Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман
– Фридрих спросил, наказал бы я своих, если бы узнал про это, – продолжил король. – Я ответил, что нет, потому что они следовали моему приказу, даже если зашли дальше, чем следовало. И если бы мне пришлось решать снова, я отдал бы тот же самый приказ. Но мне следовало бы переговорить с тобой после случившегося. Я сожалею о том, что этот разговор не состоялся.
В темных глазах Леопольда сложно было что-либо прочесть.
– Это звучит почти как извинение.
Ричард улыбнулся:
– Мне кажется, для извинений уже слишком поздно. Да и с учетом обстоятельств мое раскаяние может показаться неискренним.
Австрийский герцог ничем не выдал, уловил ли он иронический подтекст.
– Да, пожалуй, – согласился он, подтвердив подозрение Ричарда о полном отсутствии у него чувства юмора.
Глотнув еще вина, Ричард склонился через стол ближе к собеседнику:
– В таком случае давай вести разговор не о прошлом, но о будущем. Насколько я разумею, перед нами лежат два пути. Первый: мы предаем прошлое забвению, завтра утром я уезжаю отсюда – лучше всего отправляюсь с сильным эскортом в Моравию, – а ты тем временем даешь приказ отпустить на свободу моих людей. Второй: мы обсуждаем условия выкупа. Естественно, для меня предпочтительнее первый путь. Но если нужно, я готов пойти и по второму. В первом случае я даю тебе честное слово, что не стану искать мести и не буду держать на тебя обиду, потому как признаю, что ты не так неповинен, как я считал прежде. Если речь идет о втором, то я уверен, что мы сможем достичь устраивающей нас обоих договоренности. Так какой путь мы изберем?
Леопольд теперь избегал встречаться с ним взглядом, уткнувшись глазами в свой кубок.
– Ни тот и ни другой.
Это был удар. Ричард убедил себя в возможности договориться с герцогом, поскольку судил по некоторым робким признакам, что Леопольд начинает жалеть о решении ухватить льва за хвост. Еще вчера король взорвался бы гневом и напомнил герцогу, что упорствуя в своем безумии, он обрекает себя на вечную тьму. И спросил бы, стоит ли ради какой бы то ни было обиды подвергать опасности свою бессмертную душу. Однако юноша семнадцати лет достиг того, чего не удавалось практически никому: заставил Ричарда посмотреть на ситуацию глазами противоположной стороны. Аккуратно поставив на стол кубок, вместо того чтобы грохнуть им об пол, он сказал:
– Леопольд, ты совершаешь непоправимую ошибку. Что бы ни случилось со мной, тебя ожидает судьба намного худшая. Нам обоим известно, что его святейшество папа предаст тебя анафеме за такой великий грех. Но еще не поздно. Еще есть время исправить причиненное зло.
Сдвинув стул, Леопольд медленно встал.
– Ты ошибаешься, Львиное Сердце, – мрачно процедил он. – Отныне мы лишены роскоши выбирать свою судьбу. Понимаешь ли, я был обязан известить о твоем пленении моего сюзерена, и император Генрих повелел мне доставить тебя к нему в Регенсбург. Завтра утром мы отправляемся к императорскому двору.
Глава VII
Дорога на Регенсбург, Германия
Январь 1193 г.
На этот раз Ричард дал слово не пытаться бежать, и его не стали связывать. Хадмар обеспечил его удобным предлогом, сообщив, что до Регенсбурга добрых полторы сотни миль, но правда заключалась в том, что король отдал бы все, лишь бы не явиться ко двору Генриха спеленатым как гусь на Михайлов день. Он огорчился, узнав, что архиепископ Зальцбургский и епископ Гуркский не сопровождают Леопольда, потому как рассчитывал на шанс перемолвиться с кем-нибудь из них с глазу на глаз. Но ни прелаты, ни аббаты-цистерцианцы не вошли в состав свиты герцога. Леопольд намеренно держался на расстоянии, не давая Ричарду возможности заговорить с ним. Удалось перекинуться лишь парой слов с Хадмаром. Решив, что терять нечего, он спросил, поддерживают ли австрийские клирики захват короля. Рыцарь поразил его готовностью, с которой был дан ответ.
– Разумеется, не поддерживают. Герцог не в ладах с церковью, и это сильно беспокоит наших прелатов. Но тем не менее, они ему верны и останутся верны, даже если папа наложит на него высшую кару.
Ричарду хотелось услышать вовсе не это.
Они покрывали по двадцать миль в день, расстояние вполне приличное для зимнего путешествия, ночевали в замках, один раз в монастыре, а еще однажды остановились в гостинице, повергнув в панику хозяина заведения. Ричарда всегда помещали с удобствами, но держали изолированно и под крепкой охраной, и ничто не мешало ему думать о том, что ждет его при императорском дворе.
Генриха фон Гогенштауфена он никогда не встречал, но известия о нем не обнадеживали. Генриху было сейчас двадцать семь, он получил хорошее образование, по слухам, бегло говорил на латыни и, подобно Ричарду, иногда сочинял стихи. А еще говорили, что он безжалостен, неумолим, злопамятен и надменен. Зять Ричарда, бывший герцог Саксонии, и его племянник не находили для императора ни единого доброго слова. Так же, как мать Ричарда и его жена.
Алиенора и Беренгария неожиданно столкнулись с Генрихом и его супругой два года назад, по пути к Ричарду на Сицилию. Генрих и Констанция ехали в Рим на коронацию – отец Генриха, как стало известно, погиб во время крестового похода. Пути двух делегаций пересеклись в итальянском городе Лоди, сильно озаботив тамошнего епископа, которому пришлось оказывать гостеприимство и тем и этим. Лежа на постели в немецком замке и пытаясь не замечать окружающих его стражей с мечами наголо, король припоминал колкую характеристику, данную его матерью императору Германии.
– Генрих умен, слишком умен. И холоден. Бьюсь об заклад, если его разрезать, в жилах у него обнаружится чистый лед. А еще наделен обаянием раненого барсука. – Тут Алиенора остановилась, давая Ричарду насмеяться всласть. – Но он опасный человек, Ричард, не из тех, к кому можно относиться легкомысленно, так как Генрих лишен принципов и наделен огромной властью. Из таких получаются
