Ильяс Есенберлин - Шестиглавый Айдахар
Из прошлых походов Ногай знал, что кара для таких должна быть страшной, чтобы ужас поселился в душах тех, кто увидит ее. Поэтому он решил послать на поимку непокорных пятьсот воинов.
Не знал Ногай, что Салимгирей лишь ненадолго остановился в покоренных землях. беглецы уходили в сторону кипчакских степей.
Храбрый воин осуществил то, что задумал. Человек, увиденный им в шатре Кулагу, действительно оказался Тайбулы. Это он вырезал в свое время род Салимгирея. Долго искал тот встречи с ненавистным нойоном и наконец настиг его на берегу реки, где нойон поставил свои юрты, собираясь развлечься охотой.
Взяв с собой только сорок самых смелых и преданных воинов, Салимгирей ночью напал на лагерь Тайбулы.
Недолгой была сеча. Не ожидавшие нападения воины нойона выскакивали полураздетыми из юрт, и здесь их встречали сабли и стрелы.
Салимгирей увидел того, кого искал. Тайбулы, облитый тусклым светом луны, стоял у своей юрты, что-то кричал, размахивая саблей.
На всем скаку налетел на нойона Салимгирей и с размаху опустил на его голову шокпар – короткую дубинку с утолщением на конце.
Он не слышал звука удара, но, обернувшись, увидел, как большое тело Тайбулы мягко оседает на землю.
Месть свершилась, и Салимгирей закричал своим воинам, чтобы они отходили. Больше здесь нечего было делать.
Прежде чем воины нойона отыскали и оседлали коней, всадники Салимгирея были уже далеко.
Через несколько дней отряд перевалил горные хребты и вышел во владения Золотой Орды, где стояли тумены Ногая.
Как река собирает ручьи, так и отряд Салимгирея с каждым днем становился все больше и больше, пополняясь скрывающимися в горах осетинами и черкесами.
Воины, потерявшие родину, люди, которых повсюду ждала смерть или рабство, при встрече с монгольскими отрядами дрались отчаянно. Беглецы превратились в грозную силу, и там, где они появлялись, местные жители делились с ними хлебом и мясом, указывали потаенные тропы.
Кундуз, узнав о смерти Коломона, осталась в отряде. Трудно было теперь узнать в ней прежнюю нежную и трепетную девушку. Одетая в мужскую одежду, она не хуже любого воина держалась в седле, метко стреляла из лука и участвовала во всех схватках с монголами.
У Кундуз больше не было того, кого она любила, и поэтому родным домом стал для нее отряд Салимгирея.
С каждым днем каменело ее сердце, и она все больше жаждала мести. Во всех несчастьях, выпавших на ее долю, отнявших у нее любимого, Кундуз винила хана Берке.
Только с Салимгиреем была она откровенна, только он, видевший ее недолгое счастье, мог понять Кундуз. И Салимгирей утешал ее как умел.
Не знал он, что беда уже идет по следам. Воины, посланные Ногаем, упорно искали беглецов, и уклониться от встречи с ними было нельзя. По храбрости и умению противники не уступали друг другу, но преследователей было больше, и сила ломала силу.
Несколько раз отряду удавалось вырваться из кольца. Но с каждым разом все меньше и меньше воинов оставалось у Салимгирея. Никто из них не надеялся на пощаду и потому предпочитал лучше умереть, чем отдать себя в руки преследователей.
Однажды, когда казалось, что наконец-то все позади, отряд попал в засаду. Плечом к плечу отбивались Салимгирей и Кундуз от наседающих врагов, но вдруг конь девушки встал на дыбы. Последнее, что успел увидеть Салимгирей, это стрелу, торчащую из горла коня, и черные змеи волосяных арканов, опутавших Кундуз. Пробиться он к ней на помощь не сумел.
Велико было удивление монголов, когда оказалось, что схваченный ими воин – женщина.
Тудай-Менгу, предводитель отряда, вглядываясь в лицо Кундуз, пораженный ее красотой, цокал языком и повторял:
– И такая красавица могла умереть! Пай-пай! Девушка-батыр! Я возьму ее себе пятой женой. Она родит мне сыновей – бесстрашных воинов…
Но Ногай, узнав об удивительной пленнице, отобрал ее у Тудай-Менгу.
– Я отправлю ее хану Берке, – сказал он. – Все, что имеет цену, принадлежит нашему повелителю. Такая красота стоит тысячи золотых монет.
– Отдай девушку мне, – упрашивал Тудай-Менгу, – я и сам заплачу кому угодно эту тысячу!
Но Ногай был непреклонен.
Берке узнал Кундуз. И снова, как тогда, когда он впервые увидел ее на рассвете, верхом на прекрасном иноходце, в душе его проснулось желание.
Глядя на девушку маслено поблескивающими глазами, хан сказал:
– Аллах велик! Где бы ты ни была, куда бы ни старалась скрыться, он вернул тебя мне. Так будет во веки веков…
Кундуз молчала. Если бы Берке знал, сколько скопилось в душе девушки ненависти к нему, он приказал бы ее немедленно казнить.
Хан велел позвать младшую жену Акжамал, дочь бая из рода аргын, и приказал ей:
– Возьми пленницу к себе, и пусть она станет тебе сестрой. За время скитаний она огрубела. Научи ее тому, что должна знать женщина…
«Придет время, – думал Берке, – и я сделаю ее своей женой. Что из того, что она не захочет этого? Великий Чингиз-хан учил: „Если враг твой лишился сил, не убивай его, а лучше надругайся над ним“. Тому, кому повинуется Золотая Орда, подчинится любая женщина. Пусть перебесится, привыкнет к мысли, что для нее нет иного выхода. Ведь и с Акжамал было подобное. Теперь же она покорна…» При мысли об Акжамал сердце хана охватила сладкая истома.
Хороша младшая жена. Лицо ее румяно, а тело белое и гибкое, как тростинка. Она тоже не хотела становиться его женой.
Самой младшей была она в семье аргынского бая, владельца несметных косяков лошадей. Избалованной, веселой была Акжамал… Но пришло время…
Девичья доля подобна доле жеребенка. Жеребенку, когда он становится стригунком, одевают недоуздок. Девочке, когда она повзрослеет, приходится надеть кимешек – белый головной убор. И с этого времени словно ветер уносит прочь все шалости, все легкомыслие.
В шестнадцать лет пришлось Акжамал надеть кимешек и стать женой Берке-хана.
Что проку, что она сопротивлялась и плакала. Отец ее, боясь гнева Берке, связал дочь арканом и отправил Акжамал тому, кто ее пожелал.
Хорошо помнил Берке, как впервые увидел Акжамал. Он гостил тогда у своего брата Орду – повелителя Голубой Орды. Возвращаясь с охоты, они заехали в богатый аул аргынов, чтобы утолить жажду – напится кумыса. Здесь и попала ему на глаза девушка.
– Отдай ее мне, – попросил Берке брата.
Орду сказал баю:
– Ты слышал просьбу хана Золотой Орды? Сделай так, как этого хочет он. А если не отдашь дочь…
Последнее он мог не говорить. Кто бы посмел перечить воле и желаниям двух ханов?
Так Акжамал стала четвертой женой Берке.
Шло время, а она не могла полюбить хана. Тело ее принадлежало ему, но душа оставалась непокорной и свободной.
Берке это чувствовал, и порой раздражение охватывало его, но он не мог не любоваться печальной красотой Акжамал.
Поручая Кундуз молодой жене, Берке не рассчитывал на то, что Акжамал станет от этого веселее. Другое задумал хан.
Он помнил, как в свое время, когда он привез ее, остальные жены, жившие до этого в дружбе и мире, вдруг начали ссориться друг с другом и ревновать его к Акжамал. Теперь же Берке хотел, чтобы она воспылала ревностью к сопернице. Ведь Акжамал – женщина, и не может ее сердце остаться равнодушным и спокойным, если ее место займет другая. А станет ревновать – не заметит, как потянется к хану, ища его любви и расположения.
Шли дни, а надежды Берке не оправдывались. Младший визирь, каждое утро доносящий хану о том, что делается в его женских юртах, рассказывал, что Акжамал и Кундуз не только не ссорятся, но, наоборот, подружились.
Хан знал, что визирь его не обманывает, и в то же время не хотел верить ему. Не могло быть такого, чтобы одна красивая женщина не ревновала другую. Наверное, Акжамал только делает вид, что ей все равно – станет ли Кундуз очередной женой хана или нет.
Однажды, как обычно в сопровождении нукеров, хан приехал к камышовому озеру. Лето в тот год выдалось дождливое, зато осень пришла тихая и теплая, вся в пестрых одеждах. Золотом и багрянцем засияли дальние леса, и даже степь не казалась сухой и бурой, а была похожа на мягкий пестрый ковер. Тонкие серебряные паутинки медленно пылали в золотистом свете утра.
По глади озера плавал одинокий лебедь. Иногда он вытягивал красивую тонкую шею к выцветшему за лето бездонному небу, и тоскливый крик летел над водой, над таинственно шуршащими пушистыми метелками камышей.
Улетели в теплые края птицы, которые летом появлялись на озере рядом с одиноким лебедем. Они были дикими и свободными и имели сильные крылья.
Берке больше не пугало одиночество священной для него птицы. Дела в Орде шли хорошо, и свершилось то, что он задумал. Все чингизиды, все жадно и завистливо смотрящие в его сторону почувствовали, что Золотая Орда по-прежнему сильна и сумеет покарать каждого, кто посмел поднять на нее меч.
