Лишённые родины - Глаголева Екатерина Владимировна

Император с сыновьями тоже ехали верхом; государыня, великая княгиня Елизавета и великая княжна Мария — в большой карете. Великой княгини Анны с ними не было: из Петербурга она выехала уже больной, но старалась пересилить себя, потому что государь не любил «притворства». В Москве стало ясно, что у нее воспаление легких; ей сделали кровопускание. Павел зашел ее навестить: «Теперь я вижу, что это серьезно, и мне очень досадно, что вы так больны; признаюсь, до сего времени я думал, что это всё жеманство, приобретенное во время прошлого царствования, а я стараюсь его искоренить». Анна испуганно таращила на него глаза, изо всех сил удерживаясь от кашля…

Павел любил длинные церемонии. Выступив около полудня из Петровского дворца, кортеж несколько часов добирался до Кремля. Старые триумфальные арки обновили и поставили еще шесть новых: на Тверской улице у Земляного города и у Тверских ворот, у Воскресенского моста, на Мясницкой у Китай-города и у Земляного города, а еще у Елохова моста. Император в мундире ехал по Тверской с обнаженной головой, держа шляпу в руке и кивая зрителям на деревянных трибунах; за ним следовали Александр и Константин. У Воскресенских ворот государя приветствовало духовенство под колокольный звон и пушечную пальбу; он спешился, вошел в часовню и помолился чудотворной иконе Иверской Божьей Матери, после чего вновь сел в седло, чтобы продолжить шествие до Слободского дворца — огромного дома против Головинского сада, купленного им у князя Безбородко. Туда прибыли уже часов в восемь. Все войска прошли мимо государя церемониальным маршем, и на этом мучения окоченевших придворных закончились; некоторых пришлось снимать с лошадей — сами они уже не могли пошевелиться. В Слободском дворце двор провел пару дней и перебрался в Кремль.

Кремлевский дворец оказался недостаточно велик, чтобы вместить всю императорскую фамилию: великого князя Александра с супругой поселили в архиерейском доме, великого князя Константина — в Арсенале.

На Страстной неделе императорская фамилия говела, что не исключало торжеств, в том числе банкета в Кремле, на котором государю прислуживали высшие сановники. Павел словно стремился наверстать годы безвестности, упиваясь почетом и уважением, в которых ему отказывали ранее. Старания казаться величественно-изящным отнимали много сил; оставшись один в своих покоях, он превращался в обычного усталого человека, менялась даже его походка, однако на следующее утро он вновь не шел, а выступал — неутомимый, великий, недосягаемый. Коронация была назначена на Пасху; в Страстную пятницу император провел генеральную репетицию, чтобы каждый знал свое место и вытвердил свою роль назубок.

Наконец, великий день настал.

Торжество коронования возвестили пушечными залпами. «Боммм… Боммм… Боммм…» — заблаговестил большой колокол Успенского собора; другие колокола подхватили перебором — и пошел трезвон. Духовенство в литургическом облачении вышло на паперть встречать императорские регалии, привезенные из Петербурга, вслед за которыми явились и их величества в сопровождении старших сыновей с супругами и юных дочерей, Марии и Екатерины, в белых парадных платьях вместо принятого при Екатерине русского наряда. Павел надел темно-зеленый длиннополый мундир с вышитыми на левой стороне груди звездами орденов Святого Андрея Первозванного и Святого Георгия и с голубой андреевской лентой через плечо; он был взволнован и сосредоточен. Мария Федоровна сияла зрелой красотой; ее атласное платье с фижмами, расшитое золотыми цветами по подолу, выглядело подвенечным, да и сама она смотрелась невестой — румянец на щеках казался природным, и несмотря на открытую шею, унизанную двумя нитками крупного жемчуга, и обнаженные руки, прикрытые лишь до локтя кружевом рукавов, ей не было холодно.

— Всемилостивейший государь! Воззри на вертоград сей! — не удержался митрополит Гавриил, выйдя из алтаря, и обвел рукой царскую семью; Павел растрогался до слез.

В глазах у Елизаветы тоже стояли слезы, но совсем по другой причине. Несколько минут назад, когда она вышла к императрице, чтобы вместе идти в собор, Мария Федоровна оглядела ее с головы до ног, потом вдруг выхватила свежие розы, прикрепленные к алмазному цветку на ее груди, и бросила на пол: «Это не подходит к парадному платью!» Великая княгиня почувствовала себя крепостной девкой, получившей оплеуху от барыни. Благостно-торжественное настроение сразу улетучилось. Елизавете на миг представилось ее будущее — жизнь среди этих пошлых, мелочных людей, мнящих себя великими, — словно отверзлись двери в темное сырое подземелье. И как долго это будет продолжаться?..

Обряд между тем шёл своим чином: император прочитал Символ веры, началась ектения с молением о венчаемом монархе, чтение из Евангелия; под пение тропаря митрополит возложил на Павла алую далматику с греческим крестом — «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!» — и прочитал еще две молитвы, опустив крестообразно сложенные ладони на его склоненную голову. Пел хор, потрескивали свечи. Павел выпрямился и сделал знак Безбородко, тот взял со стола с регалиями императорскую корону и поднес ее на подушке императору, который сам возложил себе на голову материнский венец.

— Благочестивейший самодержавнейший великий государь император Всероссийский! — Голос митрополита Гавриила звучно раздавался в древних стенах. — Видимое сие и вещественное главы твоей украшение явный образ есть, яко тебе главу всероссийского народа венчает невидимо Царь славы Христос, благословением Своим утверждая тебе верховную власть над людьми своими.

Христос взирал на обряд с потолка; святые и мученики в слегка поблекших красно-синих одеждах, в несколько рядов разместившиеся на столбах собора, словно увеличивали собой число присутствующих. Павел взял в правую руку скипетр с алмазом «Орлов», а в левую руку державу, дополнительно украшенную придворным ювелиром, и воссел на престоле.

Насладившись этой минутой, он положил регалии обратно на подушки, подозвал к себе супругу, которая опустилась перед ним на колени, снял с себя корону, подержал над ее головой и вновь надел. Ему подали меньшую корону, которой он увенчал императрицу, возложив на нее порфиру и малую бриллиантовую цепь ордена Святого Андрея Первозванного. Теперь они оба сидели на престолах, а протодиакон зачитывал полный титул императора Всероссийского, на что ушло несколько минут. Снова звон во все колокола, сто один выстрел из пушек, поздравления, «многая лета!», другая молитва государя, приветственная речь митрополита, певчие, трезвон, Божественная литургия с чтением Евангелия…

Запели канонник; служки раскатывали красную бархатную дорожку от трона до Царских врат. Владыка Гавриил помазал государя на царство, обмакнув кисточку в сосуде с миром и коснувшись ею лба, глаз, ноздрей, губ, ушей, обнаженной груди и рук императора: «Печать дара Духа Святаго». Другой священник тотчас подбирал масло чистой тканью. Снова колокольный звон, сто один выстрел из пушек, после чего обряд миропомазания совершили над императрицей, стоявшей на золотой парче перед Царскими вратами; ей «печать Святого Духа» поставили только на челе. Павел вошел в алтарь и сам взял сосуд, чтобы причаститься Святых Тайн по царскому чину, и это вызвало небольшое перешептывание среди присутствующих. Марии Федоровне подали антидор и теплоту обыкновенным порядком. Они вернулись на свои троны, и государь зачитал Указ о престолонаследии.

Этот указ он составил собственноручно почти девять лет назад, в Гатчине, томясь от бездействия и бесясь от своего унижения. Теперь он объявил в полный голос, что отменяет порядок наследования трона по завещанию монарха, установленный Петром Великим. Только майорат, право первородства — от отца к старшему сыну, а в случае бездетности последнего или отсутствия у него сыновей — к его младшему брату. Хватит с России царства женщин! Окончив чтение, он снова вошел в алтарь и вложил указ в серебряный ковчег.

Александр почувствовал, как его глаза наполняются слезами. Так значит, и ему придется пройти через это? Ах, он бы отдал всё на свете, лишь бы его миновала чаша сия!..