Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание
— Ладомила, дочка тысяцкого Кромеслава…
— C кем же она?
— Будто знакомый юноша, да не признаю… Ба, да он на нашего княжича схож!
— На Святослава? Не может того быть!
— Отчего не может? Он самый и есть, Святослав! Ладомилу за руку держит…
— Да неужто мать княгиня дозволила б ему на простой девушке жениться? Верно, Ольга ему заморскую царевну в жёны прочила…
— А он нашу взял, ай да княжич! Ну, молодец! Знать, на то была воля Ярилы. А супротив Яровых возлюбленных никто слова сказать не смеет, даже мать родная, так-то!
У одной из стоявших в толпе девушек от изумления округлились глаза. Не веря ушам своим, она впилась взором в приближающуюся пару. Затем охнула, всплеснула руками и, подобрав подол, со всех ног кинулась бежать вдоль улицы.
— Это теремная девка Устинья, небось побежала сообщать княгине новость неслыханную. Дорого б я дала, чтоб на сие поглядеть! А княжич и вправду молодец, наших кровей будет!
Глава 2
Поход к Курянским границам
Ничего не сказала Ольга, когда Святослав предстал перед ней рука об руку с незнакомой девушкой и спокойно изрёк:
— Вот, мамо, это моя жена Ладомила…
Ольга, делая вид, будто весьма занята, сосредоточенно перебирала лежащие перед ней на столешнице какие-то свитки. Затем, подняв голову, она метнула короткий пронзительный взгляд в сторону молодой невестки и, переведя его на Святослава, отрывисто промолвила:
— Что ж, сынок, будь счастлив… Ваша горница там, в конце, со стороны захода солнца… Я велела приготовить… — И она вновь занялась свитками.
Когда молодые ушли, княгиня подняла очи, устремив невидящий взор на пламя светильника, и надолго застыла так, уйдя в себя. Все обидные слова, возмущение и боль, вызванные поступком сына, она выплеснула в тот час, когда Устинья, запыхавшись и вытаращив глаза, сообщила столь нежданную, ударившую, как молния в сердце, весть о том, что Святослав возвращается с праздника Яра вместе с молодой женой.
От грозного лика княгини и её рассерженных пылающих очей оробели все теремные люди, даже охоронцы, а сенные девушки и вовсе разлетелись, будто мухи перед дождём, и затаились где-то поблизости.
— Как он мог, не спросясь, не посоветовавшись, сделать такой шаг?! Прав, как же прав был отец Михайлос, предупреждавший, что сии празднества, особенно Яр и Купало, — сущий вертеп и грехопадение! Вещими оказались слова его! И кого взял, да разве ж пара княжичу дочь простого воя, хоть он и тысяцкий?!
Мечталось, что когда-нибудь сын женится с толком, укрепив брачным союзом родство благородных кровей и великих держав. Однако она и помыслить не могла, что это может случиться так скоро! Святослав на девушек не заглядывался и речей о них никаких не вёл. И вот что удумал, что утворил! Как теперь поступить? Проявить свою материнскую волю, восстать супротив, не принять невестку? Да ведь осудят волхвы и людишки. И Святослав может уйти вместе с ней, он ведь такой, ни за что не уступит…
Подобно вольному зверю, внезапно угодившему в ловчую яму, металась Ольга по светлице. Порой по её щекам то от обиды, то от бессильной ярости катились слёзы. Затем она взяла себя в руки и несколько успокоилась, глубоко схоронив чувства в израненную душу. Не к лицу княгине, державной правительнице, высказывать их, тем паче при людях. Хорошо, что Устинья упредила, есть время подготовиться к приходу молодых.
Про себя Ольга решила, что просто не станет замечать невестку, будто той и вовсе нету. Тем самым она даст понять сыну своё недовольство и заодно покажет материнскую снисходительность и терпеливость.
Потекло время. Теперь Ольга ещё реже видела Святослава. Молодая Дружина и юная жена всецело поглощали его. На редких совместных трапезах Святослав отвечал односложно, а поскольку мать обращалась только к нему, разговора не выходило. Молодожёны, поблагодарив, спешили поскорее удалиться в свою горенку, а Ольга собирала всю волю в кулак, дабы ничем не выдать терзающее душу чувство материнской ревности.
Подоспели Купальские свята. И тут уже ставшая входить в привычную колею жизнь внезапно нарушилась.
С утра Святослав с Ладомилой собирались идти на Требище. Святослав по воинской привычке споро натянул праздничное одеяние и сидел на широкой резной лаве, любуясь ловкими движениями и ладным станом молодой жены.
Как быстро Яр сменился Купалой! Они даже не заметили. Ни подчёркнутая холодность матери, ни постоянные ратные заботы Святослава не могли омрачить праздника души, который длился для них, молодых и счастливых.
«Ничего, — думал Святослав, — скоро мать привыкнет и отойдёт сердцем. Ведь у неё доброе, нежное сердце, только она прячет чувства, боясь показаться слабой. Как можно не любить мою Ладушку? Вон как она ловка да быстра, а за это время стала ещё краше, — упругое тело округлилось, обрело манящие очертания…»
Будто угадав мысли мужа, Ладомила, вертевшаяся перед серебряным зеркалом, оглянулась, лукаво блеснула очами, вихрем пронеслась через горницу, затем покружилась и, остановившись, спросила с весёлым смехом:
— Ну как, ладно сидит? — имея в виду новую понёву[12], расшитую по низу цветами и перехваченную на стане широким поясом.
Святослав потянул её за руку и усадил к себе на колени.
— По мне, так лучше вовсе безо всего… — прошептал он, стискивая жену в объятиях.
— Святославушка, не так крепко, силушка ведь у тебя Перунова, а меня теперь нельзя шибко тискать…
— Отчего? — посерьёзнел Святослав.
Ладомила опустила ресницы, щёки её зарделись стыдливым румянцем.
— Оттого, богатырь мой, что зачала я, видно, сразу в Яровы дни. Велика ведь сила Ярилина… Первый месяц я ещё сомневалась, а теперь точно уверилась…
Святослав помолчал, затем бережно привлёк жену, поцеловал в шею и молвил:
— Тогда нынче не токмо Купале жертву принесём, но и Яриле воздадим молитву особенную. Пусть благословит нас сыном!
— А ежели девка будет? — лукаво прищурилась Ладомила.
— Никаких девок! — решительно заявил Святослав. — Мне нужен сын, который станет воином!
— Почто раньше времени загадывать, — примирительно отвечала Ладомила. — Пойдём лучше, Болеся с Горицветом нас, верно, уже заждались.
Они отправились сначала к Перуновой горе, а затем на берег, где готовилось место для возжигания священного Купальского огня.
Веселье собравшихся за праздничной трапезой на большой поляне было в самом разгаре. Вздымались к небу рога и ковши с хмельным мёдом, провозглашалась хвала богу Купале и прочим богам славянским. Почти всех собравшихся Святослав знал — это были молодые пары, которые, как и они с Горицветом, выбрали себе суженых в Ярилиной роще, и те, что обрели друг друга в прошлые Купальские ночи, и молодёжь, что только готовилась нынче прыгать через кострище с девушками.
— Гляди! — указал кто-то на всадника, скачущего по тропе. — Мы только праздновать начали, а кое-кто уже назад возвращается, да спешит-то как!
— Это он, верно, суженую свою забыл, а теперь вспомнил да отыскать торопится!
Дружный смех был ответом на шутку. Все подняли головы, следя за быстро приближающимся всадником.
— Коня чересчур шибко гонит, — настороженно произнёс чей-то голос.
Всадник направлялся прямо к ним.
Святослав первым узнал одного из своих сотников сторожевой службы и поднялся навстречу.
— Беда, княжич! — крикнул сотник, осаживая коня. — Печенеги на Киев идут!
На мгновение все замерли, осмысливая услышанное. Потом задвигались, засуетились, не забыв при этом погасить факел, которому не суждено было нынче возжечь Купальское кострище.
— Ладомила, Болеся, все жёны и девушки, расходитесь по домам! Юноши — со мной в Ратный Стан! — распорядился побледневший от волнения Святослав и, взяв у сотника лошадь, помчался впереди всех.
Когда они подоспели, в Ратном Стане уже всё кипело и бурлило. Призывно гудели турьи рога, созывая воинов. Те поспешно собирали припасы, проверяли оружие и конскую сбрую, увязывали поторочные сумы.
У темницкого шатра Святослав встретил Притыку в полном воинском облачении — в броне, опоясанного мечом, но без шелома. Чело его было мрачным, лицо каким-то почерневшим, таким Притыку Святослав не видел никогда.
— Притыка, что там? — нетерпеливо спросил княжич. — Это от Издебы посланник прискакал?
Притыка ничего не ответил, словно не слышал обращения, и, повернувшись спиной, пошёл в шатёр. Растерянный княжич перевёл взор на стременного, который подтягивал подпругу темницкого коня. Закончив, стременной медленно выпрямился и, утерши со лба пот, со вздохом сказал Святославу:
— Издеба, друг Притыки и наш верный товарищ, пал в сече с ворогом на Курянских границах, так передал гонец. И многие из его тьмы тоже полегли. Токмо благодаря им не застали нас печенеги в великий праздник…
