Иван Вазов - Под игом
— Этого безбожника-консула нельзя ни поймать, ни узнать, — сказал один из присутствующих.
— Ему какой-то дьявол помогает: то он учитель, то поп, то крестьянин, то турок; меняется в мгновение ока, — из молодого парня оборачивается в старика. Сейчас он безбородый, волосы черные, а немного погодя — глядишь, уже русый, с длинными усами. Поди поймай его! Ахмед-ага мне говорил, что как-то раз его выследили неподалеку от Текийского леса. Погнались за ним, — он тогда был переодет крестьянином, — и вдруг погоня видит перед собой ворона, а крестьянина и след простыл… Стали стрелять, но птица как сквозь землю провалилась, только и слышно было ее карканье…
— Басни, — заметил кто-то недоверчиво.
— Все равно от нас не уйдет, рано или поздно попадется, только бы напасть на его логово, — проговорил другой.
— Я же вам говорю, что этого негодяя нельзя поймать, — возразил первый. — Он и не прячется, да разве его узнаешь?.. Может, он и сейчас сидит здесь, среди нас, в кофейне, а нам и невдомек.
Все посетители невольно подняли глаза и переглянулись. Несколько взглядов с любопытством остановились на Огнянове.
Он теперь допивал третью чашку, по-прежнему шумно глотая кофе и беспрестанно выпуская изо рта клубы дыма, которые окутали все его лицо, но почувствовал, что все на него смотрят, и по его вискам покатились капли пота. С трудом выдерживая напряжение, он только ждал подходящего момента, чтобы уйти из кофейни и свободно вздохнуть на свежем воздухе.
— Если не тайна, куда держишь путь? — спросил его кто-то.
— На Клисуру, по воле аллаха, — спокойно ответил Огнянов, развязывая длинный измятый кошелек, чтобы заплатить за кофе.
— В такую метель?.. Лучше переночуй здесь, все равно завтра успеешь на базар.
— Путнику путь, что лягушке лужа, — возразил Огнянов, усмехаясь.
— Что ты нам бабушкины сказки рассказываешь, Рахман-ага? — проговорил кто-то. — Твой гяур не дьявол и не ворон, а бунтовщик, такой же, как все бунтовщики.
— А вот ты попробуй поймай его!
— Поймаем… уже напали на след.
— Только попадись он нам в руки! — крикнули несколько человек, кровожадно озираясь по сторонам.
— Даю голову на отсечение, что не сегодня, так завтра Бойчо-бунтовщик будет пойман.
— А где его ищут, этого пса?
— Он скрывался у гяуров в какой-то среднегорской деревне, — нашел себе тепленькое местечко. Вчера туда отправились полицейские; одни пошли через деревню Баня; другие — через Абрашларские луга… Загоним зверя!
— И ты туда?
— Туда! Соберемся в Веригове и оттуда начнем.
Человек, сказавший эти слова, сидел в углу, и Огнянов только теперь рассмотрел, что это полицейский. Итак, останься он хоть на один день в Веригове, ему угрожала бы гибель, и эта новость взволновала его. Никто больше не смотрел на него с подозрением, но в этой кофейне ему стало душно… Сделав общий поклон, он вышел.
Снова очутившись на свободе, на свежем воздухе, под снежным небом, он вздохнул полной грудью и вскочил на коня.
После трехчасового пути всадник, весь в снегу, остановился у Карнарского постоялого двора.
XXX. Общительный знакомый
Кариарский постоялый двор стоит высоко в горах на Троянском перевале[75]. Здесь путники отдыхают, закусывают, отогреваются и с новым запасом сил начинают подъем на Стара-планину. Но каждую зиму на одну или две недели постоялый двор лишается посетителей: путников не бывает, потому что вьюги наметают огромные сугробы снега на старую римскую дорогу, что идет через Балканские горы, и она становится непроезжей. Тогда всякая связь между Фракией и Придунайской Болгарией прекращается, пока троянские возчики ценой нечеловеческих усилий не протопчут узкую дорожку в снегу. В эти дни путь уже был закрыт, и постоялый двор пустовал. Хозяин его, болгарин маленького роста, с тупым, вечно ухмыляющимся лицом, вежливо встретил гостя и провел его в большую комнату, предназначенную для приема гостей и всяких других целей. В очаге, пылал огонь, и Бойчо прикурил от него.
— Другие заезжие есть? — спросил он хозяина.
— Нет никого. Когда закрыт путь через Балканы, мой постоялый двор тоже закрывается… Куда едешь? — спросил хозяин, с любопытством осматривая гостя.
— Можешь сварить кофе? — вопросом на вопрос ответил Огнянов.
— Можем, можем, отчего не сварить?.. Куда ж ты едешь? — настаивал хозяин.
— В Троян.
—Откуда?
— Из Бяла-Черквы… А дальше дорога хорошая?
— Я сам из Бяла-Черквы, но только в Троян проехать нельзя… Я правду говорю, уж ты мне поверь… — приговаривал хозяин, подавая кофе, и так пристально смотрел на гостя, словно старался вспомнить, где он видел этого человека.
Огнянов сдвинул брови и опустил голову, чтобы избежать этих назойливых взглядов. Хозяин снова посмотрел на него искоса и усмехнулся в усы.
— Хозяин, ты подал сладкий кофе! — проговорил Огнянов строгим тоном и отодвинул чашку.
— Прости, я думал, ты пьешь кофе с сахаром. Сварить еще?
— Не надо!
— Нет, выпей, выпей еще кофейку, это полезно…
— Что нового в ваших краях?
— Страшные дела творятся. Что ни день — убийства, грабежи. Проезжих нет, путь через горы закрыт, я разоряюсь… А с тех пор как выкопали труп Эмексиз-Пехливана, — знаешь, небось? — турки совсем озверели… Делают вид, будто ищут бунтовщиков, а на самом деле убивают невинных. Я тебе правду говорю, ты мне поверь…
Огнянова удивила смелость хозяина; болгарин решался так говорить только с болгарином. И Огнянов, выдававший себя за турка, нахмурился.
— Ну, ты полегче, осел! Будешь болтать лишнее, и тебе не сносить головы.
— Я знаю, при ком болтаю, господин, — проговорил хозяин фамильярным топом.
Огнянов посмотрел на него еще более удивленно. Ему захотелось как-то осадить его.
— Да ты, кажется, пьян, гяур?
— Не сердись, Граф, ведь я тоже на «Геновеве» плакал! — отозвался хозяин уже по-болгарски и протянул гостю руку.
Огнянов понял, что его узнали, и это его взбесило. К тому же и лицо и нахальство этого человека были ему противны. Бросив холодный взгляд на хозяина, он спросил: — Откуда ты родом?
— Из Бяла-Черквы, Рачко Прыдле![76] — отрекомендовался хозяин и опять протянул руку, но она снова повисла в воздухе.
Впрочем, Рачко на это не обиделся.
— Что ты меня боишься, Граф? Или тебе не нравится мое имя? Оно мне досталось от отца, и я им горжусь… Да и разве это важно, как кого зовут. Имя ничего не значит; если человек честен, так и имя у него доброе. Спроси в Бяла-Черкве, кого зовут Прыдле, каждый тебе скажет… Ты послушай меня. Когда человек честен, так имя его, к примеру сказать… Я содержу свое семейство, у меня трое детей, — чего и тебе желаю, — и каждый меня уважает… А ради чего человек живет? Ради чести и доброго имени.
— Твоя правда, Рачко, дело говоришь.
— Правду говорю. Ты не смотри, что я такой, — я тоже не лыком шит… Сколько раз я принимал здесь народных борцов… Я как только тебя увидел, так и подумал: постой, а ну посмотрим, узнает ли меня Граф.
Огнянов никак- не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь этого знаменитого человека.
— Ты давно держишь этот постоялый двор?
— Да года полтора уже, по когда показывали «Геновеву», я как раз приехал в Бяла-Черкву… Ты играл графа.
— А ты мне дашь чего-нибудь поесть?
— Угощу чем бог послал.
Рачко поставил на грязный стол небольшую миску фасоли с красным перцем, подал кислую капусту и хлеб.
