В ожидании весны - Ованес Азнаурян
Вообще, он не понимал, в чем дело. Взъелся на жену, рыжую и голубоглазую Тагуи, которую на самом деле любил (еще тогда все же любил), стал невнимателен к сыну-калеке и в результате – почти перестал ночевать дома и все чаще думал о том, что жизнь, наверное, так и пойдет до конца – неинтересно. Почему-то всю жизнь ждешь, ждешь чего-то, но со временем понимаешь, что бессмысленно было ждать, думал он, и терзал себя попытками выжать из себя шедевр. Но шедевр не рождался, и уже понятно было, что нужно помереть. Однако помирать, видимо, не хотелось, и поэтому появилась репутация. Женщины. Очень много женщин.
Было уже лето. Не это, то, другое лето, что было после апреля. С самого утра ничего не хотелось делать из-за жары, обрушившейся на Ереван. В тот день Лилит должна была прийти к нему в берлогу, как он ее называл, – однокомнатную квартиру, которую он снимал недалеко от Площади, на Тиграна Меца. Но Лилит опаздывала. Ваге уже начинал беспокоиться. Выключил свой Pentium II (казалось, от компьютера становится еще жарче), стал ходить из угла в угол, то и дело подходил к окну, смотрел на улицу, машины, людей. Видел, как полуденная усталость, исходящая от машин, людей, даже деревьев и стен зданий, поднимается все выше и выше и застилает собой небо. И от этой жары нельзя было убежать. Жара была со всех сторон, как в котле с кипятком, и люди лишь чувствовали, как плавится под ногами асфальт.
Տէր, ողորմեա՛.
И вдруг!
– Вы меня ждали?
Лилит светилась каким-то особым светом. Казалась красивее, хотя это и было невозможно. Весела, насмешлива, иронична и в то же самое время очень нежна. Так нежна, как никогда раньше или позже не была…
– Вы меня ждали? – снова спросила она.
– Почему ты опоздала? – спросил Ваге Саакян.
– Покупала вам подарок.
– Какой? Зачем? Мне ненужны подарки.
– А вы откройте, – сказала Лилит и отдала ему продолговатую коробочку, завернутую в кальку, с бумажным бантиком.
Это был паркер с «золотым» пером.
– Но это же очень дорого!
– Вовсе нет! И потом мне некуда тратить деньги, которые я получаю на работе… – И не удержалась, добавила: – В отличие от вас.
– Но у меня же не день рождения!
– Вы глупый, хоть и писатель. Разве для того, чтоб делать подарок, нужен повод? Этой ручкой необязательно писать. Просто держите ее при себе. Достанете ее из кармана, меня вспомните, когда меня уже не будет.
– Но я же не смогу тебе сделать такой же подарок. Он дорогой.
– Такой – нет. Но другой – да.
– Какой именно?
– У меня мечта. Погулять с вами по городу. Или вы меня стесняетесь?
– Нет, что ты!
Лилит приготовила кофе, они выпили и вышли погулять по городу, несмотря на жару. Несмотря на его многочисленных знакомых, которые останавливали их, здоровались, улыбались…
– А вы действительно меня любите?
– Конечно! Конечно! – заволновался пятидесятилетний Ваге Саакян. – А ты? Скажи, ты меня любишь?
– Я не люблю вас, – ответила Лилит, как и всегда отвечала. – Мне нельзя вас любить. Вы женаты. Вы разве забыли? – Потом вдруг расплакалась, прямо на улице. – Почему любовь всегда невозможна? – А потом, так же как и всегда неожиданно, рассмеялась: – Я заколдовала вас. И я всегда буду вас преследовать. Вам все время будет казаться, что я иду за вами, но вам нельзя будет повернуться и посмотреть. Но если вы все же повернетесь, вы не сможете меня увидеть. Я буду призраком.
Они гуляли по Еревану в первый и последний раз, и, когда вернулись в его однокомнатную квартиру, она сказала:
– Спасибо за подарок!
И они в тот день «делали секс» с особой нежностью.
А потом главный редактор журнала Сурен Багдасар сказал Ваге Саакяну, что нужно написать большую статью о Гранте для журнала. И добавил:
– Ты ведь все-таки получаешь зарплату. Ты, надеюсь, это не забыл?
– Но как же, друг? Ты же знаешь, что я пишу книгу! Наконец-то пишу! У меня наконец-то стало получаться после большого перерыва, – ответил, задыхаясь от злости, Ваге Саакян.
Сурен Багдасар холодно усмехнулся:
– Ты думаешь, твоя книга меня теперь интересует? Так знай: нет! Я не намерен платить тебе зарплату только потому, что ты ебешь мою молоденькую секретаршу!
И Ваге Саакян ушел, заявив, что больше не будет работать на журнал. А Сурен Багдасар, вытирая окровавленный нос, кричал ему вслед, что упрячет Ваге в тюрьму.
Через два дня с Ваге Саакяном случился первый инфаркт, и с Лилит они встретились лишь два месяца спустя.
– Знаешь, о чем я подумал? Что я вот так могу неожиданно умереть, и ты о моей смерти узнаешь из газет или в редакции.
– Вы говорите глупости! И еще я считаю, что нам надо расстаться. И это я не хочу жить. А вы должны!
И опять было лето. Все время лето, и время, казалось, остановилось в этом лете, этим летом, тем летом и другим летом тоже. И они продолжали встречаться.
27
– А это что за старики? Это в Цицернакаберде[72]! Интересная фотография… – сказала Лилит однажды, когда рассматривала альбом его фотографий.
– Хорошо получилось, правда? Большой старик стоит, держа в одной руке зонт, а другой рукой полуобнимая, поддерживает маленького, худого старика. И оба смотрят на Вечный огонь… В прошлом году приезжала делегация на Конференцию. Иностранных писателей. Так вот. Эти двое попросили меня отвезти их в Цицернакаберд. В Музей Геноцида армян, к Вечному огню, и все такое… Вот этого маленького, худенького старика видишь? Это Аарон Розенталь. Я с ним познакомился еще в Вашингтоне. Помню, тогда нас, всех приглашенных повезли в Музей Холокоста. Я поехал со всеми, но в Музей не зашел. Аарон Розенталь – профессор университета – был очень удивлен этому. Я объяснил, что мне будет тяжело, что я не хочу, и действительно остался стоять у автобуса.
«Не понимаю», – сказал Аарон Розенталь и, качая головой, зашаркал тоненькими нетвердыми ножками к входу в Музей… И вот в прошлом году, осенью была Конференция филологов и писателей у нас. И Аарон Розенталь и Герхард фон Мецц – второй старик, высокий, крепкий – попросились опять в Музей Геноцида армян, хоть они там уже побывали накануне…
– Эту фотографию делали вы? – спросила Лилит.
– Да. В тот день все
