Эммануил Флисфиш - Кантонисты
Пробыв в школах 6—8 лет, евреи-кантонисты, когда им минуло 18, поступали в войсковые части, но в некоторые полки им был закрыт доступ. Не перешедших в православие не принимали в учебные карабинерные полки, ни в саперные. Они не назначались в пограничную службу, в морское ведомство, в жандармские команды. И даже те, которые приняли православие, не назначались в Варшавские и Кавказские округа; их не определяли в полки и команды, находившиеся на постое в губерниях, где жили приписавшиеся евреи. Евреев не определяли и в медицинские школы. В 1848 году указом было разрешено назначать в писаря кантонистов-евреев, обратившихся в православие «не прежде, как по прошествии пяти лет после принятия православной веры и по удостоверении в совершенном утверждении в иной».
Взрослые рекруты в возрасте 18 лет и старше, как уже было сказано, поступали непосредственно в армию. Для них годы службы протекали в крайне тяжелой обстановке. Они переносили побои и насмешки вследствие неумения объясняться по-русски, нежелания есть «трефное» и вообще от неприспособленности к чужой среде и военному строю.
Еврейский солдат, трезвый и исправный, отличись он по службе как угодно, не мог дослужиться даже до унтер-офицерского звания, если он оставался евреем. Денщик, писарь, портной, сапожник, музыкант — вот карьеры, ожидавшие еврея на военном поприще. Для выпуска в офицеры требовалось крещение. В армейских приказах употреблялось характерное выражение: «рядовые из евреев, остающиеся в сем вероисповедании». Этим выражением обозначали упорствующих, неисправных нарушающих установленную начальством гармонию повальных крещений... Однако, сама власть плохо верила в искренность обращаемых. В этой связи царь потребовал строго соблюдать, чтобы крещение производилось непременно в воскресеные дни и со всей возможной публичностью, «дабы отвратить всякое подозрение в притворном принятии православия». Вероотступничество, однако, составляло редкость, и напрасно давались льготы для солдат-выкрестов и смягчались наказания для провинившихся.
Если в общественной жизни за евреями при известных условиях еще признавались кое-какие права, то по военной службе они имели только обязанности. Окончившие военную службу евреи, в большинстве случаев инвалиды, не имели даже права доживать свой век в тех местах вне черты еврейской оседлости, где протекали их служебные годы. Только в позднейшее время это право было предоставлено «николаевским солдатам» и их потомству.
Взрослые, когда они поступали в армию, приносили присягу на верность.
Глубокое недоверие правительства к нравственным качествам еврейского населения нигде, пожалуй, не проявлялось так полно, как в унизительной обстановке присяги.
Устав 1827 года указывал порядок привода евреев к присяге подробными предписаниями, в которых сквозила крайняя подозрительность к присягающему и к свидетелям евреям, присутствовавшим при присяге. Согласно «Наставлению гражданскому начальству», дополнявшему собою рекрутский устав, при присяге еврейского рекрута должны были присутствовать в качестве свидетелей чиновник военного министерства и член городской думы. Со стороны евреев — 3 члена религиозного суда (бесдин) и не менее десяти рядовых обывателей (минион). Присяга совершалась только в синагоге над священной книгой Тора. Рекрут приводился к присяге особым раввином, которого уполномоченный для этого обряда чиновник инструктировал насчет его обязанностей. После этого раввин, прочитав подтверждение по установленной форме в том, что он исполнит свою обязанность в точности, подписывал его. В этом подтверждении говорилось, что если он, раввин, или евреи свидетели при присяге рекрута допустят отступление от установленной формы присяги, то они будут отданы в военную службу без зачета.
Вслед затем раввин читал приводимому к присяге рекруту предписанное законом наставление. В это время перед присягающим стояли две зажженные свечи, которые гасили перед самой присягой.
Присягающий умывал руки, надевал молитвенное покрывало (талес), голову и левую руку обвивал ремнем от кожаных кубиков, в которых хранятся молитвы, написанные на пергаменте (тфилин), становился перед кивотом, на сей случай открытым, и читал за раввином слово в слово следующую присягу на древнееврейском языке:
«Именем Адонаи живого, всемогущего и вечного Бога израильтян клянусь, что желаю и буду служить Российскому императору и Российскому государству, когда и как назначено мне будет во все время службы, с полным повиновением военному начальству так же верно, как бы был обязан служить для защиты законов земли Израильской. Произнося сии слова, не изменяю оных в своем сердце, но принимаю в том смысле, в каком произношу их перед приводящими меня к присяге; не говорил и не буду говорить о настоящей присяге, что даю или давал оную с намерением не исполнять оной; одним словом, не буду искать ни принимать ни от кого никакого средства к нарушению оной. Но если по слабости своей или по чьему внушению нарушу даваемую мною на верность военной службе присягу, то да падет проклятие вечное на мою душу и да постигнет оно вместе со мною все мое семейство. Аминь».
Согласно «Наставлению» присутствовавшие при присяге чиновники и член городской думы имели при себе форму присяги на еврейском языке, писанную русскими буквами, и обязаны были проверять по ней каждое слово, произносимое раввином и рекрутом. Но, не доверяя, по-видимому, и им, закон предписывал сверх того привлекать еще «благонадежных евреев или знающих хорошо еврейский закон христиан» для наблюдения за точностью в обрядах.
По окончании обряда присяги печатный присяжный лист подписывался всеми участниками его и в заключение обряда еврей, специально для того назначенный, трубил в рог («шойфер»); после чего рекрут отдавался военным властям под расписку.
Негодных к строю евреев также пересылали в «аракчеевские команды» Петербурга, Москвы и Киева, откуда некоторую часть из них распределяли по вольным мастерским с контрактом на 5 лет. В мастерских евреи были единицами среди десятков мастеров и учеников христиан. Все это был народ грубый и невежественный. Немало приходилось терпеть от издевательств и насмешек, в особенности в первые годы ученичества. Вставать надо было в 6 часов утра и тотчас же носить воду ушатами в кухню и мастерскую, затем таскать на себе с базара продукты для всех рабочих. Рабочий день продолжался до позднего вечера. Мастера покрикивали: эй, жид, подай то-то! Жид, сходи туда-то... Даже от старших учеников приходилось выслушивать насмешки. Иногда какой-нибудь мастер сострит по адресу жида, и начинается общий хохот. С тяжелой работой ученики-евреи мирились потому, что в местечках ремесленникам-ученикам тоже приходилось исполнять всякие неприятные и тяжелые работы, но здесь от национальной ненависти, насмешек и издевательств они страдали морально.
В первые годы после издания указа о воинской обязанности не приводилось никаких данных, которые дали бы возможность определить размеры этой наиболее тяжелой повинности. О количестве ежегодных поступлений еврейских кантонистов пытались судить по статистическим цифрам святейшего Синода при сообщении им количества крещеных. И лишь с 1843 года эти данные становятся более достоверными, благодаря отчетам военного министерства.
Вот отчетные цифры министерства.
В 1843 году малолетних рекрутов от евреев принято 1490 чел. в 1844 « « « « « 1428 «
1332
1527
2265
2612
2445
3674
3351
3904
3611
в 1846 в 1847 в 1848 в 1849 в 1850 в 1851 в 1852 в 1853 в 1854
В 1831 году был издан новый рекрутский устав, предусматривавший некоторые облегчения для коренного населения. На евреев новый устав не распространялся. Для них остался неизменный особый еврейский рекрутский устав 1827 года со всеми его строгостями, которые еще больше усиливались путем дальнейшей регламентации.
В 1834 году Россия была разделена на Северную и Южную полосы, примерно равные по своему народонаселению. Между губерниями Северной и Южной полос было установлено чередование в отправлении рекрутской повинности. Каждая полоса оставалась свободной в течение одного года и исправляла эту повинность в следующем году. Затем в 1839 году Россия была разделена на Западную и Восточную полосы и также с чередованием для представления рекрутов. Для евреев же рекрутские наборы производились ежегодно, а с началом Крымской войны — и дважды в год. С 1851 года по повелению Николая I с каждой тысячи душ евреев стали брать по 10 рекрутов, в то время, как число рекрутов неевреев составляло 7 с тысячи.
В прошлом веке достоверность статистики народонаселения России была крайне сомнительна, и поэтому сопоставление числа рекрутов в процентном отношении к количеству населения, носило бы крайне ненадежный характер. Кроме приведенных выше данных о ежегодном поступлении малолетних кантонистов были еще и рекруты, поступавшие в армию.
