Камила - Станислава Радецкая

— На что у тебя смотреть? — он взглянул на меня и опять усмехнулся. Я окончательно смутилась, ничего не ответила и поднялась.

Пока я мылась и застирывала одежду, опять пошел мелкий дождь. Я то и дело оглядывалась на Иштвана, но он не поворачивался ко мне, как и обещал. Почему-то мне стало от этого горько, и я подумала, что вскоре мы расстанемся, и он забудет меня так же легко, как и спас. Вчера он шутил со служанками и просил у них поцелуй, и мне захотелось оказаться на их месте, просто чтобы отказать ему, не больше и не меньше.

Я обозвала себя дурой, когда поняла, какие картины появляются перед моим внутренним взором, и принялась застирывать кровь еще усердней. Чем я действительно лучше шлюхи, раз думаю так о человеке, которого вижу второй раз в жизни? Я чуть не протерла дыру на месте кровяного пятна; теперь было бы хорошо разложить рубаху на солнце, чтобы оно выбелило ее, но у меня не было ни дня, ни часа, ни солнца.

— Я уж думал, ты утонула, — Иштван с интересом взглянул на меня, когда я подошла к нему. Я куталась в косынку, плохо отжатая рубаха под корсетом неприятно липла к телу. Хорошо, хоть он завязывался спереди, иначе бы я умерла со стыда, прежде чем мне пришлось просить Иштвана помочь с ним справиться.

— Ты сама-то что думаешь делать?

— Не знаю… — по правде, я действительно не думала о будущем. — Могла бы помогать по хозяйству… Кому-нибудь.

Иштван вздохнул.

— Не стоит тебе оставаться ни в Буде, ни в Пеште. История вышла громкая, а ну как на тебя взаправду все свалят? Родственников у тебя других тоже нет?

— Н-нет.

— Паршиво. Хотя и родственники бывают те еще.

Я вспомнила тетку и согласно кивнула.

— Всегда страдаю за свой добрый характер! — Иштван горестно покачал головой, но я заметила, что глаза у него озорно блеснули. — Спину себе надорвал, пока таскал глупую девчонку, теперь еще и думай, что с ней делать: не продашь, не выкинешь. Я тут решил, знаешь, — уже без балагурства добавил он, — товар у меня сейчас плохо идет. Думаю, придется сходить на запад, где люди побогаче, да потратиться, еще чего купить.

— Я умею штопать и шить, — робко вставила я. -- И стираю хорошо.

— Хоть на что-то годишься. Придется нам все-таки, как стемнеет, в город вернуться. А там раздобудем тебе одежку какую.

Я переступила с ноги на ногу — босиком стоять было прохладно — и опять кивнула. Я не знала, как его благодарить, и что для него сделать, потому просто молчала.

— А ты продавал когда-нибудь девушек? — неожиданно спросила я, вспомнив подложного «дядю». Не то, чтобы я боялась, что Иштван тоже окажется таким, но все-таки: что ему до меня?

— Каждую неделю, — Иштван оскалился и встал, чтобы взвалить себе на плечи короб. — Перевожу их через Карпаты, а там — туркам в руки.

— Туркам?

— Конечно! Родичи как-никак. Что ты на меня уставилась? Разве я не похож на турка?

— Я думала, ты — цыган…

— Баран тоже думал, что стричь ведут. Моя мать была турчанкой, так что я самый настоящий разбойник и грабитель. Породистый! Почему ты не падаешь передо мной на колени и не молишь о пощаде? Теперь тебе известна страшная тайна. Она стоила бы немало… — он сделал зловещую паузу и буднично закончил, — если б кому-то было до нее дело.

Я неуверенно заулыбалась, но на сердце стало тепло. С Иштваном я чувствовала себя в безопасности; пусть он иногда и странно балагурил: то ли шутит, то ли нет.

Мы отправились в путь, и по дороге он рассказывал мне забавные истории из своей жизни — они так отличались от всего, что мне приходилось видеть вокруг! Там часто смеялись, проказничали, любили, заливали печали крепким вином, делали глупости, и мне показалось, пока я шагала босиком по нагретой солнцем земле, что передо мной распахнулось окошко в другой, счастливый мир. Не хотелось ничего говорить, ни о чем думать, и я совсем позабыла, что где-то позади по моим следам рыщет капитан.

Глава одиннадцатая

Когда зашло солнце, мы вошли в шумный и крикливый город. Я ухватилась за руку Иштвана, как вчера Якуб держался за мою, и позволила ему вести меня, куда глаза глядят. Никто не обращал на нас внимания, ни солдаты, ни прохожие; коробейник с простоволосой босой девицей никого не интересовал. Мы без приключений дошли до низенького каменного белого дома, на деревянной вывеске которого красовалась пузатая бочка. Иштван резко свернул налево, помог мне спуститься вниз по крутой лестнице, и мы попали в полутемный зал, где резко пахло хмельным пивом и паленой шерстью. Народу здесь сидело видимо-невидимо, все ели, пили, курили и разговаривали, оттого над людскими головами плыл вонючий сизый дым, и со всех сторон до нас доносились обрывки разговоров.

Иштвана тут хорошо знали, и, пока мы пробирались между длинными столами и лавками, его то и дело окликали, хлопали по плечу, приглашали присесть и угощали пивом. Он отшучивался, порой вовсе не безобидно, но никто почему-то не сердился, и окружающие лишь заливисто хохотали.

Он усадил меня поближе к очагу, над которым висела распятая волчья шкура, испещренная дырками и поеденная молью. Прямо к ней был приколочен деревянный щит с