Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария
В смертельном бою сошлись два витязя, и каждый зорким оком старался изловить малейшее неверное движение супротивника. И был Святослав как сокол, что настиг добычу в сварге и изловчается её закогтить. А хазарин был как ястреб, что на сокола разгневался за перехваченную добычу и летел, нападал, кружился вокруг него, опасаясь смертельного клюва.
На какое-то время даже сеча вокруг приутихла, и хазары, и кияне загляделись на то храброе единоборство. А потом хазары стали Святославу в тыл забегать, изловчаясь ударить сзади. Но тут, откуда ни возьмись, глухо кряхтя и ухая, будто медведь сквозь густой валежник, через хазарское окружение проломился Притыка. Красный, потный и разъярённый, он отвешивал короткие сокрушительные удары направо и налево.
– Вы что, степные шакалы, на русского пардуса всей стаей, да ещё сзади?! У-у-у, вот я вас!!!
Он ревел и ругался, пробивая своим мечом любую защиту. За Притыкой клином врезались неотступные дружинники личной сотни. В их числе – его сын, Притыка-младший, – розовощёкий детина, который кинулся было на помощь князю. Но отец так рыкнул на него, что Притыка-младший остановился как вкопанный, виновато мигая ясными голубыми, как небо, очами.
– Не смей встревать! Пресветлый разгневается зело, коли помешаешь! Лепше гляди, чтоб сзади никто из степняков не подобрался!
Покончив ещё с одним хазарским воем, Притыка перевёл дух и огляделся по сторонам.
Меж тем схватка сокола с ястребом продолжалась. Оба начали уставать, на лицах выступил крупный пот. На какой-то кратчайший миг Святослав замешкался или сделал вид, что замешкался. Хазарин стремглав ринулся вперёд, и меч блеснул над головой русского князя, нанося страшный губительный удар. В малую долю мгновения Святослав уклонился от прямого удара, хотя клинок хазарина так саданул по шелому, что в очах потемнело. Святослав качнулся в седле и выпустил одно стремя. Тревожный вздох пронёсся и замер в рядах русского воинства. Однако рука заученным за многие тысячи раз движением закончила страшный мах с плеча и начисто срубила голову хазарского князя.
Густая тёмная кровь хлынула на круп, обагрила попону, побежала по стременам. Конь взвился на дыбы, захрипел и выронил из седла обезглавленного хозяина.
– Слава князю! – первым вскричал Притыка.
– Слава! – раздался обрадованный клич киян, и они с удвоенной силой стали напирать на хазар.
Святослав тряхнул головой, и потемнение перед очами несколько расступилось. Он ощутил свою левую руку, судорожно впившуюся в повод, и будто чужую правую ногу, что нащупывала потерянное стремя.
С трудом повернув затекшую шею с гудящей, как котёл, головой, Святослав увидел, как справа от него, рыча и ругаясь, врезается в гущу степняков Притыка, а слева крушит врагов похожий на него голубоглазый детина. Старший сын Притыки был убит хазарами в прошлый поход, теперь с отцом сражался младший, во всём схожий на отца и на брата. Воодушевлённые исходом поединка, кияне с удвоенной силой разили растерявшихся хазар.
Святослав несколько раз с усилием закрыл и открыл глаза, разжал руку, державшую повод, смахнул пыль и кровь с лица, отёр ладонь о штанину, набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул:
– Всё, пора в сечу! – и снова ринулся в бой.
Между тем хазарские ряды дрогнули, подались внутрь, воины стали сбиваться в кучу, смешиваться. А потом разом повернули и поскакали в степь.
Когда всё закончилось, к Святославу подъехал уставший, запылённый и забрызганный бурыми пятнами молодой Горицвет.
– Как же так вышло, княже, что ты в хазарскую западню едва не угодил? – с укором спросил он.
– Так не угодил же, брат! – устало пошутил князь. Но, видя, что Горицвет остаётся серьёзным, продолжил: – Видел я, что хазары ловушку готовили, но видел и пыль позади себя и понял: вы с Притыкой поспеете вовремя!
– Ты права не имеешь так пускаться наудачу, – не отступал Горицвет.
– В бою один миг дорогого стоит, – замешкайся я, вас поджидая, много воев пало бы под хазарскими стрелами. А так они, завлекая в степь, у берега нас вовсе не трогали, мы брод перешли, будто под Киевом в Купалин день. – Святослав помолчал, потом обнял друга за плечи. – Не серчай, брат, ежели б то не вы были с Притыкой, а кто иной, может, и не решился бы я в западню лезть, а вам обоим я как самому себе верю! Ладно, поехали к реке, обмоемся, куда это наши гридни запропастились? – Святослав оглянулся по сторонам. – А, вот и они, поехали, Горицвет…
После этого боя много павших осталось лежать на земле, было что клевать ненасытному воронью. До вечера русские дружинники собирали на поле раненых и считали убитых.
Пошли на Киев обозы Свенельдовы, повезли добычу и раненых, и с ними полтьмы охраны. А другие полтьмы остались со Свенельдом.
Уходили обозы, и лёгкая пыль поднималась за ними и таяла в голубой сварге.
А полки Святославовы, схоронив друзей и чуть передохнув, отправились дальше к восточному полудню.
Скоро поредели степные травы, стали встречаться селения и засеянные нивы. Из тех селений выходили встречать русскую дружину люди славянские, что на хазар спину гнули. Горели люди ненавистью праведной к хазарам, желанием поскорее поквитаться с ними за долгие годы рабства и унижения. За брата или сына, взятого в хазарское войско; за друга, проданного куда-то в рабство; за старого отца, пронзённого стрелой просто так, ради потехи, проезжающим мимо хазарским отрядом; за дочь, невесту, сестру, изнасилованную на пороге дома. Да разве можно перечесть всё, за что хотелось теперь сполна расплатиться, а если повезёт, то и из полона итильского освободить кого-то из родных или земляков.
Вливался люд из освобождённых селений в Святославову рать, и хоть воинскому делу были те люди мало обучены, да дружина княжеская большой опыт в таких делах имела. Всех поступивших быстро и без суеты распределяли по десяткам, сотням и тысячам, закрепив каждого новичка за опытным воем. Попав в могучий, слаженный организм дружины Святослава и постоянно находясь под зорким оком наставника, новички постигали ратную науку, а скоро уже наравне с прочими воями несли дозорную службу, тем паче что степь здесь была родная, и знали они её лепше других.
Святослав сидел на взгорке, глядя на отдыхавшую после очередного гона дружину, и размышлял, как поступить дальше, – двинуться сразу на Итиль или вначале пройтись по ближайшим землям, ещё пополнить дружину людьми и запасами. В это время своей неслышной походкой подошёл Ворон. Ни статью, ни ликом не выделялся Тайный тиун среди других воев. Будучи незаметным, сам он замечал всё.
– Княже, изведыватель наш из Итиля пришёл, – негромко произнёс он.
– Добре, вовремя приспел, как ложка к обеду! – обрадовался князь. – Веди его сюда немедля!
– Прости, княже, ни к чему ему в дружине показываться, – замялся Ворон.
– И то правда твоя, пошли! – согласно кивнул Святослав и вместе с провожатым спустился по склону.
Седой старик в грязных лохмотьях, весь будто выдубленный жарким солнцем и степным ветром, сидел на пожухлой от солнца траве и с аппетитом уплетал краюху хлеба со степным луком и куском конины. Увидев подходивших, встал, стряхнул крошки с давно не чёсаной бороды и поклонился князю. Они втроём уселись снова на траву, и изведыватель кратко и чётко доложил о том, что творится в Итиле.
– Значит, говоришь, тьму тем собрал против нас Каган? Гм, войско великое. А в самом Итиле, да и во всей Хазарии волнение наблюдается? Стало быть, несмотря на столь несокрушимую силу, боятся они нас, – вполголоса подытожил Святослав, скользнув взглядом по лику и фигуре старика. «На старого сотника Хоря схож, – отметил про себя, – такой же загорелый до черноты, жилистый, с мягкими, но точными движениями». – Как же ты добирался из самого Итиля, пешим ходом долго ведь?
– Днём большей частью пешком, а ночью на коне, если выпросить удавалось у хазарина, – спокойным тоном пояснил старик.
– И что, хазарин коня давал? – вскинул бровь Святослав.
– Если хорошо попросить, да с такой волшебной клюкой, как у меня, то обязательно даст, – лукаво усмехнулся оборванец и, взяв в руку посох, что лежал подле, всё тем же плавным и быстрым движением, чуть повернув полированную рукоять посоха, извлёк из него кинжал. Стальное лезвие блеснуло на солнце и снова исчезло в кривом суковатом дереве.
– А как же днём пропускали хазарские разъезды да посты? – спросил князь.
– Да вот так и пропускали, – всё тем же спокойным тоном ответил старик. При этом он встал, сгорбился, вытянул шею, одно плечо сразу стало выше другого, глаза бессмысленно округлились, а челюсть задрожала, беспрерывно двигаясь вперёд-назад. Превратившись в одно мгновение в старого дряхлого калеку, он сделал несколько шагов, подволакивая плохо гнущуюся левую ногу и опираясь на суковатый посох. – Вот так, княже, и проходил все их селения, заставы и прочие опасные места, – пояснил всё тем же ровным, спокойным голосом изведыватель, снова опускаясь на землю подле князя и тиуна.
