Давид Малкин - Король Давид
– И помянем Асаэля, – добавил Иоав. – Вот и река, пришли. Давно я тебя не видел, Иордан…
Тела убитых захоронили в пещерах на южном берегу Кидрона. Занимались этим левиты, старшим над ними Давид назначил коэна Цадока бен-Азарию. Левиты прочесали лес Эфраима вдоль и поперёк, раненых передавали лекарям, а трупы сносили на опушку леса. Отыскивали любую частичку человеческого тела, чтобы не досталась диким зверям, чтобы всё было возвращено земле, из которой Бог сделал первого человека – Адама. Души перейдут в другие тела, души Господь создал нетленными, а о телах следовало позаботиться.
Вечером левиты продолжали поиски с факелами.
Вернувшиеся из боя солдаты свалились на землю и уснули. Левиты – нет.
Цадок бен-Азария, несмотря на молодость, не раз участвовал в боях с кочевниками, нападавшими на селение Бейт-Гала, и видел смерть. Но не такую!
Ноги отказывались двигаться. Цадок ложился на землю, закрывал глаза, но они всё равно видели головы, руки, туловища… Тогда Цадок раскрывал глаза, чтобы смотреть только на луну, на звёзды. Хотелось пойти к королю и спросить: «На что нам теперь надеяться, Давид?». Но король, по обычаю предков, сидел «шиву» по убитому сыну, ни с кем не разговаривал.
Народ устал от войны, – думал Цадок бен-Азария. – Когда иудеи и биньяминиты помирились и вместе пришли к Давиду, они надеялись, что теперь настанет покой. Перенесли в Город Давида Ковчег Завета, строили город, укрепляли его стены. И всё это время воевали: с филистимлянами, с Эдомом, с арамеями. А победили врагов – сцепились между собой. Сколько же это может продолжаться? За что наказал нас Господь? Почему Он не жалеет своего помазанника Давида? Ведь не было у короля счастья и в его доме – вон каких сыновей послал ему Бог, один страшнее другого!
Едва рассвело, помогать левитам пришли все, кто уцелел и держался на ногах. А Цадоку передали приказ: надеть праздничные одежды и идти с королём в Город Давида.
Около Гильгаля, где ширина реки составляет тридцать локтей, Давид и его соратники поднялись на плот. Простой люд должен был переправиться вброд. Как только Давид сел в кресло, плот поплыл по гладкой воде Иордана, неширокого, но ещё мощного, даже после засухи.
…В середине покрытого белыми шкурами плота восседает сам Давид. Голову его венчает золотой обруч с сияющим изумрудом, найденным аммонитянами в горах Южных пустынь. По правую руку от короля – советники во главе с Хушаем Хаарки, оба коэна и пророк Натан. По левую – сыновья, и с ними сегодня не Мерив, внук Шауля, а другой человек – Кимам бен-Барзилай. Он ещё никогда не бывал на правом берегу Иордана, не видел Города Давида, и волнение алыми пятнами проступает на его загорелом лице.
Силачи на берегу тянут верёвки, и плот медленно пересекает Иордан.
Король пожелал подняться на Масличную гору и взглянуть оттуда на город. Однажды, два десятилетия назад, у Давида, остановившегося перед захолустным ивусейским городком, перехватило дыхание, и он замер, не в силах двинуться дальше. Давид увидел в небе над Ивусом… Шехину – дух Божий. «Здесь!» – крикнул он сопровождавшим его людям.
Почувствует ли он то же самое теперь?
Тишина на плоту и на обоих берегах Иордана.
Король Давид встаёт и обращается к Богу с благодарной песней:
– Господь – моя крепость и мой спаситель.Только Ты для меня опора!Щит мой и рог спасенья,Бог мой – моё убежище…[21]
Часть III. На тебя уповаю
Глава 24 Бунт. Шевы бен-Бихри
В дни осенних праздников есть предвечерний час, когда сплошная мгла ещё не обессилила небо, и оно всей своей необъятностью стискивает облака, обращая их в изменяющиеся фигуры. Среди них человек может найти картины прошлого, о котором он помнит или слышал от стариков, и предсказания на будущее. Реже – настоящее. Это – любимое время Давида. В такие часы он запрещал тревожить его по какой бы то ни было причине, боялся пропустить небесные видения, не увидеть что-то важное. «Стареет!» – перешёптывались придворные. А Давид говорил с Богом.
– Услышь, Господи, правду,внемли крику моему,выслушай молитву мою – она не из лживых уст <…>Ответь мне, Боже,склони ухо, услышь слова мои.Яви милости Твои,Спаситель!
Давид с домоправителем Арваной обошёл королевский дом, выясняя, что успели натворить там в его отсутствие. Ничего не уничтожили, ничего не разграбили, по-видимому, Авшалом был уверен, что скоро вернётся сюда с победой. Миновали, не заходя внутрь, комнату за комнатой, кладовую за кладовой. Давид шёл чуть впереди Арваны. Выстроившиеся вдоль стен слуги глубокими поклонами приветствовали возвратившегося хозяина. Велев Арване подождать, Давид вошёл в самую большую комнату, где на полу, до бровей прикрытые чёрными платками, сидели и ждали решения своей судьбы десять женщин, обесчещенных Авшаломом. И взял король десять женщин-наложниц, которых он оставил стеречь дом, и поместил их в Охранный дом, и содержал их, но к ним не входил. И оставались они в заключении до своей смерти. Пожизненные вдовы <…>
Вечером Давид вышёл в сад, разросшийся, прибранный. Город не был виден из-за стволов мирта и кустов шалфея, но горы в свете луны и летящих рядом с ней мелких звёзд всплывали из чёрно-зелёных пучин прибрежной долины и замирали в тишине. Из тёмной глубины тянулись к Давиду страна и люди – те, кого дал ему в управление Господь. Как ими править?
Пророк Натан повторял, что нет более достойного занятия для человека, чем размышление о своём назначении перед Богом.
Что же он должен совершить?
Густое тёмно-серое облако, меняя очертания, стало тремя бородатыми мужчинами, прижавшимися друг к другу тяжёлыми плечами. Средним был, несомненно, Давид – таким он видел себя, когда глядел в бронзовое зеркало. Слева и справа от него – братья Цруи. Волосы на их головах растрепал ветер.
Давид вспомнил повседневную картину: братья Цруи ни свет ни заря ждут его за порогом дома. Такие же серые, как каменные стены, с помятыми, заросшими лицами, немытые и нечесаные. У Авишая выпячен живот, разговаривая, он помогает себе быстрыми движениями коротеньких рук. Иоав не говорит, а цедит слова и при этом ковыряет в ушах и успевает почесать задницу. Давиду рассказали, как Иоав трижды стрелял в упор в залитое кровью тело, висящее на дереве. Теперь даже в молитвы, даже в разговоры Давида с Богом влезают хмурая, прокалённая солнцем морда Рыжего и его лук.
Облако распалось, и куски его унёс ветер. Давид продолжал думать о братьях Цруях, о худом и злющем Иоаве и рассудительном, ничего не делающем сгоряча, а потому не ведающем ошибок Авишае. У обоих были тяжёлые кулаки, оба искуснее всех владели мечом. А кто в армии учит молодых, как выбрать древко для копья, подогнать щит к левой руке, натянуть тетиву на основу лука? Всё те же братья Цруи, с которыми ты прошёл через битвы и остался жив потому, что они всегда были рядом. Вспомни великана Ишби – потомка гиганта Голиафа! Когда кончик его огромного меча уже прикоснулся к доспеху у тебя на спине, Ишби вдруг заорал, отлетел в сторону и рухнул, обливаясь кровью. Это Авишай бен-Цруя, снося всё на своём пути, примчался на помощь своему королю.
Ведь ты гордился своими командующими, ты любил братьев Цруев и просил Иру бен-Икеша повторять слова Иоава Авишаю перед сражением с арамеями: «Мужайся, брат! Мы будем твёрдо стоять за наш народ и за города Бога нашего. И пусть Господь совершит, что Ему угодно». А как преображались их лица, когда они обходили стан, подбадривая воинов перед боем! И какой искренней была их печаль, когда приходилось опознавать убитых. Если никто не мог вспомнить имени молоденького солдатика, звали командующего. Тот и видел-то бойца мельком в день прибытия в стан, но опускался на колени, долго вглядывался в мёртвое лицо, откидывая с него склеенные кровью волосы, прикасался пальцами к пробитому стрелой лбу и хрипел: «Это – Зеев бен-Ана, да будет благословенна его память…»
Давид подошёл к входу.
– Шалом, Авишай! Заходи.
Он рассказал Авишаю бен-Цруе, что велел Амасе собрать армию и преследовать бунтаря Шеву бен-Бихри, не давая тому укрыться в укрепленном городе. Авишай слушал и кивал. Он знал, что сказал король Амасе: «Собери мне иудеев в три дня, а сам возвращайся сюда». И пошёл Амаса собирать иудеев, но промедлил дольше назначенного срока.
– Ну, – сказал Давид,– чего молчишь? Амаса больше не командующий. Действуй и как можно скорее.
Авишай бен-Цруя переминался с ноги на ногу и чесал живот под рубахой.
