Я знаю точно: не было войны (СИ) - Тарханов Влад
А там все уже было готово. Невесту в белом платье с едва заметным голубеньким горошком и жениха уже ждали родные и друзья. На улице стояла Хупа — что-то вроде беседки о четырех столбах с помостом. Хупа — это образ нового дома, новой жизни, которую начинают молодые. На самом деле она представляла собой эти самые столбы, украшенные просто белой тканью и покрытый сверху той же тканью. Что-то вроде балдахина. Правда, Эвочка тут постаралась — она украсила ткань ленточками самых разных цветов, но подобрала ленты так, что смотрелись они самым нарядным образом. Раввин, старый Ицык, ждал молодых уже под хупой. Абрахам и Лейза стояли там же. Равви выглядел уставшим, но глаза были радостными. Новая еврейская семья, что может быть лучше? Он знал, что молодые не хотели такой свадьбы, а настаивали на скромной росписи в ЗАГСе и семейном ужине, но Абрахам настоял на своем. Ему перед соседями было бы стыдно. Знал равви, что Арончик Кац наотрез отказался от Уфруфа (церемония, когда жених во время службы в синагоге объявляет о предстоящей свадьбе), вместо Арончика что-то вроде Уфруфа произнес сам Абрахам. Но что делать? Молодежь все больше отходит от Веры, все больше занимается только собой, забывает читать Тору, они читают Маркса, это тоже еврей, но лучше бы читали Тору. Вообще-то Абрахам Гольдберг человек уважаемый, кто знает, если бы не был он из колена Давида, так быть бы ему раввином. Как такому отказать? И Ицык тяжело вздохнул. Да, церемония пройдет не совсем по правилам, вот и брачного контракта подписывать не будут, кетуба почти всеми забыта, а зря. Это древний обычай, его надо сохранять. Молодые, смущенные, но светившиеся от счастья, подошли и, наконец-то встали под хупу. А еще они выглядели голодными. Конечно, обычай говорит молодым воздерживаться от еды, они и воздерживались. Но если Арончик перенес это более-менее спокойно, то Монечка чувствовала себя подавленной и очень-очень голодной. Увидев радостные лица родителей, сестер и друзей, соседей, которые сошлись посмотреть на хупу (точно так же называют и саму свадебную церемонию под балдахином) и Монечка тут же забыла о голоде, она была счастлива, и это было замечательно! Жених стал около Абрахама, а Монечка обошла его семь раз, как положено обычаем, под одобрительные взгляды раввина и собравшихся. Число семь особо почитаемо в еврейской традиции. И вот настало время Ицыка. Он подозвал молодых к себе, в руках раввин держит бокал вина из простого стекла — бокалу предстоит быть разбитым. Над бокалом он благословляет молодых, говорит недолго, негромко, но каждое слово падает в благословенную тишину, которая воцарилась на улице. И только голоса городских птиц, наблюдающих с соседних деревьев за церемонией, тонко подчеркивали торжественность момента. Вот жених и невеста отпили из бокала — вино, в меру сладкое, красное, как кровь было единственным глотком пищи за сегодня. Мгновение — и бокал полетел на землю, а Арончик стал усердно давить его правой ногой. Что же — все сделано по закону. Наступило время семи благословений. Их произнес раввин, добавив от себя несколько слов в конце, напоминая, что молодежь должна чтить традиции и не забывать Тору. А потом пришло время для бедекена — Арончик накрыл невесту белым покрывалом, и они ушли в дом, там мама приготовила для них немного еды — подкрепиться, пока будет готов стол и гости рассядутся по своим местам. Сама церемония — хупа на этом закончилась. Гости, а приехали родственники Абрахама и из Яруги, и из Ямполя, и даже дядя Хаим из самого Бердичева! Не было двух старших братьев Абрахама, которые в первый год революции были вынуждены бежать заграницу. Они работали в Жмеринке, в депо, поддерживали революцию, и им пришлось спасаться, когда в город вступили петлюровские войска. Оба они перебрались в Бразилию, откуда не так давно прислали письмо, сообщив, что у них всё в порядке. Абрахам какое-то время писал им, но потом это стало слишком опасно. А так хотелось рассказать об этой свадьбе, поделиться радостью с близкими людьми! Пришли друзья невесты, учителя, конечно же, были и соседи — вся их небольшая улочка в полном составе. Главное — было чем людей угостить! Уж мама Лейза постаралась. Да, она приготовила не так много блюд, но всего было много и все было такое вкусное — пальчики оближешь! А вино из Яруги! Дядя Иссак постарался — он выкопал бочонок самого лучшего вина, наверное, пятнадцатилетней выдержки, и оно было таким ароматным, что удержаться от того, чтобы и выпить еще один бокальчик просто не было сил. Все соседи еще долго вспоминали эту свадьбу и говорили, что вкуснее и веселее свадьбы не было!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Зачем описывать еврейское застолье? Чем оно отличается от любого другого свадебного застолья? Ты был на одной еврейской свадьбе, так ты видел все их вместе взятые. Так нет же, застолье было обычным, гости даже танцевали — это скрипач Сруля Райхман пришел на праздник со своим инструментом, как он не мог порадовать молодых и гостей? Он и старался, и было хорошо! Как же было хорошо! Особенно Арочнику и Монечке…
Нет, вы поймите меня правильно, не обошлось без каких-то досадных мелочей, но это все были всего лишь досадные мелочи. Ну и что с того, что молоденький Зорик Кац не рассчитал свое общение со спиртным, пока его мама Пэся о чем-то спорила с соседкой тетей Дорой, а Сашик Вайншток чуть-чуть подрался с Мосей Шнеерзоном? Ну, эти две семьи хоть живут через забор, а друг друга не переносят, так это дело обычное — даже синяков не успели наставить — только схватились за грудки, как Абрахам их тут же развел по углам ринга, да так, что они чуть носом землю не рыли. Абрахама был сильным, и его уважали, но не только за физическую мощь. Больше никто ничего лишнего, кроме веселья не позволил! И долго-долго говорили соседи, что более вкусной и веселой свадьбы на нашей улице не было!
Ребекка смотрела на свадьбу чуть-чуть отрешенно. Она за сегодня набегалась и устала. И не выспалась — еще вчера было надо столько сделать! А что за сегодня говорить! Она искренне радовалась за сестру, но все-таки ее больше волновала сегодняшняя встреча — она столкнулась около базара с Валиком Куняевым. Тот только приехал откуда-то из командировки. Он попросил ее о свидании, хотел сегодня поговорить о чем-то важном. Услышав о свадьбе Мони смутился, неужели не знал? И они договорились встретиться завтра, в шесть часов вечера, на набережной. Интересно, о чем это он хочет со мной поговорить? — пришла в голову Ребекки неожиданная глупая мысль.
Глава тридцать пятая. Два свидания
Глава тридцать пятая
Два свидания
«Почему мне так не везет на свидания?» — отрешенно дума Ребекка, глядя в окно вагона. Поезд медленно тащился до станции Жмеринка, а там надо было пересесть на еще один — уже до Винницы. Разница между прибытием и отправлением была небольшая — сорок минут, а еще надо было сориентироваться в толчее жмеринского вокзала, перебраться точно на нужный перрон, найти свой поезд. Ребекка ехала сдавать документы в Винницкий пединститут на заочное отделение. Она так и не закончила Одесский университет, и теперь, чтобы получить диплом учителя, должна была сдать документы на заочное отделение Винницкого пединститута. Винницкого — потому что он был ближе всех. Набор на заочное отделение был позже, но Ребекка не поступала на первый курс, а хотела восстановиться или перевестись на третий. Она звонила в приемную комиссию и ее попросили приехать с документами уже сейчас, чтобы решить ее вопрос оперативно.
«Почему мне так не везет на свидания?» — эта мысль все так же долбит голову, и только медленно проплывающие пейзажи за окном немного отвлекают ее от грустных мыслей. Показался дом обходчика, и седоусый мужчина в форменной тужурке стоит с сигнальным флажком на переезде, а стадо гусей купается в большой луже. И все равно в голове продолжает стучать все тот же вопрос. И Ребекка задумывается, вспоминая произошедшее с ней за эти дни.
Началось все с того, что Валик на свидание, почти по привычке, опоздал. Знал ведь, что Рива ценит именно пунктуальность в мужчинах, а все равно ей пришлось ждать его, как форменной дуре, почти полчаса. Хорошо что погода была великолепной. Что может быть лучше прохладного майского вечера, когда летний зной не пришел, а намечающаяся жара вымывалась частыми дождями? Могилевская набережная была усажена тополями и каштанами. Молодая листва чуть слышно шелестела от слабенького ветерка, идущего от реки, каштановые свечи догорали, влюбленные парочки прятались в густой тени почему-то именно каштанов, в густой кроне которых к вечеру смолк гул диких пчел. А его все не было и не было! Ребекка окончательно почувствовала себя абсолютной дурой и неудачницей. Она собиралась уже развернуться и идти домой, вот только тогда он и появился. Валик был каким-то растрепанным и несобранным, он поздоровался каким-то сдавленным голосом, и вот тут его нерешительность начала Ребекку здорово раздражать. Нет, сам по себе Валентин Куняев был парнем не робкого десятка, смелым, мог взять ответственность на себя, его стали продвигать по комсомольской линии, уже рекомендовали в партию. А вот с женщинами… нет, а вот с Ребеккой он совершенно терялся, переставал быть похожим на себя и не мог выдавить и двух десятков слов. Он пришел с букетом полевых цветов, которые, несомненно, сам и собрал. Они уже не раз прошлись по набережной, всматриваясь в быстрые воды Днестра, а Валик все только вздыхал и пытался вымучить из себя что-то вразумительное. Казалось, что этой пытке не будет конца. Наконец Валик сподобился на более-менее вразумительную фразу: