Серж Арденн - Тайна Тамплиеров
В подобных, тяжелых раздумьях граф прибыл в свой парижский особняк. Едва его изящный сапог коснулся булыжников двора, был отдан приказ, встречавшим слугам:
– Немедленно разыщите Лепелетье!
Переступив порог большой светлой комнаты, где услужливо пригнув головы, его ожидали два лакея, словно преданные дрессированные псы, граф снял шляпу, перчатки, сбросив, на руки одному из слуг, пыльный плащ, перевязь со шпагой и камзол. Другой лакей поспешил налить в хрустальный бокал вина и поставил на столик, рядом с креслом, в которое устало, опустился хозяин. Слуга, стянув с дворянина высокие, бирюзового замша ботфорты, сменил их на домашние туфли, после чего незамедлительно удалился.
Сделав несколько глотков белого шампанского, де Ла Тур развернул карту, лежащую тут же на столике, и принялся внимательно разглядывать её.
В дверь, беззвучно, словно кот, вошел долговязый человек с вытянутым лицом и впалыми щеками. Сутулая фигура мужчины, его узкие плечи на которые ниспадали редкие русые волосы, напоминала угодливый призрак, беззвучно проникший в помещение священного храма, где восседал его всемогущий повелитель – некое божество, наделенное безграничной властью, от одного вида которого худосочный фантом обретал иллюзорную благость порожденную потребностью пресмыкаться перед грубой силой. Де Ла Тур продолжал рассматривать карту, будто не замечая вошедшего. Через некоторое время, граф, не отрываясь от плана, спросил:
– Скажите, Лепелетье, что вы знаете о Флери?
Вопрос оказался вполне неожиданным, для секретаря. Он удивленно поднял брови, глаза его забегали, нитевидные, сложенные трубочкой губы вытянулись. Во время этих манипуляций Лепелетье, очевидно, собирался с мыслями. Он заложил за уши блестящие жирные волосы, наконец, заговорив:
– Ваше Сиятельство, я знаю Флери довольно давно. Человек он весьма милый, добрый католик, не филистер, не пшют, не ханжа. Вот только очень замкнутый. Даже в шумной компании, выпив изрядно вина, он предпочитал слушать других, не произнося ни слова.
Он живо реагировал на шутки, порой сам любил позабавить остротами, был весьма смешлив, реже словоохотлив, но почти все его рассказы были о чем-то постороннем, о ком-то малознакомом, с кем даже он имел мимолетные отношения. О друзьях его я никогда не слышал. Словом ничего существенного.
Выпятив нижнюю челюсть, секретарь умолк, но уже через мгновение, продолжил:
– Хотя, как-то он обмолвился, что родился и вырос где-то во Франш-Конте. Родителей не помнит, а воспитал его, толи дед, толи дядюшка, который был лихим рубакой и всему в жизни его научил. Это, пожалуй, всё, что я могу вам сообщить.
За время повествования, де Ла Тур, ни разу не взглянул на рассказчика. Он также безучастно и внимательно разглядывал карту. Воцарилась тишина. Было слышно, лишь как граф мурлычет себе под нос какую-то песенку, ни слов, ни мелодии которой было не разобрать. Наконец он удостоил взгляда секретаря.
– Вот, что, Лепелетье, вы немедленно отправитесь вот сюда.
Он ткнул пальцем в точку на карте.
– Здесь, в деревеньке Шанто, есть постоялый двор «Алебарда Принца». Там вы узнаете, что случилось после моего отъезда. Я не желаю знать, у кого и как вы соберете сведенья, но о том, что там произошло, я должен знать непременно. Возьмите с собой двоих, кого вам угодно, и отправляйтесь сейчас же.
Граф на мгновенье задумался, в его памяти вдруг возникли две сумрачные фигуры провинциальных дворян, которых он встретил в Шанто.
– А знаете, что…если же выяснится, что Флери был убит на постоялом дворе, любой ценой разузнайте имя убийцы…это наверняка тот мерзавец, что имел наглость явиться в Реё.
Последние слова де Ла Тур произнес совсем тихо, поэтому секретарь, не расслышав их, виновато улыбнулся.
– Когда вы всё выясните, отправляйтесь в Турень, к Кокошу, назовете ему имя убийцы, этого человека нельзя оставить в живых.
Лепелетье с почтением поклонился, но не двинулся с места.
– Что-то ещё?
Приоткрыв черную кожаную папку, секретарь извлек конверт, вручив его хозяину.
– Послание, Вашей Милости, от Его Высочества принца Конде.
Не скрывая раздражения, граф взглянул на Лепелетье, взломав сургучные печати с гербовыми лилиями Бурбонов.
ПИСЬМО: «Любезный граф, настал час когда вам представится ещё одна возможность доказать свою преданность. В ближайшее время, сеньор дон Уртадес, прибудет в Руссильон. Мои люди передадут ему послание, которое заставит его отправиться в Овернь. Вы же должны следовать в Орийак немедленно, и дожидаться испанца в таверне «Охотничий трофей». Всё, что следует ему разъяснить, мы обсудили с вами в Шатору. Надеюсь на вас, и да поможет вам Господь»
Прочитав письмо де Ла Тур, нервно зашагал по комнате, под цепким взглядом секретаря. Граф вспомнил в подробностях их, с Конде, последний разговор, что состоялся в Шатору, на террасе в резиденции принца.
– Вы вот что, Лепелетье, прикажите Тумо, пусть к утру заложат мой экипаж. Завтра утром я отправляюсь в Овернь. Букуа со своими людьми будет сопровождать меня. А вы, готовьтесь записывать, я должен непременно объяснить свою отлучку герцогине де Шеврез. Будем надеяться, что людям королевы не до меня, и ни один из них не дознается о наших тайных встречах. Письмо отправите немедленно, перед тем как отправитесь в Орлеане.
ГЛАВА 27 (56) «Кастильский бык»
ИСПАНИЯ. КАТАЛОНИЯ. БАРСЕЛОНА.
По колее узкой, извилистой улочки, быстрым шагом, воровато озираясь, шел человек. Его потертый, коричневый плащ был заброшен на плечо, закрывая подбородок, украшенный остроконечной «эспаньолкой», а шляпа надвинута на глаза так, что невозможно было разглядеть его лица. Миновав крыльцо небольшой часовни, мужчина остановился, и, прижавшись спиной к облущенной стене, обернулся. У немногочисленных прохожих, если бы они не были погружены в свои рутинные заботы, не замечая никого вокруг, могло сложиться впечатление, что он кого-то ждёт или ищет, пристально глядя из-под полы фетровой шляпы. Незнакомец вертел головой, в одну и другую сторону, продолжительно и терпеливо, будто чего-то, опасаясь или выжидая. После длительного и тщательного наблюдения, выбрав благоприятный момент, он юркнул в небольшую дверцу в высоком заборе, разделявшим узкую улочку и тихий маленький патио1.
Справа и слева внутренний дворик, где он оказался, обрамляли стены забора, а прямо перед незнакомцем, замыкая пространство, стоял двухэтажный дом, под красной черепицей, с опоясывающими фасад открытыми галереями на обоих этажах. Перемежая быструю ходьбу с бегом, мужчина, вскочив в галерею, прошел в дом, где его встретили двое, грозного вида мужчин, с пистолетами и длинными кинжалами за поясом. Не смутившись встрече со стражами, мужчина с нетерпением обратился к одному из них:
– Хосе, где дон Педро?
Кивнув гостю, коренастый, длинноволосый Хосе, незамедлительно дал ответ.
– Ждет вас наверху, сеньор.
Спешно преодолевая ступени довольно крутой лестницы, человек поднялся на второй этаж, на ходу сбросив широкополую шляпу и плащ. Оказавшись наверху, взору незнакомца предстал бородатый сеньор с густыми, сросшимися на переносице, бровями, неспешно потягивающий прохладный херес, задумчиво глядя, сквозь распахнутые окна и арки галереи, в синеющую даль. Заметив вошедшего, он расплылся в доброжелательной улыбке.
– Что, Хоакин, жарко сегодня? Ничего, с моря ветер, к вечеру наверняка будет дождь. Хоакин небрежно избавился от короткой шпаги и пистолета, торчащего за поясом, сложив всё это на скамью, взволнованно провозгласив:
– Тебе известно, что «Кастильский бык» в Барселоне?!
Вмиг улыбка исчезла с лица хозяина дома, исказив черты, седобородого каталонца, тревогой.
– Как?! Дон Карлос?! Этот цепной пёс Оливареса?! Какого черта?!
Гость, вытянув шею, заглянул в стоявшие на столе керамические чашки, и, не обнаружив в них ни капли живительной влаги, налил из бутылки вина.
– Мне более ничего не известно. Он, как обычно, словно шторм с моря, никто не ожидал.
– Да и черт с ним! Пусть хоть сам дьявол! Это уже ничего не изменит!
Хоакин с непониманием уставился на Лаэрта. Дон Педро закивал головой, поглаживая окладистую бороду.
– Мне доставили послание из Франции, от кардинала де Ришелье. Я, в свою очередь, уже переправил его французскому послу, графу де Барро, от него немало зависит. Лишь с помощью Франции, мы, наши арагонские друзья и союзники баски, сможем привести в действие этот механизм. Вот тогда-то и вспыхнет мятеж. Мы подымем Каталонию и покажем Оливаресу, проклятым кастильцам, кто есть кто!
****
По кривой брусчатке Епископской улицы, что ведет к Пласа де Сан Жауме, не торопливо, лязгая оружием, тянулась колонна всадников. Впереди, на вороном андалусском скакуне, невероятной красоты, гарцевал мужчина лет тридцати пяти. Его продолговатое, смуглое лицо с аккуратной бородкой и закрученными вверх тонкими усами, излучало уверенность и пренебрежение ко всему, чего касался высокомерный взгляд сего блистательного сеньора. Длинные, черные волосы кабальеро2, были гладко зачесаны назад и заплетены в косу. В ухе сверкала золотая серьга, перекликаясь своим сиянием с неистовым блеском безжалостных карих глаз кастильца. Черный бархатный камзол, на котором красовался, играя на солнце, алый крест ордена Калатравы, был перетянут в талии красно-белым шарфом с пышным бантом на боку. Длинная эспада3, с изящным эфесом, мерно стучала по крупу жеребца, при каждом шаге вороного.
