с нашими извинениями или придется отрезать от себя кусок мяса.
Ларионов позволил себя улыбнуться и похлопать по колену Романова. Лучше бы он этого не делал — имеется в виду не хлопанье, а улыбка. Получился какой-то оскал мертвеца. Романова аж передернуло. Именно эта гримаса заставила его заткнуться и молча согласиться с Ларионовым. Человек наступил на горло своей песни ради абстрактного «Родина требует». У него уже был один инсульт… так недолго и до второго.
Как Дмитрий Сергеевич не был до глубины костей циником, но он понимал, что Россия все-таки есть и бывают моменты, когда защищать надо не конкретного президента, а ее. И пусть знамя — это всего лишь разукрашенная тряпка, но в бой идут именно за ним. И умирают тоже. Благо от него не требовалось, как от солдат под Джавой, гибнуть во имя страны. Всего лишь устраивать торги и откупаться.
Алексей Антонович оценивающе глянул на него, понял, что Романов дожат. Он вытащил из кармана фон, соединился.
— Да, — коротко сказал он. — Прямо сейчас. Да, я понимаю, время не ждет. Американский посол ждет дальнейшего разъяснения нашей позиции уже сегодня после 16.00 по московскому времени.
Он убрал фон.
— Нас с вами ждет президент.
Романов удивился спешке.
— Вы же знаток дипломатии, — укоризненно сказал Ларионов, — должны понимать, что сейчас каждая секунда на счету. Слышали, что я говорил?
— Да, но я хотя бы костюм приодел какой. А то так…
Романов был в том выходном костюме, который обычно носят гостиничном номере, когда не собираются никуда выходить, окромя ресторана и в соседний номер к знакомой. Он же не виноват, что его в таком виде вынесли спецслужбы из квартиры Маши и так выслали в Россию. И все это было мято — перемято и испачкано.
— Ничего, — заторопил его Ларионов. Чувствовалось, что он уже примеряет на себя мундир отставника. И ему не терпится сбросить с себя тягомотину министерского поста и хотя бы нормально выспаться. — Визит неофициальный. Да и не будет Мануйлов обращать внимание на такие пустяки. Война на носу, а вы фрак забыл заказать у Версачи. Стыдно, право слово. Будто он не знает оттуда вы и что с вами было. Мне ФСБ не все докладывает, а ему сами понимаете. Как выдумаете, ФСБ не знало о случившемся с вами?
Под давлением Ларионова еще не пришедший в себя Романов отправился за ним. В самом деле, пора уже завершать эту канитель и стать из кандидатов министром. Он, правда, не очень был знаком с обязанностями современного министра, но надеялся, что они сильно не изменились по сравнению с XIX — XX веками. А уж их-то он представлял буквально в мелочах.
Президент принял их сразу. Точнее сказать, они просто прошли через приемную, поздоровавшись с несколькими сотрудниками аппарата президента.
Мануйлов был в парадном кабинете, знакомом миллионам россиян уже не одно десятилетие по телевизионным новостям.
Он деловито пожал обоим руки и пригласил сесть.
— Как здоровье, Алексей Антонович, — начал он непривычно. — Давление не беспокоит?
Романов мог бы удивиться, если бы не знал об инсульте.
— Да ничего, знаете, — застеснялся Ларионов, — для здоровья ничего страшного.
— Да? — вполне натурально удивился Мануйлов, — а мне врачи говорят другое. Давление сто пятьдесят на сто тридцать. И это несмотря на то, что лекарства вы пьете горстями.
— Да мало ли что они говорят, — начал сердится Ларионов. Явно было, что разговор о здоровье его стесняет.
Но Мануйлов был не таким человеком, которого можно было смутить сердитым тоном.
— В общем так, Алексей Антонович. Наша с вами договоренность по поводу вашей дальнейшей работы остается в силе. Но перед этим я прописываю вам две недели курортного режима с интенсивным лечением. Нельзя иметь такое давление, особенно в вашем положении.
