Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть
Ссутулившись и расставляя ноги в сторону, Исмат пошел на товарную станцию в поисках подходящего поезда. Избранный им в Ташкенте способ оказался удачным, и сейчас он решил таким же образом спросить у железнодорожника, как доехать до Ашхабада на попутном товарняке. Пока он шел, сгорбившись, между путями, не один работник станции провожал его подозрительным взглядом, который жег Исмату спину, и он едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Но в то же время он догадывался, что основывается это подозрение бдительных железнодорожников на понимании того, что этот колхозник бродит тут в попытке проехать на шаромыжку в товарном вагоне, и никак не связано с его переходом на нелегальное положение. Исмат надеялся встретить человека, который отнесется к нему сочувственно и сможет помочь. Наконец он увидел пожилого узбека, торопливо идущего по насыпи навстречу ему.
- Тога (дядюшка), - обратился к нему Исмат, подделывая свой выговор под малограмотного колхозника, - мне надо доехать до Ашхабада, там мой брат работает на станции, он заболел. Подскажите, тога, на каком поезде я могу доехать, у меня нет денег на билет.
"Дядюшка" осмотрел несчастного дехканина и проникся жалостью к нему.
- Хей, бечора! Эй, бедняга! - произнес он. - Как же ты доберешься до Ашхабада? Прямые маршруты туда редко идут. Ты, давай, найди себе местечко вон на том поезде, - железнодорожник показал на стоящий невдалеке состав. - Он едет до Бухары, потом часть вагонов уйдет на Чарджоу. Если доберешься до Амударьи, то там уже легче будет найти поезд до Ашхабада. Ты иди и выбери вагоны, на которых мелом написано "Чарджоу", а еще лучше, если найдешь надпись "Мары". Смотри, не опоздай, поезд уже должен отъезжать.
- Рахмат, тога! Но как мне попасть внутрь вагона?
- Не-не! Там вагоны без крыш, открытые платформы. Всякие стройматериалы везут. Ты там и расположись среди досок или среди мешков с цементом. Плацкарты там нет!
И железнодорожник рассмеялся.
Еще раз поблагодарив доброго "дядюшку", Исмат поспешил к своему очередному дармовому транспорту.
Возле состава, собиравшегося отбывать в Туркмению, людей не было, только вдали, у самого паровоза, прохаживался кто-то. Вдоль некоторых полностью открытых длинных платформ были уложены толстые бревна, и Исмат сразу отверг возможность взбираться на пугающие своей громоздкостью таежные дары безлесной азиатской республике. За несколькими груженными лесом платформами пошли другие, с высокими бортами, которые можно бы назвать вагонами без крыш. Исмат, оглянувшись, поднялся и заглянул в один из таких вагонов, и чуть не задохнулся: до самого верха платформа была завалена бумажными мешками с битумом, и там сгустилась такая атмосфера, в которой человек не мог бы просуществовать и получаса. Пропустив пару таких же платформ, Исмат заглянул за другой борт и увидел там опять же бумажные мешки, но то ли с цементом, то ли с мелом. Оказалось, что с мелом, чему Исмат был очень рад, хотя и недоумевал, зачем везти в Туркмению мел, неужто там нет своего. Как бы то ни было, беглец удобно расположился в ложбинке между мешками, и если что его немного беспокоило - кроме милицейской проверки, конечно, - то это то, что нечем будет прикрыться от жаркого азиатского солнца, которое непременно появится на небосклоне завтра с утра.
Но не подумал Исмат, что всю ночь он не сможет заснуть от холода, который безжалостно терзал его тело на быстро несущейся по пустыне открытой платформе. Когда утреннее солнце согрело его одеревеневшую плоть, Исмат достал из хурджина кусок лепешки, бутылку с водой из водопровода, которой он запасся еще на самаркандском базаре, и перекусил. После этого он вспомнил, что забыл посмотреть на меловую надпись на платформе, и теперь не известно, домчит ли его паровоз до Мары, или же придется ему уже в Чарджоу искать себе новый экипаж.
Поездка не в закрытом темном вагоне, а на открытой платформе имеет то преимущество, что предоставляет возможность обозревать окружающую местность и, что немаловажно, на каждой станции следить за происходящими перестройками эшелона. Так и поступил Исмат, когда поезд, миновав мост через Амударью, прибыл на станцию Чарджоу. Он с удовлетворением убедился, что его персональный вагон-платформу не загоняют в тупик для разгрузки, а ставят на открытый путь. Колея отсюда, решил Исмат, может идти только в сторону Ашхабада. Вообще-то он ошибался, потому что от следующей большой станции Мары шла дорога на Кушку, и не приведи Аллах попасть на эту ветку, потому что на ней, ведущей к приграничному городку, пограничники досматривают каждый вагон, взбираются на каждую открытую платформу, в поисках злоумышленников, задумавших пробраться к государственной границе, которая всегда должна быть на замке. А, вообще-то, это была зряшная игра зеленофуражечников, ибо граница через пустыню вовсе не была на замке, и жители приграничных кишлаков, соблюдая минимальные предосторожности, а в случае чего и откупаясь посильным хабаром, ходили через границу на свадьбы и на похороны своих друзей и родственников.
Но беглецу опять повезло - по-видимому, неумолимая рука Провидения вела его от одних приобретений и потерь к другим приобретениям и неизбежным потерям, но уже на других берегах. На узловой станции Мары его вагон был поставлен в состав, теперь прямым ходом идущий на Ашхабад. Кто-то предугадал, что строительный материал вскоре будет там крайне востребован…
На товарной станции Ашхабада, где царила обычная толчея вагонов, Исмату ничего не стоило, сойдя с так удачно выбранной платформы, покинуть железнодорожные пути и уйти в высмотренную еще с вершины бумажных мешков сторону - подальше от центра города, ближе к злачному пригороду. Покидая ложе из бумажных мешков, он оставил там свою европейского типа одежду, которая теперь, ежели попалась бы на глаза кому-нибудь, могла только демаскировать его, принявшего облик простого дехканина. Затем изголодавшийся молодой мужчина поспешил найти в районе саманных домиков и кривых улочек какую-нибудь харчевню. Зайдя под навес небольшой чайханы, он попросил миску супа, чай, как обычно, и, присматриваясь, сидел, отдыхая от тряски, от шума и иссушающего глаза ветра Каракумов. На него никто из немногочисленных посетителей чайханы не обращал внимания – как важно во время переодеться в нужный костюм! Однако Исмат очень даже внимательно изучал лица и манеру поведения входивших и выходивших людей. Но усталость взяла свое, и он незаметно для самого себя уснул. Проснувшись часа через два, он оглядел, не поднимая головы, помещение и людей, и ничего угрожающего не заметил. Но, кажется, он оказался в том месте, в которое хотел попасть. К вечеру стали появляться здесь некие личности, которых чайханщик подобострастно встречал и сразу же провожал за камышовую перегородку за "самоваром". Они, эти личности, потом выходили, садились за приготовленный для них в почетном углу дастурхан и о чем-то важном беседовали между собой. Исмат у этих людей подозрения не вызвал, да и бояться им, пожалуй, особенно никого не приходилось - все на местном уровне было схвачено. Он, после того, как выпил очередной чайник чая, подошел к чайханщику и смиренно спросил, нет ли у того какой-нибудь работы для него, бродяги, добравшегося сюда из далекой Ферганы. Чайханщик окинул его быстрым взглядом и ответил, чуть помедлив, что нынче все ищут работу, а работы, мол, нет. Исмат печально его выслушал и попросил разрешения заночевать в чайхане.
- Заплати и ночуй, - ответил чайханщик.
Плата за ночлег было совсем не велика - стоимостью в два чайника чая.
Пока все шло, как предполагал Исмат. Теперь, после его разговора с чайханщиком о работе, к нему в течение ночи может подойти человек с тем или иным предложением - это если повезет. Если не повезет, то придется ему еще какое-то время проваландаться здесь, пытаясь привлечь чье-то внимание безысходностью своего положения. Может случиться и так, что ему предложат убираться, и тогда надо будет без задержки уходить - ну не понравился он кому-то!
А получилось вот что. Ночью его разбудил некто и приказал предстать пред очи восседающего над дастурханом пузатого человека в белой рубахе и в шевиотовых брюках, пребывавшего уже в изрядном подпитии.
- Ты кто? - спросил этот неприятный субъект у изобразившего почтение и покорность Исмата. Спросил он по-узбекски, потому что чайханщик доложил ему, что ночной постоялец говорит на ферганском наречии.
- Я из Ферганы, приехал сюда в поисках заработка, господин, - отвечал Исмат, предполагая, что этот пузатик, конечно же, поймет, о какой работе идет речь, и не предложит ему мыть посуду в столовой.
Пузатый любитель шевиота и ночных возлияний знал, в поисках какого дела люди добираются сюда, к границе с Ираном, и он догадывался, что перед ним не малограмотный колхозник, а ловкий парень, знающий, что здесь можно заработать. Но у него сейчас с кадрами был полный порядок. На него работали сильные и ловкие мужчины, способные прошагать много километров по барханам или горным ущельям, умеющие схорониться от рыщущих в поисках сверхнормативной добычи зеленофуражечников, а в случае попадания в их руки - все берущие на себя, и ни под какими пытками не дающие сведений о своем работодателе здесь и о поставщике товара там, утверждая, что на нарушение границы их побудила любовь к живущим на сопредельной территории родичам, а на незаконный перенос товара толкнула крайняя нищета.
