Николай Дмитриев - Казна императора
— И куда, ты думаешь, нам подаваться?
— В науку, Славик, в науку! Мы с тобой, как-никак, Московский университет закончили, а это, брат ты мой, ого-го! Ведь профессором после церковно-приходской школы не станешь.
— Ну что ж, может, ты и прав. «Выдерзнаров» этих тоже кому-то учить надо… — и Козырев, с усмешкой, знаком показал следившему за ними вполглаза «стюарду» повторить заказ…
* * *Жизнь в усадьбе нет-нет да и заставляла Тешевича вспомнить о глазастой девчонке. Но воспоминания эти были мимолетны, и ничто не мешало поручику предаваться своему новому увлечению, гоняя по окрестностям на становившемся привычно-послушным «аэро». Вот и сегодня, намереваясь идти в каретный сарай за автомобилем, Тешевич приметил накрывавший тахту гуцульский лежник[55] и задумался. Ему казалось, что где-то сбоку дверцы постоянно тянет сквозняк, и он решил попробовать закрыться как медвежьей полстью этой ярко раскрашенной накидкой из шерстяных пасм.
Забрав плед с собой, Тешевич расстелил его на сидении и, отступив на шаг, неодобрительно фыркнул. Вывязанный из шерсти сельский орнамент никак не вязался со спортивными формами автомобиля, и поручик собрался было выкинуть накидку вон, но в последний момент передумал. Расцветка расцветкой, но в предвидении холодов попробовать стоило и, усевшись в кабину, Тешевич завел мотор.
Уже через полчаса накидка проявила себя полностью, и прикрывавший ею ноги Тешевич сначала откинул край, а потом и вовсе свернув, положил рядом. Сквозняков, конечно, никаких не было, но, похоже, осенью плед мог пригодиться, и проезжая краем пшеничного поля с мелькавшими там и сям васильками, Тешевич подумал, что из такой шерсти вполне можно сделать хорошую одноцветную полсть.
Сейчас же погода была весьма жаркой, и как только пшеничное поле кончилось, Тешевич без колебаний свернул с полевой дороги на торную тропу, выводившую к заводи. Здесь начиналось редколесье, и поручик, пустив левые колеса тропкой, внимательно следил за правой стороной, чтобы не налететь на пень или не угодить в яму.
Едва выехав наверх, откуда уже было видно окаймленную зеленью манящую гладь плеса, поручик, выключив мотор, покатил вниз но склону, наслаждаясь наступившей тишиной и заранее предвкушая, с каким удовольствием он сейчас плюхнется в воду.
Пышащий жаром «аэро» легко скатился с увала и, чуть скрипнув тормозами, остановился прямо на песке пляжа. Тешевич открыл дверцу, вышел из машины и огляделся. Звенящая тишина висела над заводью. Только еле слышно зудела мошкара, выше по течению тихо журчал ручей, и в камышах негромко всплескивала рыбья мелочь.
Поверхность воды сверкала солнечными бликами, и, отведя от нее взгляд, Тешевич заметил сложенный плед. Секунду подумав, он вытащил накидку из машины и старательно разложил возле куста. Потом не спеша разделся и, загребая босыми ногами горячий песок, с разбегу, как в детстве, животом плюхнулся в воду.
Прохладная свежесть охватила тело. Поплескавшись с минуту посередине заводи, Тешевич нащупал ногами дно. Заводь была мелкая, даже здесь вода доходила только до плеч. Закинув руки за голову, Тешевич обернулся к солнцу и зажмурился.
Теплая, розовая темь ласкала глаза, легкое течение лишь напоминало о себе, и только сейчас Тешевич почувствовал, что тоненькая ниточка, о которой говорил доктор, вроде бы впервые соединилась. Во всяком случае, временной разрыв как бы пропал, и вместо него было ясное ощущение, что чуть ли не вчера было такое же утро, когда он в первый раз, еще мальчишкой, удрал купаться сюда…
Легкий плеск заставил Тешевича открыть глаза. В первый момент ему показалось, что где-то рядом играет рыба, но, повернувшись на звук, он оторопел. Совсем рядом, за камышом, погрузившись в воду по самый нос, испуганно сжалась Хеленка.
Тешевич завертел головой и вдруг увидел рядом с ярким пятном пледа, только с другой стороны куста, висевшее на ветвях платье. Поручик повернулся к Хеленке, она попыталась погрузиться еще глубже, но глаза, нос и тканевый тюрбан, удерживавший волосы, все равно оставались сверху, да и сквозь воду легко просматривались очертания нагого тела.
Тешевич понял, что он ей виден так же хорошо, и смущенно прокашлялся.
— Ради бога, извините, я вас не заметил…
Хеленка молчала то ли от испуга, то ли оттого, что рот оставался в воде, и Тешевич, ощущая такую же неловкость, предложил:
— Ну, вот что… Вы, кажется, давно тут сидите, так что вылезайте. Я не буду смотреть, — и он демонстративно отвернулся.
Сначала за спиной Тешевича была тишина, потом послышался легкий отдаляющийся плеск и, наконец, скрип песка. И тут ниточка, протянувшаяся из прошлого, вновь натянулась. Вспомнились давнее лето, этот же плес и он сам, дрожащий от вожделения мальчишка, затаившийся здесь, в этих кустах, чтобы подсматривать за их молодой пышнотелой гостьей, взявшей себе за правило купаться но утрам нагишом…
Против своей воли Тешевич подумал, что происходит там, сзади, и вдруг у него перед глазами возникла, взявшаяся оттуда же, из прошлого, картина. Четко, почти до галлюцинации, он представил себе ту, плавно изогнутую линию женского бедра, и не в силах противостоять внезапному стремлению сравнить, увидеть, Тешевич, мгновенно забыв о своем обещании, резко повернулся, раскидывая воду в стороны.
Услыхав плеск, Хеленка испуганно замерла вполоборота, инстинктивно пытаясь закрыться руками. Какое-то мгновение она оставалась неподвижной, и Тешевич искренне удивился точному совпадению между представившимся ему видением и тем, что он увидел на самом деле.
Еще секунду Тешевич боролся с самим собой, но в следующую, не в силах противиться охватившему его желанию, он, рассекая торсом воду, рванулся к берегу. А Хеленка, как загипнотизированная, следила за каждым шагом мужчины и, оставаясь на месте, только приседала все ниже, пряча под ладонями розово-набухающие соски.
Выбравшись из воды, Тешевич, уже не отдавая себе отчета, что делает, шагнул к совсем сжавшейся в комок Хеленке, нагнулся, взял ее за прохладные от воды подмышки и, глядя прямо в ее широко распахнутые глаза, рывком притянул к себе…
Что происходило дальше, Тешевич понимал совсем плохо. Он лишь подсознательно отметил рванувшийся ему навстречу цветной узор пледа, вздрагивающее в его руках девичье, беззащитно-покорное тело, прикушенную губу Хеленки и наконец-то спрятавшийся за пушисто-длинными ресницами ее испуганно-ищущий взгляд…
Нет, никогда еще Тешевич не испытывал ничего подобного. Ощутив неожиданно податливое тело, он как дикарь мял, давил, терзал попавшуюся ему добычу, жалобный стон которой лишь сильнее заставлял его неистовствовать, в зверином стремлении слиться в одно нераздельное целое. И, наконец, в какой-то момент он сам провалился в бездну наслаждения, бессознательно опускаясь в темно-блаженную нирвану…
Когда позже, ощущая божественную истому, Тешевич наконец-то пришел в себя, он не сразу осознал, где находится. Как-то отрешенно воспринимались им листья кустов, небо с одним-единственным перистым облачком, песок и странно-размеренный плеск воды.
Тешевич повернул голову и увидел склонившуюся над пледом Хеленку. Она была уже в платье, но солнце просвечивало сквозь ткань, и Тешевич ясно видел ее, больше не имевшее от него тайн тело. Машинально отметив, что бывший у куста плед оказался возле воды, Тешевич приподнялся, разглядывая лежащие рядом на песке Хеленкины баретки[56] со смешно торчащими вверх застежками.
Продолжая воспринимать все как бы частями, Тешевич понял, что, зайдя по щиколотку, девушка осторожно набирает ладошкой воду и зачем-то поливает кусочек пледа, отжимая рукой мокрые шерстяные пасмы[57]. И каждый раз, когда ее пальчики сжимались, с них стекала тонкая, окрашенная в розовый цвет струйка.
И именно этот жест, словно обухом ударив Тешевича, заставил его сорваться с места. Поспешно одевшись, он обернулся и увидел, что Хеленка пристально смотрит на него, не выпуская из рук мокрого пледа. Кое-как застегнув пуговицы, Тешевич забрал у Хеленки плед и, взяв ее за руку, повел к машине. Единственно, что она успела, это, изогнувшись ящерицей, подхватить другой рукой баретки с песка и, уже влезая в автомобиль, обуться.
Запыхтел мотор, шестерни в мосту гыркнули, и Тешевич, не разворачивая машины, задним ходом погнал «аэро» на увал. Уже много позже, где-то на дороге, когда все происшедшее у заводи дошло до сознания поручика во всей полноте, он резко остановил машину.
С минуту Тешевич неподвижно сидел рядом с Хеленкой и молчал. Он думал, как ему теперь быть с этой фактически незнакомой и в общем-то чужой женщиной. Но одновременно поручик четко осознавал, кто он теперь в ее глазах и, зная, что другого выхода у него просто нет, глухо сказал:
— Сударыня… Разрешите предложить вам руку и сердце…
