Татьяна Корсакова - Приди в мои сны
Перед тем как уйти, Виктор в последний раз обвел внимательным взглядом подвал. Один камень отличался от остальных своей почти идеально круглой формой, а земля возле него была прочерчена глубокими бороздами, словно камень неоднократно сдвигали с места. Виктор тоже сдвинул. Получилось неожиданно легко, потому что камень заскользил по невидимым направляющим. Впрочем, почему невидимым? Вот они, стальные рейки, похожие на миниатюрные рельсы. Умно, продуманно и, очевидно, создано не природой, а человеческими руками. Снизу, из открывшегося лаза, тянуло сыростью, разглядеть ничего не получалось. Пришлось возвращаться на первый этаж. Виктор был уверен, что найдет там все необходимое для спуска. Он не ошибся, моток крепкой веревки, факелы лежали на полке, заваленные всякими полезными и не очень вещами. Не подвела интуиция, в который уже раз.
В подземелье Виктор спускался осторожно, не зная глубины, не хотел рисковать, а когда ноги коснулись наконец дна, вздохнул с облегчением и чиркнул спичкой, зажигая факел.
Это было не подземелье, а пещера, на первый, беглый взгляд нерукотворная, но почти идеальной сферической формы. В центре возвышалось нечто. Виктор не сразу понял, что это, подошел поближе. Это было похоже на огромное, отлитое из цельного куска серебра сердце. Или не отлитое, а с мясом вырванное из чьей-то груди? Мысль оказалась настолько дикой и несуразной, что Виктор не удержался от нервного смешка, который тут же подхватило гулкое эхо, забилось о стены, заставляя их пульсировать. Или пульсировали не стены, а вот это серебряное сердце? Пульсировало, и биение его передавалось сначала стенам пещеры, а потом маяку и всему острову. Тук-тук… Тук-тук…
Виктор потер глаза, замотал головой, прогоняя морок. Или не морок, а галлюцинацию из-за какого-нибудь подземного газа. Не метан, как в шахтах, а что-нибудь более необычное, неизученное. Определенно газ. И из-за его паров в обычном куске металла или и вовсе в каменном валуне ему мерещится гигантское, пульсирующее сердце.
Нужно уходить, потому что неизвестно, насколько опасен этот газ и чем все может закончиться, но сначала лучше убедиться, что все это не по-настоящему, и он не видел другого способа, чтобы подтвердить свою догадку. Каменный валун, прикидывающийся сердцем, манил, и Виктор пошел на его зов.
Он ошибся. Ладони коснулись не шершавого камня и не холодного металла – под его пальцами билась и пульсировала живая горячая плоть. Эта пульсация проникала в кожу, по костям и сосудам разносилась по всему телу, невыносимой болью вгрызалась в мозг. Сердце нагревалось, а Виктор, наоборот, остывал и крупицами угасающего сознания понимал – нужно бежать, пока еще остались силы.
У него получилось оторвать заледеневшие ладони от все ускоряющего свой ритм сердца, но уйти не получилось. Теперь пульсировало не только сердце, но и стены пещеры, приближались и отдалялись, шли трещинами, прорастали каменной чешуей, и чешуя эта обваливалась, падала на дно с гулким уханьем, превращаясь в валуны. От одного такого Виктору увернуться не удалось. Боль в сломанной ноге пересилила головную боль, вспыхнула ослепительно ярко, вырывая из горла отчаянный крик, вышибая дух.
Наверное, Виктор потерял сознание, потому что, когда пришел в себя, пещера изменилась. Стены больше не щетинились каменной чешуей, а факел погас, потушенный водой.
Вода! Ледяная, она сочилась из щелей пещеры, скапливалась на дне лужицами, которые все увеличивались, сливаясь в одно целое…
Вода светилась ровным жемчужно-молочным светом. Или это светилась не вода, а серебряное сердце? Виктору было все равно, нужно было выбираться. Он привстал на локте, свободной рукой попробовал столкнуть с ноги валун. Не получилось. Малейшее движение причиняло боль, а валун не двигался с места, пророс, пустил корни в Викторову ногу и дно пещеры.
А пещера наполнялась водой, которая поднималась все выше и выше, медленно, но неуклонно. И Виктор, плавающий хорошо, как рыба, ничего не мог поделать с этой каменной ловушкой. От безысходности и отчаяния молодой инженер закричал. Он кричал, звал на помощь и понимал – пещера не выпустит его крик наружу, поймает в сети эха.
Серебряное сердце билось все быстрее, как насос засасывало озерную воду, и та выливалась из обрывка аорты, разлеталась на миллиарды брызг. Одежда промокла, пропиталась водой и, кажется, Викторовой кровью.
Если поврежден крупный сосуд, долго он не протянет. Господи, да он в любом случае долго не протянет! За глупость и любопытство ему уготована вот такая жуткая смерть рядом с мертвым, но все равно живым сердцем. И Настю он так и не навестил, не рассказал ей про остров и про маяк, не сдержал обещание. А она ведь будет ждать, она тоже обещала. Не дождется и решит, что он болтун и обманщик, а потом выбросит его из головы. И никто больше не станет о нем вспоминать, потому что у него никого нет. А когда найдут его холодный труп – когда-нибудь ведь все равно найдут, – решат, что так ему, дураку, и надо…
Виктор закрыл глаза, зажмурился крепко-крепко, чтобы не расплакаться, как мальчишка, а когда снова открыл, увидел ее…
Она сидела на валуне и расчесывала гребнем белые, как лунь, волосы. Кончики волос спускались до самой воды и там, в воде, становились похожими на диковинные серебряные водоросли. А сама она напоминала русалку – с кожей бледной, почти прозрачной, с черными провалами огромных глаз. Красивая, но какой-то неземной, пугающей красотой. На Виктора она смотрела очень внимательно, и острые ноготки ее звонко цокали по костяному гребню.
– Помогите, – прохрипел он севшим от крика голосом. – Позовите кого-нибудь, пожалуйста.
В ответ она улыбнулась, втянула узкими ноздрями воздух и посмотрела не на Виктора, а на воду вокруг него, подкрашенную его кровью воду…
Стало страшно. Куда страшнее, чем тогда, когда Виктор осознал, что попал в ловушку. Эта девушка с прозрачной кожей и черными как ночь глазами была страшнее самой лютой смерти. Виктор понял это за мгновение до того, как она начала меняться, из юной красавицы превращаться в безобразную старуху. Очень голодную старуху…
Она кралась к нему по воде, и кончики ее мокрых волос больше не напоминали водоросли, они извивались слепыми змеями, шарили по дну в поисках крови. Его крови. Длинные птичьи когти скребли придавивший Виктора камень, а в черных глазах была бездна, утонуть в которой проще, чем в воде.
Он сразу понял, что смерть его будет лютой, вот только смириться никак не мог, не получалось.
– Уходи! – заорал он во все горло. – Вон пошла!
Она замерла, по-птичьи наклонила голову, всматриваясь, примеряясь, а потом бездна в ее глазах посветлела, зажглась серебром, и она отпрянула, когтями прочерчивая на камне глубокие борозды. Ее черное, похожее на хламиду платье вдруг разлетелось на клочки, превращаясь в сотни ласточек. Безмолвной стаей ласточки взвились к куполу пещеры, исчезли в проломе, оставляя Виктора наедине с собственным громко ухающим сердцем. Или то было не его сердце?.. Он уже почти перестал видеть разницу. Он снова попытался сдвинуть камень. Безуспешно.
А вода теперь прибывала с утроенной силой; чтобы иметь возможность дышать, Виктору пришлось привстать, упереться в землю руками, но надолго его точно не хватит.
Подумалось вдруг, что мастер Берг был прав: озеро коварно и питается вот такими, как он, глупцами. И еще долго будет питаться, потому что кто же поверит этим диким россказням про серебряное сердце и ведьму?..
Он держался до последнего, тянулся вверх, к воздуху, из последних сил, но озеро все равно победило, ворвалось ледяной водой в ноздри и горло, накрыло с головой…
* * *Август спешил воспользоваться моментом и закончить работу над потайными ходами в доме, пока остальные островные обитатели еще помнили ужас минувшего полнолуния, и на ночь на острове не оставался никто, даже охранники. Сегодня им предстояло установить последний механизм. Был он сложный и громоздкий, собирали его в сарае у Евдокии и, дождавшись темноты, переправили на остров. Здесь, на Стражевом Камне, уже чувствовалось приближение полнолуния, дрожь усиливалась, поднималась с глубины, и причиной тому было оживающее в пещере под маяком сердце.
В замок входили практически не таясь, знали, что никого на острове нет. Если только Тайбек, но Тайбек сам по себе, в их дела не вмешивается, в свои не пускает. Не друг, но и не враг.
Работали быстро, не отвлекаясь на разговоры. Игнат чувствовал, что Август нервничает, хоть и храбрится. Завтра ему на остров точно нельзя, даже днем, а сегодня нужно поспешить. Они почти закончили, когда в окно комнаты врезалась ласточка, ударилась, черным комочком упала вниз.
– Что это было? – спросил Август испуганно.
А Игнат уже настежь распахнул окно, впуская внутрь холодный ночной воздух.
Айви стояла у колодца. Не Албасты, мерзкая старуха, а его любимая жена. Она смотрела на Игната, прямо в душу его смотрела, а потом поманила пальцем.