Анатолий Субботин - За землю Русскую
— Почто звонят? — спросил.
— Вече… Зовут Софийские концы.
— Пусть! С той ли вестью шел ты?
Ратмир взглянул в лицо Александра. Ни движением, ни жестом князь не выдал своего беспокойства.
— Может, и не с той, да вороны, княже, нынче громко каркают.
— Перестанут.
— Тише будет… — Ратмир помолчал и, как бы вспомнив о вести, с которой пришел к князю, сказал — Митрополичий монах прибыл на Нередицу. Бранит и хулит все, что сделано там новгородскими мастерами.
— Грек? — Александр поднял брови.
— Не ведаю. Сказывают, близок монах владыке.
— Не к славе нашей иноземные книжники, — высказал Александр то, что думал. — Давно ли монах на Нередице?
— С заутрени.
— Бранит и хулит?
— И хулит и осуждает, княже.
— Не к славе, не к славе нашей, — повторил Александр прежнюю мысль. — Как повелось от Киева, что византийский патриарх ставит на Русь митрополита грека, так и осталось. А едет митрополит на Русь с оравой монахов греческих и афонских. Русь — не Афон, богата. Не пора ли жить нам своим умом, по-своему думать, по-своему городовой и церковный уклад ставить?
— Не монах я, княже, не учен в книжной премудрости; худой буду советчик.
— А ты от сердца молви: почто иметь на Руси митрополита грека, ездить с поклоном к византийскому патриарху?
— Вера наша пошла от греков, — не зная, что молвить иное, сказал Ратмир.
— Пусть! Но вера — не обычаи, обычаи свои на Руси.
— Не о вере я хотел судить, княже, другая весть…
— Постой! — Александр остановил воеводу. — И я не о вере. Горек, но не страшен спор с греками, худшее зло грозит от латынян. Римский патриарх благословил крестовый поход на Новгород; римские попы трубят: хуже-де язычников русичи. Из-за Ладоги свей, из-за Пскова лыцари немецкие и датские тщатся на землю нашу. Союзные грамоты меж собой и римскими епискупами писали они. Ты, Ратмир, был в батюшкином походе на Омовжу. Били там лыцарей. По миру, который дан им, клялись лыцари в вечной дружбе с Русью. А нынче? Двух лет не минуло с той поры, как гостил на Новгороде магистр ливонский. Памятно и тебе и мне: просил он верить в дружбу, клялся на том, что ливонские меченосцы не помышляют о походе. Не о том ли он думал клянясь, чтобы завязать нам глаза? На словах — мир, а в делах — союз с свеями и датчанами противу Руси. Каждый час жду вести, что за Ладогой или за Псковом поруганы наши рубежи. Давнее зло таят на Русь латыняне. Недаром торговые люди из немецких и иных латинских городов не везут в Новгород ни железа, ни меди. Молвил я намедни гостям из Висби, везли бы к нам не сукна, не мальвазею, а железо и медь… В жар бросило гостей от тех слов. Ложь, сугубая ложь на устах латынян. Повсюду в западных землях неумельцами называют нас, о том лгут, что хуже мы варваров. Неумельцы! А за кольчужки, что наши мастера вяжут, и в Висби, и в Любеке, и у франков ни золота, ни серебра не жалеют. Наши хитрецы из своей руды железо варят; своими мечами и копьями обряжаем полки.
— Правду молвил ты, княже, — когда Александр умолк, сказал Ратмир. То, что он услышал сейчас, его взволновало и обрадовало. Таким вот, каким стоит сейчас перед ним Александр, Ратмир и хотел его видеть. — Не привыкли мы спиной встречать врага, — продолжал воевода. — Не забыли, чаю, и лыцари, остры ли наши мечи. Ныне скажу: будет поход — доведется ли в поле решать битву? Не станут ли наши полки перед городовыми стенами? А стены — хоть и дубовый острог — копьем не достанешь. Стенобитные пороки, кои камни мечут, нужны войску. О том и речь. Отыскал я, Александр Ярославич, на Новгороде умельцев порочного дела… Жирослав, да Андрей, да Петр с Холопьей улицы с Неревском искусны в стенобитном ремесле. Нынче хитрые мастера избы рубят. Вели, княже, не плотниками быть тем мастерам, а взяться за свое ремесло.
— Стены чужих городов собираешься рушить? — усмехнувшись и довольный тем, что услышал от воеводы, спросил Александр.
— Не диво, что и так, княже. И в старых походах брали русичи города.
— Не спорю, твоя воля, строй! Бери умельцев.
Александр взглянул на Ратмира и, как бы вспомнив о чем-то, тревожившем его, спросил:
— Свейское войско в земле Суми, близко от рубежей наших. Сторожи от моря какие шлют вести?
— Нет вестей, Александр Ярославич. И с Ладоги воевода Божин не шлет гонцов.
— Стар он, неповоротлив, досмотрит свеев, когда ладьи их подступят к Ладоге, — недовольно морщась, проворчал Александр. — Пелгусий, ижорский староста, которому писан указ стеречь путь с моря, давно не дает знать о себе.
Отъезд в Городище задержался, да и желание ехать исчезло. Набат затих, но ни владыка, ни посадник не дали вести на княжий двор о софийском вече. Ратмир надел шелом. Он готов был проститься с князем, чтобы, не откладывая, идти на Холопью, к Жирославу и его товарищам, но ему помешал боярин Федор Данилович.
— Прости, княже, что без зову к тебе, — ступив в горницу и словно бы спеша скорее выложить все, что знал, начал Данилович.
— Рад видеть тебя, болярин, — сказал Александр. — Какою вестью обрадуешь?
— Не обрадую, княже… Верхние созвонили вече у святой Софии.
— Набат слышно на княжем дворе. Не в поход ли собрался Новгород? — Александр насмешливо покривил губы.
— Совет господ и все верхние распри с тобой ищут, — сказал Данилович. — Ряду и грамоты договорные желают писать, чтобы не княжить тебе в Новгороде, а наемником быть совета господ. Возьмешь ли ту ряду, Александр Ярославич?
— Нет, — резко произнес Александр. — Не будет на то воли.
— В том и умысел вотчинников. Распря с тобой — распря с великим князем. Господства своего в Новгороде желают вотчинники. Не сильный князь им нужен, а который возьмет ряду.
— Чье называют имя?
— Мстислава черниговского.
— Кто слабей да бедней, тот и люб. Не рано ли Новгород начал грозить стольному Владимиру? Хочу слышать, что ты молвишь, Федор Данилович, и ты, Ратмир.
— Не по мне хитрые речи, княже, — первым подал голос Ратмир и искоса взглянул на Даниловича. — Одно молвлю: не пора ли на распрю ответить распрей? Дружина сильна, не словом — мечом остудим горячие головы.
— Воеводе Ратмиру не впервой боем решать споры, — промолвил Федор Данилович. Голос его звучал спокойно и рассудительно. — О том не подумать ли, в чем ныне силу обрели вотчинники? — продолжал он. — Дома их сила или за рубежом ищут ее? И ты, Александр Ярославич, и воевода Ратмир, не забыли, чай, старого посадника Бориса Нигоцевича? Звал он когда-то Новгород противу князя, да шею сломал. Тем живот спас, что бежал в Ригу, под защиту епискупов и лыцарей. Спрашивал я позагодь ливонского магистра, как гостил он в Новгороде, почто дали приют Нигоцевичу? Почто лыцари и епискуп оказали дружбу изменнику-перевету? Магистр ответил: перед епискупом рижским и перед лыцарством не виноват Нигоцевич; приют ему оказан не по дружбе, а из милости; оказывать-де помощь нуждающимся в ней учит римская церковь.
— Ложь! — не утерпев, воскликнул Александр. — Союзника обрели себе ливонцы в Борисе Нигоцевиче.
— Под Медвежьей головой Владимирко псковский с переветами под лыцарским стягом стоял противу русичей, — напомнил Ратмир.
— Истинно, — подтвердил Федор Данилович. — Начнут поход ливонские меченосцы, не диво будет, если воевода Ратмир встретится в поле с Нигоцевичем, как с врагом. Кто начал с измены — изменой и кончит. Верхние боляре на Новгороде не отреклись от Нигоцевича. Поклоном от него кланялся магистр владыке и болярам. И ныне не угасли надежды верхних на епискупов латинских и на лыцарей. Бывало так-то, Александр Ярославич. В Галицкой Руси вотчинное болярство в дружбе с угорцами билось против князя Романа. Ты, княже, силен в Новгороде дружиной своей, страхом вотчинников перед полками суздальскими, потому и не люб.
— Довольно, болярин! — Не в силах сдержать гнев, Александр вскочил с лавки, вышел вперед и остановился рядом с боярином Федором. — Ищут нам гибели вотчинники…
— Владычный болярин Якун Лизута молвил о тебе, велел звать на княжение Мстислава.
— Его ли слово стало словом вече? Ждать ли нам, пока скажет Новгород — уходи!
— Не скажет, не услышим того, княже. Вели лучше накрепко затворить ворота на княжем дворе, — посоветовал Ратмир.
— Не время биться, Ратмир. — Александр помолчал, решая, как ему поступить. — Сделаем так, как делывал батюшка: выступим на Торжок, сядем там, остановим обозы с хлебом. Не Новгород будет тогда писать нам договорные грамоты на княжение, сами напишем грамоты Новгороду. Вели готовить поход!
— К чему спешить, княже, повременим, — возразил Ратмир.
— Нет. Хочет Новгород распри, пусть возьмет распрю.
— Верхние боляре ищут распри, а не Новгород, — не согласился Ратмир. — Набат был на Софийской стороне, а на Торговой — ни Славненский, ни Плотницкий концы не сказали слова.
