Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе
Русскую границу Райчин пересек 20 марта. Приехав в Варшаву, он разыскал там Даниила Вислицкого, которого хорошо знал по годам совместной учебы в Винтертуре. Спустя неделю Вислицкий пристроил его на конспиративной квартире социал-демократической группы Иваницкого — Пескина, а затем познакомил со своими товарищами по «Союзу польских рабочих».
Члены группы Иваницкого — Пескина не сразу решились на содействие Райчину, поскольку он показался им недостаточно конспиративным и мало подготовленным теоретически для ведения политических дискуссий с социал-демократами и народовольцами по столь непростому вопросу, как объединение общих сил основных революционных групп России. Однако Райчин заявил, что поручение дано именно ему, не кому-либо другому, дано самим Плехановым, а это — достаточно веский аргумент для того, чтоб ему было оказано полное доверие. И доверие было оказано. От Шумова и Рункевича Райчин получил адреса Авалиани и Никитской в Москве для встречи с Егуповым.
После свидания с Райчипым Егупов направился к себе на квартиру. В голове его все шло кругом. Столько забот свалилось разом! А тут еще этот «пекарь из Щигров», этот Филатов, которому он, несмотря ни на что, пообещал дать «нелегальщины»… Сделать это можно было не вдруг, сначала надо было с помощью Петрова понадежнее пристроить чемодан «Семена Григорьевича — Франца Ляховича и прочая, и прочая». Пока же Филатова предстояло куда-то определить на ночлег, у себя оставлять его еще на одну ночь Егупов никак не хотел.
На квартире поджидал его Авалиани. Он взялся устроить ночлег Филатову у какого-то своего земляка-приятеля лишь на следующую ночь, так что Егупову пришлось примириться с тем, что нежелательный гость останется у него еще на одну ночевку. Семена Григорьевича он решил определить на субботний ночлег к Василию Дмитриеву.
Вернувшийся на квартиру уже поздно вечером Михаил Петров сказал Егунову, что чемодан им перевезен на Большую Сернуховку, в дом Общества приказчиков, в котором жила его замужняя сестра Елизавета Подгорнова.
— Забыл тебя попросить вот еще о чем, — сказал Егупов, поблагодарив друга за оказанную услугу. — Ты завтра или послезавтра составь список всего привезенного, выпиши все названия брошюр и против каждого названия проставь количество экземпляров. Список мне нужен: надо точно знать, чем мы располагаем.
— Обязательно составлю! — пообещал Петров, с усмешкой подумав про себя: «Уже составлен такой список, только не для твоей милости и не мной, а кем следует…»
— Про завтрашний вечер не забыл? — спросил Егупов.
— Как можно?!.
— У меня завтра день опять суетливый. Убегу с утра, так что ты запомни: у Бруснева вы должны быть в половине девятого. Авалиани и Вановского я уже предупредил. Соберетесь здесь. Втроем и отправитесь, Вановский вас отведет. А я зайду за «техниками» к Векшину. Мы придем попозже.
— А этого куда? — Петров кивнул в сторону соседней комнаты, из которой доносилось похрапывание «пекаря из Щигров», уже давно спавшего.
— Его Авалиани отведет ночевать к какому-то своему знакомому. Ты тут без меня — осторожнее с ним в разговорах!
— Что я — не понимаю?! — Петров изобразил искреннюю обиженность.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Наступила страстная суббота. В полдень Авалиани отвез Филатова к своему приятелю, затем отправился, по договоренности с Егуповым, к Никитской, откуда вместе с заграничным гостем поехал к Василию Дмитриеву.
Егупов, успевший с утра обежать пол-Москвы, в это время, по пути к Дмитриеву, повстречал Громана и Первушина и сказал им, чтоб они стукнули часов в семь в окно квартиры Дмитриева, на этот стук он выйдет в поведет их к Брусневу. Егупов опередил Авалиани и его спутника, оказавшись у Дмитриева раньше их: ему заранее надо было договориться с Дмитриевым насчет ночлега для Семена Григорьевича. Однако Дмитриева он дома не застал. Занимал тот со своим однокашником Буржинским две комнаты. Буржинского дома тоже не было. В комнате Дмитриева трое учащихся Технического училища чертили какой-то план. Егупов решил было подождать Дмитриева на улице, но в прихожей послышались шаги. Вошли Авалпапп и Семей Григорьевич. Авалиапи тут же ушел, сказав, что спешит по делам. Егупов пригласил Семена Григорьевича в комнату Буржипского. Плотно притворив двустворчатую дверь, оп окинул бедно обставленную комнатушку быстрым взглядом, кивком пригласил Семена Григорьевича садиться. Сел и сам.
— Вот тут вы и переночуете сегодня, а там поглядим, — сказал он. — Возможно, подыщем что-нибудь другое.
— О, теперь я вижу: у вас тут, в Москве, действительно целая организация! Признаться, я не думал! — Семен Григорьевич как-то искательно улыбнулся. — Я полагал, что есть, в лучшем случае, лишь разрозненные кружки, и мне представлялось, что я своими речами в этих кружках поспособствую их объединению в организацию, а также объединению с организациями других городов. Но, так или иначе, я думаю, что мне надо будет задержаться в Москве. Надеюсь, что своими знаниями и. практичностью я буду здесь полезен…
— Напрасно вы думали, что в Москве все так слабо! — перебил Егупов. — Я заметил по своим варшавским знакомым: есть такое заблуждение, мол, в России революционная деятельность ещо в самом зачаточном состоянии. Но здесь у нас есть уже и боевые организации, и стремление их к объединению!
Семен Григорьевич так и просиял:
— Мне очень-очень приятно все это слышать! А потому моя задача должна измениться. Я имею от Плеханова еще несколько серьезных поручений… Но о них я могу говорить вполне открыто, лишь зная, каково направление вашей организации, каков, так сказать, образ мыслей руководителей ее.
— Мы — за самую активную борьбу с существующим строем… — уклончиво сказал Егупов.
Почувствовав, что имеет дело не просто с единомышленником, но и с родственной натурой, Семен Григорьевич разоткровенничался:
— Мне, раз уж я оказался здесь, надо бы встретиться и поговорить с русскими рабочими, а также со здешними революционно настроенными интеллигентами…
— Насчет встречи с рабочими теперь очень сложно… — сказал Егупов. — Я уже говорил вам о том, что прошли тут у нас обыски и аресты… Ну а о встрече с нашими интеллигентами… можно подумать… Только предупреждаю, что из-за опасности теперешнего положения очень может быть и так: поговорить вам придется лишь со мной…
— Что же… Если не будет возможности более широкой встречи, то я согласен переговорить обо всем и лично с вами. — Семен Григорьевич развел руками и, улыбнувшись, сказал: — Может быть, мне больше повезет в других местах…
— Что вы имеете в виду? — спросил Eгупов, насторожившись.
— В моих дальнейших планах — поездки в Ростов и Воронеж… У меня есть там несколько адресов…
— Вот этого вам делать нельзя!
— Почему же?
— Ездить теперь по России по заграничному виду на имя рабочего Франца Ляховича?! Да вы что? Вы сразу же привлечете к себе внимание!
— А вы не могли бы достать для меня чужой вид?
— Нет.
— Как же так?! Вы называетесь организацией! Вам же надо рассчитывать на связь с эмигрантами, привлекать их к кружковой работе!.. Ведь они, как люди опытные, могут принести большую пользу! Но вот из-за какого-то вида на жительство это невозможно… Порядочная организация обязательно должна иметь на всякий случай несколько видов для приезжающих из-за границы. Вот, например, я! Отлично знаю ведение типографского дела, кроме того, я — механик, а стало быть, могу устроиться на любой завод и вести пропаганду среди рабочих. В этом у меня большая заграничная практика. Разве вам не нужны такие люди?! Нужны! А как вы их привлечете, если не имеете самого элементарного?!.
— Видите ли… — уклончиво ответил Егупов, поморщившись (приходится повторяться!), — очень сложное время теперь… Обыски, аресты… Деятельность организации нам необходимо временно свернуть, поскольку все теперь связано с большим риском…
— Я понимаю… — сказал Семен Григорьевич, и Егупову послышалось в этом «я понимаю» плохо скрытая ирония. Он почувствовал себя уязвленным и заговорил вдруг резко:
— Нет, вы, видимо, не совсем понимаете, сколь непростое время мы тут переживаем. Вам к этому надо отнестись посерьезнее. Если вы хотите вести со мной дальнейшие переговоры и повидаться с кем-либо из моих товарищей, без согласия с которыми я ни о чем положительном не могу с вами договориться, то вы должны здесь, в Москве, ни с кем более не встречаться и по окончании переговоров с нами сразу же возвратиться в Варшаву, а там — и за границу, как можно скорее, нигде не задерживаясь и не прописываясь по своему заграничному паспорту.
— Хорошо, хорошо! Я согласен! Мне много говорили о вас в Варшаве, я верю вам! — торопливо сказал Семей Григорьевич, словно бы опасаясь, что все вдруг может расстроиться.
