Джоан Швейгарт - Королева мести
Однако мне не хотелось звать братьев и обнаруживать свое присутствие до тех пор, пока не буду уверена в том, что голоса принадлежат именно им. Пока же завывания ветра не давали мне такой уверенности. Я встала и пошла меж деревьев, молясь о том, чтобы не наткнуться на воров или снежных великанов. Но вскоре я разглядела вдалеке коней моих братьев, а затем и их самих, сидящих бок о бок на большом камне. Нас разделяли густые заросли, но я увидела, что лица их были мрачны, и мне подумалось: может, не стоит подходить к ним сейчас с разговорами. К тому же вряд ли они поверят, что я зашла так далеко одна, без коня и оружия, только для того, чтобы побеседовать. Вся моя идея показалась мне бессмысленной, но пока я решала, что же делать дальше, до меня донесся голос Гуннара, он произнес имя Сигурда. Я испугалась, что, заметив меня, они подумают, будто я подслушиваю, и опустилась на колени. И тут же поняла, что узнать, о чем они говорят, мне не помешает. Я поползла между деревьями и остановилась лишь тогда, когда стала хорошо различать их голоса. В ужасе от того, что меня могут обнаружить, я затаила дыхание.
— Мне это тоже часто снится, — говорил Хёгни. — Достаточно одного этого меча, — если он действительно так хорош, как Сигурд его описал, — чтобы защитить нас от римских мытарей, когда они придут в следующий раз. Но мы за все это время даже не раскопали это место, чтобы посмотреть, есть ли там золото, — и он резко засмеялся. — Зная Сигурда, ты должен понимать, что всегда есть шанс…
— Я об этом и говорю, — перебил его Гуннар. — Этот парень — любитель приукрасить. Ну что, раскопаем и посмотрим? Он уже давно мог бы предложить нам это сделать.
— Что? Мы кто, воры? Держи себя в руках. Ты должен совладать с собой, потому что все бургунды берут с тебя пример. А если тебя поймают?! Да ты и так увидишь сокровище, когда Сигурд и Гудрун поженятся.
— Ну да, только боюсь, это будет лишь ничтожная его часть.
Хёгни пожал плечами.
— Не надо так думать. Может, он и развратник, но он никогда не был скупым.
— Не согласен… насчет его щедрости. Вряд ли он теперь заплатит за Гудрун хороший выкуп.
Хёгни рассмеялся.
— Опять за свое? Похоже, мы все время говорим об одном и том же.
— А ты не хитри. Хоть ты и прикидываешься таким же невинным, как Бальдр, мысли у тебя те же, что и у меня.
— Страсть к валькирии лишила тебя разума. И озлобила воображение.
— Вот только не надо про разум и недобрые мысли. Ты видел, как он на нее смотрит?
— Я тоже на нее сморю. И что с того?
Они немного помолчали, пока Гуннар обдумывал сказанное. Затем он заговорил хрипло и так тихо, что мне пришлось напрягать все силы, чтобы его расслышать.
— Мы больше не мужчины. Погибни мы в ночь урагана, то оказались бы в Хеле, рядом с женщинами. Боги любят тех, кто берет от жизни то, что хочет, как сказала Брунгильда. А она знает богов. Мы должны подготовиться к битве с врагами, как подобает мужчинам. Что хорошего, если бургундское королевство воспрянет из пепла, но люди станут говорить о нем как о королевстве, состоящем из одних женщин?
Хёгни снова рассмеялся.
— И с кем же ты собираешься биться, Гуннар? С гуннами? Римлянами? Сначала тебе придется сразиться с франками, если ты лишишь жизни одного из них. А пока они — наши единственные верные союзники.
— Но если мы сумеем доказать им, что у нас были причины… Время пришло, говорю тебе. У нас есть такая возможность. Не будем же по-женски прятаться от нее! Ты недальновиден и не знаешь мира, брат. Ты как червь, который ползет целый день по земле и не видит, что творится за ближайшим листом. Что такое жизнь одного человека по сравнению с будущим целого народа?
— Человек, о котором ты говоришь, — твой побратим. И у тебя нет доказательств того, что он нарушил…
— Нет? Подними голову и посмотри на верхушки деревьев!
— Ну, я поднял голову. И вижу, что ты — всего лишь мечтатель. Ты говоришь так, как говорил, когда мы были мальчишками. Это золото ничего не изменит. Его слишком мало. Золото привезли сюда на одной лошади. Да, конечно, с его помощью можно выкупить кого-то из наших слуг в следующем году, но что будет через год после этого? А дальше? В конце концов мы станем такими же, как сейчас: небольшим племенем, окруженным империями. У нас нет иного выбора: мы должны продолжать жить, как раньше: сеять и собирать урожай, рожать детей и надеяться на то, что наше будущее станет лучше настоящего.
— Червь! Неужели тебя не тяготит, что сейчас мы способны одолеть разве что дикого кабана? Что мы проводим вечера как женщины, беседуя о домашних заботах? Неужели тебя устраивает такая жизнь?
— Я счастлив быть таким, какой есть. Я — семя, из которого в будущем…
Гуннар схватил Хёгни за плечо и резко встряхнул.
— На этот раз боги на нашей стороне. Таких ураганов еще никогда не бывало! Да это же ураган внутри урагана! Боги устроили его возле нашего порога, чтобы показать, что пришло наше время. И если мы выступим вперед, то они поведут нас, мы получим их защиту! Станешь ли ты отрицать, что боги хотели нам что-то сказать?
Хёгни высвободился из его хватки.
— Признаюсь, меня это озадачило.
— Ну?
— Все равно нельзя нарушать кровную клятву без веской причины.
Гуннар резко всплеснул руками.
— Да есть у меня причина. Именно это я и пытаюсь тебе объяснить! Неужели ты думаешь, что я способен нарушить такую клятву просто так?
— Ты еще не спрашивал Брунгильду об этом.
Гуннар опустил руки.
— Спрошу.
— Ты это уже говорил. Спросишь, когда женишься на ней. А пока не вижу смысла это обсуждать.
Гуннар покачал головой.
— Разве ты не понимаешь? Тогда будет слишком поздно. Он к тому времени гоже женится, а его наследник уже станет расти в утробе нашей сестры. Это нужно сделать до свадьбы.
— А как же франки?
— Мы можем отдать им часть золота и сказать, что это все сокровище.
Хёгни отвернулся.
Гуннар сверлил его затылок пристальным взглядом. Спустя какое-то время Хёгни снова обратился к брату.
— Ты должен спросить ее немедля, — сказал он.
— Не могу. Боги хотят, чтобы она стала моей женой. Ее руны так же ценны, как золото Сигурда. Именно поэтому боги послали ее мне. Ты сам видел, что бывает, когда я ей перечу. Я не должен рисковать и настраивать ее против себя до свадьбы.
— Ты должен спросить ее сейчас, иначе я не стану участвовать во всем этом.
Повисло долгое молчание. Потом Гуннар заговорил:
— Хорошо. Сделаем по-твоему. Я спрошу ее.
Когда Гуннар произносил эти слова, я уже ползла обратно на тропинку. Я слышала, как Хёгни что-то сказал в ответ, но уже не могла разобрать слов. Отойдя подальше, чтобы братья меня не увидели, я вскочила и побежала. Я неслась изо всех сил, прижимая одну руку ко рту, чтобы не кричать, чтобы меня не стошнило, а другую — к сердцу, стараясь не дать ему разорваться надвое. Теперь мне не было никакого дела до зыбучих песков и волков. Я думала только о Сигурде. Я спешила к Сигурду, чтобы предупредить его. Мне как-то удалось выбраться на первую тропинку, и тогда я помчалась еще быстрее. Но, добежав почти до края леса и услышав ровный звук топора Сигурда, я заставила себя остановиться и все обдумать. Глядя сквозь деревья на Сигурда, я поняла, что чуть не совершила опрометчивый поступок. Мне стало ясно: расскажи я Сигурду о том, что слышала, — и у него появятся достаточные основания для убийства заговорщиков. Я спряталась за деревьями и попыталась успокоиться. Я должна что-то сделать, но так, чтобы братья не погибли в результате моих действий.
Мне никак не удавалось навести порядок в обрывочных мыслях, успокоить лихорадочно бьющееся сердце и остановить текущие из глаз слезы. Я бросилась на землю и стала смотреть на покрытый мхом холмик. Слезы застилали взор, но я заставила себя собраться. Спустя какое-то время я стала дышать ровнее. Гуннар упоминал о недальновидности. Насколько же недальновидна была я сама? Какой-то демон внутри меня уговаривал не делать ничего и позволить событиям принять их собственную форму, не искаженную моими желаниями. Гуннар прав — клятва на крови нарушена. Лишить Сигурда жизни и присвоить его золото — вполне возможное отмщение. Есть ли у меня право вмешиваться? Если бы отец был жив, я бы ответила на этот вопрос отрицательно. Но что, если Гуннар ошибается? Правда, это маловероятно… Однако имеет ли это значение, когда речь идет о будущем всех бургундов?
Я не могла думать. Мысли мои оставались лишь какими-то тенями, и я не в силах была довести ни одну из них до логического вывода. Я встала и направилась обратно в лес. Шла, сгорбившись, как старуха, глядя наземь. Я скажу братьям, что слышала их разговор, а затем паду на колени и стану молить не делать того, на что они решились. Я выхвачу у Хёгни его короткий меч, висящий на груди, и пригрожу убить себя, если они не согласятся.