Василий Ян - Батый

Поход на Рязань

Бату-хан двинул войско на север. Для постоянной связи с отдельными отрядами он посылал к ним особых гонцов. Каждые два дня к нему в орьгу прибывали с мест расторопные нукеры. Они привозили вести и получали приказы джихангира.

Разгулявшаяся метель разметала гонцов. Отряды сбились с намеченных путей. Вскоре Бату-хан знал только местонахождение его тумена «непобедимых» и стоящего рядом тумена «бешеных» Субудай-багатура.

Идти дальше казалось невозможным. Войско остановилось. Кормить коней стало трудно. Под глубоким снегом они едва докапывались до сухих растений. Бату-хан приказал из вьючного обоза выдать коням своей личной охраны по миске пшеницы. Если метель протянется еще несколько дней, кони полягут, а с ними погибнет и все монгольское войско.

– Вперед, к Рязани! – твердили монголы.

Бату-хану и знатнейшим ханам снова поставили юрты. Приходилось у костра лежать, сидеть было невозможно. Через верхнее отверстие валил снег. Дым наполнял клубами юрту и резал глаза.

Бату-хан лежал на животе, рассматривая пергаментный лист, на котором были грубо начерчены главные города, дороги и реки земель урусутов. Он высчитывал расстояния, которые ему придется спешно пройти.

Около него теснились ханы, его тысячники. Они молча слушали, что бормотал Бату-хан, и хором поддакивали ему.

Вернулись посланные Субудаем разведчики. Вошел засыпанный снегом старый нукер, в разорванном малахае, в овчинной шубе, туго подпоясанной сыромятным ремнем. Подоткнув полы, он опустился на колени около костра. Засучив длинные рукава, стал греть заскорузлые скрюченные пальцы.

На вопрос Бату-хана старик сказал:

– Впереди близко залегло в оврагах войско урусутов. В такую черную ночь они проберутся к нам и вырежут наших воинов.

– Что ты еще знаешь?

– Слева невдалеке идет войско хана Гуюка, два тумена. Нукеры бранятся, говорят, что надо зарываться в снег и выжидать, пока пройдет буря. Иначе кони свалятся. А хан Гуюк гонит всех вперед, говорит: «Мы должны взять Рязань раньше Бату-хана, иначе нам ничего не останется. Там много хлеба, вина, женщин и золота».

Бату-хан спокойно сказал:

– Очень похвально, что Гуюк-хан, в пример другим туменам, рвется к Рязани; хорошо, что он хочет захватить этот большой город урусутов. Знаешь ли ты, где сейчас стоит Гуюк-хан? Сумеешь ли найти его?

– Знаю, – сказал нукер, – и найду.

– Субудай-багатур даст тебе полоску бумаги с моей печатью. Поезжай к хану Гуюку и скажи ему: «Джихангир повелевает войску Гуюк-хана спешно двинуться вперед, найти в степи войско урусутов, загородивших наш путь, и раздавить его. Если же Гуюк-хан считает себя слабым, чтобы напасть на урусутов, пусть непременно ждет меня и об этом известит. Тогда я пошлю тумен Субудай-багатура, и он уничтожит урусутское войско без помощи Гуюк-хана».

Лежавший рядом Субудай-багатур достал из-за пазухи золотую коробку с печатью и красной краской. Он оттиснул на небольшой полоске бумаги имя джихангира. Старый нукер спрятал полоску за подкладку своего разорванного малахая и выполз из юрты.

Среди ночи добрался до юрты Бату-хана другой гонец, молодой, черноглазый, в синем суконном чекмене, обшитом парчовыми полосками. Он сел на пятки, тонкий, с высокой грудью и прямыми плечами. Зоркими проницательными глазами оглядел находившихся в юрте.

– Где Субудай-багатур?

Бараний тулуп зашевелился, из-под овчины показалось красное лицо с выпученным глазом.

– Зачем я тебе?

– Я привез тебе горе. Не казни меня.

– Говори, – сказал Бату-хан.

– Я ехал к Гуюк-хану. В пути я встретил сына Субудай-багатура, смелого витязя Урянх-Кадана. Он ехал с четырьмя нукерами…

– Он выехал с девятью.

– Мы спустились в овраг, тихо ехали гуськом. Напали урусуты. Их было много. Мой конь вынес меня из схватки. Я привязал его наверху, затем снова спустился в овраг. Я нашел трех убитых нукеров, но тела твоего сына я не нашел. Может быть, его увели в плен? С ним исчез молодой кипчак по имени Мусук.

Субудай-багатур сидел согнувшись, с искаженным от гнева красным опухшим лицом. Его выпученный глаз медленно зажмурился и стал похожим на щелку.

Одинокая слеза скатилась по морщинистой щеке…

Глава десятая

Мертвое поле

О поле, поле, кто тебя

Усеял мертвыми костями?

Утром лучи багрового солнца, как полоска крови, протянулись низко над снежной равниной. К Бату-хану прискакали гонцы и рассказали, что тумен Гуюк-хана напал на войско урусутов. Урусуты дрались с отчаянной яростью, как злые духи мангусы. Они рубили топорами и людей, и коней. Войско Гуюк-хана не удержалось, не могло одолеть урусутов и отхлынуло обратно, потеряв очень много воинов.

Бату-хан спросил мнение своих ханов и под конец Субудай-багатура. Все говорили, что Гуюк-хан должен снова напасть на урусутов. Но Бату-хан сказал:

– Если Гуюк-хан не мог взять холмы, где залегло небольшое войско урусутов, то где же ему захватить Рязань с крепкими высоким стенами? Он опозорил славу и ужас монгольского имени. Пусть он сперва нашьет заплаты на дыры своих шаровар, лопнувших после боя с урусутами. Мы повелеваем: наш тумен «непобедимых» и тумен «бешеных» Субудай-багатура пусть немедленно выступают, нападут на холмы, где залегли урусуты, и, не задерживаясь, идут на Рязань. Гуюк-хана мы ждать не будем. Моя тысяча пойдет со мной. Я буду сам наблюдать за боем. Пленных не брать! На поле битвы не задерживаться! В пути сделать самую короткую остановку, чтобы только подкормить коней и дать им передышку. Ханы поставят юрты только перед стенами Рязани.

Метель кончилась внезапно. Солнце появилось на светлом бирюзовом небе. Ветер угнал к югу серые тучи.

Ярко блестела равнина, гладкая, спокойная, похоронившая под снежным покровом тысячи убитых и раненых.

Вереница волков пробиралась трусцой по прямой, как струна, тропинке. Каждый волк ставил лапу в след переднего. Вожак шел в ту сторону, откуда доносился острый запах крови.

На снегу чернело много трупов. Звери приближались. Иногда лежавший шевелился. Тогда вожак делал прыжок в сторону и отходил в новом направлении.

Стаи ворон и галок летели к полю битвы. Они садились возле павших, медленно, косыми прыжками приближались к ним. Изредка взмахивала рука. Стая взлетала с хриплым карканьем, искала новой поживы.

Волки повернули к оврагу. Начали спускаться. Вдруг бросились обратно. Из оврага выехал всадник. На рослом рыжем жеребце сидел молодой воин в блестевшей на солнце броне и стальном шлеме. Он вел за собой монгольского коня. Остановившись, стал осматриваться. Тяжелый стон привлек его внимание. Невдалеке лежал в снегу богатырского вида воин с седой окладистой бородой.

Всадник спрыгнул с коня и наклонился к лежащему:

– Ратибор! Жив ли ты, Ратибор?

Достав глиняную флягу, он прижал ее к губам раненого.

Ратибор жадно отпил, тяжело вздохнул и открыл глаза.

– Вставай, Ратибор! Очнись! Невдалеке монгольские разъезды…

– Кто ты?

– Роман, княжич рязанский… Помнишь, вместе на медведя ходили?

– Трудно встать мне! Помоги…

Ратибор, кряхтя, поднялся и с помощью Романа взобрался на крепкого монгольского коня. Оба всадника скрылись в овраге.

На мертвом поле волки и вороны продолжали свой кровавый пир.

Часть пятая

Рязанская земля горит

…О родина святая!

Какое сердце не дрожит,

Тебя благословляя!..

Глава первая

Держите крепко топоры!

Твердым, мерным шагом Савелий Дикорос шел на север, обратно к Рязани. Белая равнина, пересеченная голыми рощами и засыпанными снегом оврагами, была пустынна. Иногда вдали виднелись темные точки. Это были немногие случайно уцелевшие рязанцы; все они тянулись к родной земле.

Когда-то здесь, на большом шляху, были мелкие поселки, торговавшие со степняками. Они стояли теперь пустые, и ветер свистел в открытых настежь воротах. Стаи галок и ворон опускались на безлюдные дворы и, не найдя ничего, каркая, улетали.

В пути Савелий не встречал монголов. «Видно, отдыхают после боя, отыскивают своих раненых и грабят наших упокойничков».

Его обогнали несколько плетеных коробов на полозьях. Сани везли крепкие лохматые лошаденки. За ними брели коровы, телята, бараны. Из коробов выглядывали детские головки. Мужики и бабы плелись сзади, подгоняя хворостиной усталый скот.

– Откуда Бог несет, добрые люди?

– С заставы, за Пронском. Вовремя поднялись, едва ушли от степняков, – ночь и вьюга нас укрыли. Спешим до Рязани, там найдем защиту. Здесь боязно – нагрянет татарва, тогда Божьего свету не увидим! Ну, ходи, Пестрянка! Вперед, Рыжуха! Вперед!..

Савелий равномерно шагал, как привык ходить по лесу или за сохой. Он шел и ночью и днем, отдыхая не подолгу, прислушивался к каждому шороху и крику, опасаясь снова увидеть татар. Наконец ранним утром вдали, под нависшими тучами, показались засыпанные снегом высокие валы и бревенчатый тын Рязани. За ним виднелись разноцветные церковные купола. Голубоватый дымок вился над избами пригородных посадов. Бабы в полушубках гнали коров и коней на водопой к речной проруби. Все было так мирно, как будто ничего страшного не происходило, как будто и не было битвы на Диком поле.