Наталья Павлищева - Невенчанная жена Владимира Святого
– Князь новую жену из Корсуни везет. Христианку, сестру цареградских императоров.
Грекиня молча кивнула, в том не было тайны, весь Киев знал, что Владимир в Корсуни женился христианским браком на царевне Анне.
Рогнеда не выдержала, встала, взволнованно прошлась по небольшой ложнице.
– Зачем женился? Некрасива, в свои годы еще дева… Только что кровь царская. – Вдруг резко остановилась перед Натальей: – Она единственной останется!
Грекиня спокойно кивнула:
– Я ведаю. Она.
Этого Рогнеда понять не могла. Женщине только что сказали, что ее могут прогнать, а она так спокойна?
– А мы куда?
И тут же Рогнеда поняла, что Наталья попросту вернется в Болгарию, и ладно. А она сама? Тоже ведь может к Изяславу, как жила совсем недавно. Заберет дочь и уедет даже из своего Предславина. Но что-то не давало принять такое решение. В глубине души она уже понимала, что именно, – не могла вот так без боя отдать князя проклятой сопернице, пусть и высокородной, но некрасивой и не в теле. Христианка? Ну и что, она тоже. И вон Наталья. Даже Мальфрид крестилась и новорожденного сына крестила.
Но Наталья ответила совсем не то, чего ждала Рогнеда. Она вдруг начала говорить точно сама с собой:
– Много лет во грехе живу… Не по своей воле, но грешу… Устала… – Она вдруг вскинула голову. – Я в монастырь уйду, если отпустит.
– Куда?! – обомлела Рогнеда. Такая мысль ей даже в голову не могла прийти! Шла посоветоваться, что делать с неожиданной соперницей, а услышала такое, что и в голове не укладывалось. – Как это?
Княгиня снова села на лавку напротив грекини. Та чуть улыбнулась:
– Я в монастыре до князя Святослава была. Когда монастырь разорили, его полюбила и ушла с ним. А он себе не взял, сыну Ярополку привез. Потом Владимиру досталась.
– Так… ты не любила князя? – Голос Рогнеды чуть дрогнул, она столько лет боялась соперницу, которая и соперницей не была!
Наталья покачала головой:
– Князя Святослава любила, а его сыновей нет.
– А… в монастырь?.. – Рогнеда просто не знала, что спросить. Но глаза грекини вдруг засветились таким светом, что она невольно залюбовалась.
– Все грехи отмолю, чтоб пред Богом чистой предстать. И свои, и княжьи! За князя Владимира много молиться надо, ему самому не отмолить, грешил сильно, в блуде жил…
Уж этого Рогнеде можно не объяснять, сама Добрыне подсказала, чтоб девок Владимиру подбирал. И тут она мысленно ужаснулась – выходит, что и она повинна пред Богом за блуд мужа?! От такой неожиданной мысли Рогнеда замерла. Наталья тревожно заглянула ей в лицо:
– Что? Худо?
– Нет, нет, – замотала головой Рогнеда. – А я… могу отмолить?
– Что отмолить?
– Свои грехи и… княжьи? – Сейчас уже самым главным в жизни казалось вот это – замолить грехи, совершенные в неведении. Хотя какое тут неведение? Все сознавала, только не думала, что это грешно.
– Конечно! – горячо поддержала неожиданную подругу Наталья. – Господь милостив, он простит.
Рогнеда недоверчиво протянула:
– Простит?..
– Простит! – уверенно пообещала грекиня. – Только всей душой надо. И не грешить больше.
Рогнеда хотела возразить, что рядом с Владимиром не грешить невозможно, но вспомнила, что их, наверное, отпустят на волю, и почему-то обрадовалась. Только что она была готова любой ценой не допустить торжества ненавистной соперницы-ромейки, а сейчас стало безразлично, что та будет княгиней. Пусть себе, если ей нужна призрачная власть над Киевом и князем, то пусть…
Натальина рука легла на руку Рогнеды:
– Не кори себя за то, что было, не твоя вина. А если что за собой знаешь или чувствуешь, то покайся, отмоли.
И Рогнеде стало вдруг так спокойно, точно была в темноте, не ведая, где выход, но кто-то добрый и сильный взял за руку и на свет повел. Пусть еще самого света не видно, но она уже знала, что он есть, что теперь не потеряется, не заблудится, не пропадет.
С того дня началась короткая, но такая полезная для обеих дружба двух княжьих жен, почти бывших жен. Рогнеда предложила:
– Поехали со мной в Предславино!
Грекиня испугалась:
– Князь отпустит ли?
– Князь о нас и не вспомнит, если сами на глаза лезть не будем! – фыркнула Рогнеда, она все же лучше Натальи знала Владимира.
И оказалась права, Владимир по возвращении даже не сразу вспомнил, что у него есть целых четыре жены, помимо привезенной из Корсуни. А Рогнеде все равно, она теперь вела долгие беседы о вере с недавней соперницей. Приезжавшие проведать мать сыновья, особенно Яро слав, внимательно слушали, вникали. Наталья стала учить Ярослава читать, это занятие очень понравилось юному княжичу. Рогнеда только головой качала: чего бы раньше-то не подружиться? Сначала ей казалось, что, сдружись они еще год-два назад, и князь не стал бы гнаться за новой невестой, но постепенно мысли о вере вытеснили мысли о сопернице, княгиня вообще забыла о существовании новой жены Владимира. То есть забыть-то не могла, но думала об Анне как-то отстраненно.
И Рогнеда, и Ярослав приняли новую веру всей душой не из-за священников, хотя те очень старались, а после вот этих душевных бесед с княгиней Натальей. Проведшая детство и юность в монастыре, расстриженная поневоле, она сохранила в душе веру, а в памяти все, что нужно знать вновь обращенным. Довольно быстро Рогнеда поняла, что князь не все, а местами и не то увидел в христианской вере, что она права – жизнь нельзя просто начать сначала, чтобы грехи были прощены, одного крещения мало, их сначала надо хотя бы осознать. Самому себе понять, чем грешен, только тогда просить прощения. А Владимир пытался спрятаться за новой верой, как малые дети прячутся от страшного, уткнувшись в подол матери. Значит, Наталья права, самому князю ни за что не отмолить своих грехов, он их не сознает. Оставалось отмаливать за него…
Владимирову цесаревну встречали в Киеве, точно дорогую гостью. Ни одна жена Владимира не удостоилась такой чести.
Горожане с раннего утра толпились на берегу Днепра, стараясь занять места получше, чтоб вволю наглядеться на князя и его новую жену. У князя Владимира жен много, да только ни одна из них не императорская сестра, только княжны да боярыни. А таких и на Руси много, чего разглядывать? А тут цесаревна ромейская …И какая она, эта византийка? Слухи ходили самые нелепые: кто твердил, что росту огроменного, кто, напротив, что почти карлица, в суму переметную спрятать можно… кто говорил, что простых волос на голове нет, а растут сплошь золотые! А уж в том, что ходит лишь в серебре да злате, не сомневался никто… Как тут не посмотреть?
Когда из-за поворота Десны показались разукрашенные ладьи, народ всколыхнулся, послышался даже чей-то визг, видно, какую-то бабенку прижали в тесноте. Мальчишки забрались повыше, куда смогли, облепили пристань, кто-то уже упал в воду, слышались смех и ругань. Дружинники оттеснили толпу от берега, встали сплошной стеной, защищая князя и его жену от киян. Наконец ладьи приткнулись к пристани, челядники быстро пристроили сходни, застелили их, чтоб не ступила нога княгини на мокрые доски.
Толпа снова заволновалась, послышались голоса:
– Князь! Вон князь!
– Где?
– Да вон же, куда глядишь? С ладьи сходит…
– А где княгиня? С собой не взял?
– Не-е… И ее ведут…
– Где? Где?
Убогие, каких оттеснили к чьему-то тыну, перекидывались замечаниями, которые тут же подхватывали вокруг:
– Расступись, народ, княгиня идет!
– А с ней ромейские бояре, один другого толще…
– Хороши? Заботливы?
– Ага! Дешево волк в пастухи нанялся, да только овцы отчего-то недовольны!
Народ хохотал, впрочем, вполне беззлобно.
Похоже, больше всего княгиня интересовала женщин, им не терпелось увидеть, на кого променял своих киевских красавиц князь Владимир. Уже прошел слух, что новая княгиня немолода, не так уж хороша, да и статью особо не вышла… Только что знатного рода, царская дочь. Женщины толкали своих мужей, чтоб помогли пробраться ближе, увидеть, разглядеть. Снова раздался женский визг, две киянки сцепились меж собой, когда одна из них попыталась отодвинуть другую и пролезть. Бабам было уже не до золотых волос княгини, свои бы сохранить в пылу потасовки. Их быстро разняли, не дав драке разгореться.
Толпа снова заволновалась, на сходни вслед за князем ступили и ромеи.
С византийкой прибыло большое количество разодетого в пух и прах народа, священников в красивых нарядах, разных вельмож. Так полагалось императорской дочери и сестре. Сама Анна тоже в дорогих блестящих одеждах, лишь подчеркивающих ее собственную бесцветность. Кияне, привыкшие к тому, что у князя всегда красивые жены и наложницы, во все глаза смотрели на эту дурнушку в длинном, до пят, золоченом платье и богато расшитом головном уборе, непонятно по-каковски скроенном. Кто-то из простолюдинов не выдержал нелепости сочетания маленького тельца, тонких ручек и длинного носа с богатством наряда, засмеялся:
