Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков
– Ну вы меня и напугали! – говорил ему Клейнод через час или два, когда Олег снова открыл глаза.
На голове у него лежало мокрое холодное полотенце. Он все еще находился в тайной комнатке с железной кроватью, но продолжал лежать на полу.
– Так вы живы? – выдавил из себя Бисмарк, рассматривая опухший, какой-то рыхлый нос старика и запекшуюся на нем кровь.
– Пока жив, – кивнул тот. – Я вас честно ждал до одиннадцати! А потом понял, что вам на меня наплевать… И спрятался.
– Здесь?
– Что вы? Тут я бы умер от страха! Это же тупик! Нет, у меня есть еще одно местечко! Последнее убежище, так сказать!
Олег кивнул. Он вспомнил, как старик закрывал его и ходил за письмами.
– Я вас не очень сильно? – спросил Клейнод после паузы.
– Ну как? – Олег тяжело вздохнул. – Не слабо! А чем это?
– Молоток для отбивания мяса, папа его очень любил!
– Папа любил мясо? – грустно переспросил Олег.
– Отбивать мясо.
– А кто такая Мила? – неожиданно вспомнил о письмах Польского Бисмарк.
Старик удивился вопросу.
– Гражданская жена отца в последние десять лет его жизни, – ответил он. – Отец ей завещал нашу дачу в Глевахе. Она там и живет!
– Да? Интересно! – проговорил ослабевшим голосом раненый парень. – А я бы сейчас отбивную съел!
– Молоток есть! – усмехнулся Клейнод. – Но вот только мяса нет! Да и я бы не советовал вам отбивную в таком состоянии! Отбивная требует здоровья! Иначе во вред! Вам бы сейчас куриного бульончика! Но я тут задерживаться не собираюсь, да и холодильник у меня пустой!
В холодильнике у старика, и в этом Олег уже успел убедиться раньше, царствовала охлажденная пустота. Только на внутренней полке дверцы обычно лежала парочка яиц. Хорошо, хоть вода из крана текла, и по просьбе раненого старик принес ему чашку холодной.
– Вы, кстати, что тут делали? – Подавая воду, спросил Клейнод.
– Да за вас испугался! Подумал, что убили!
– Значит, все-таки есть у вас остатки совести! – Грустно усмехнулся он.
– А вас что, били? – Олег указал взглядом на распухший нос.
Клейнод отрицательно мотнул головой.
– Давление. Я когда волнуюсь, оно подскакивает и тогда из носа – кровь! С детства!
– Ну слава богу, – выдохнул Олег. – А то я уже испугался, когда кровь на полу увидел!
– Странно, – старик бросил на лежавшего иронический взгляд. – Несмотря на всю вашу безалаберность, я почему-то ощущаю к вам доверие… Ну почти ощущаю, – поправил он себя.
– Почему странно? – болезненно улыбнулся Бисмарк. – Я вообщем-то положительный человек! Никому ничего плохого не сделал!
– У вас все впереди, Олежка! Все впереди!
– Но вы же только что сказали, что ощущаете ко мне доверие!
– В моей ситуации можно доверять всему, что под руку попадется! И чашке тоже, – он бросил взгляд на чашку с водой в руке у уже присевшего на полу Олега.
– А у меня к вам несколько вопросов было, – Олег потер пальцами лоб, словно пытался сосредоточиться.
– Это по поводу писем от Польского?
– И по письмам тоже! Но сначала про эту общественную организацию, которую вы учредили! Как вас тот парень нашел?
– Да как? Случайно! Я из почты выходил – пенсию получал, а он ко мне на улице обратился. Спросил, не хочу ли я дополнительный заработок к пенсии, наплел с три короба, но показал пачку денег. Чем-то он мне понравился… Я еще подумал, что хорошо, что он ко мне обратился, ведь там десятки пенсионеров стояли – и внутри в очереди к третьему окошку, и уже на улице.
– Ага, значит он вас случайно выбрал? – Бисмарк усмехнулся.
Старик иронии не заметил и простодушно кивнул.
– А вы полицию не вызывали? – Олег решил поменять тему.
– Зачем? – удивился тот. – У нас тут в доме уже четыре квартиры обокрали! Полиция приезжала, воров не нашли. А тут и воровать нечего! Один убыток – дверь!
– А разве ваш папа ничего ценного не хранил? – как бы невзначай спросил Бисмарк.
Клейнод напрягся.
– С чего вы взяли?
– Ну так, из писем к вашему папе… Там Польский его «хранителем» называет.
– У меня нет привычки читать чужие письма!
– Неужели письма отцу для вас чужие?
– Не чужие письма – это письма мне. Но мне никто не пишет. А письма не мне – чужие. Чего тут непонятного?
– Но вы же их бережно храните! К тому же конверты были вскрыты!
– Хранить и читать – это разные вещи! Я еще санаторно-курортные книжки папы храню! С пятидесятых годов! Храню и не читаю, просто так, как память!
Головная боль покинула Олега. Он пощупал рану на голове под мокрым полотенцем. От прикосновения пальцев она заныла, но как только отнял руку, болезненные ощущения пропали. Покрутил в руках полотенце, посмотрел на подсыхающее кровяное пятно.
– У вас зеленка есть? – спросил.
– Была, уже вам на голову вылил! – ответил старик.
Мысли неожиданно оттолкнули в сторону и старика, и квартиру, и эту безоконную комнатку, освещенную свисающей с потолка лампочкой. Он прикрыл глаза. Представил себя в больничной палате, а рядом – в белом халате – Рину с бинтом в руках. И вот она берет и начинает накручивать бинт на голову, постоянно подтягивая его, чтобы покрепче держался.
– Где она? Что с ней? – подумал Олег, и понял, что проникло в его мысли совершенно искреннее беспокойство о пропавшей девушке.
– Вам плохо? – голос старика зазвучал заботливее. – Давайте, вы выйдите на улицу, а я вам скорую вызову! А вдруг у вас сотрясение мозга?
– Надеюсь, что нет, – ответил Бисмарк и стал осторожно подниматься на ноги.
Глава 32
Львов, июнь 1941. Маркович узнает о пользе дружбы с чекистами
– Собственно, я о вас ничего не знаю, – сказал Маркович, усаживаясь на диван.
Король сел напротив на кресло и закурил.
– Да, конечно, нам надо договориться об отдельных деталях. Итак, откуда вы меня можете знать?
– Понятия не имею, – пожал плечами Маркович.
– Неверный ответ. Вы же были в Москве на совещании преподавателей? Куриласа там не было. Вот там мы и познакомились. Я преподавал в Таллинне со времени его освобождения. Сейчас приехал во Львов и буду преподавать историю во львовском университете.
– Это правда? – спросил осторожно Маркович.
– Конечно, правда. На следующей неделе меня официально представят новым заведующим кафедрой истории СССР.
– А что с…
– С Комарницким? Вы еще не слышали? К сожалению, он
