Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
— Рассыльный, сударыня, дурак, и ничего не знает. Его прислали из магазина Забойкина. Вот и принес. По всей вероятности в магазине знают, кто заказывал эти цветы.
— Нет, узнавать не надо, — сказала Иза. Но это наверное от какой то поклонницы. Вот бесстыдница…
Скрипач выздоровел без лекарств, без процедур. Просто организм сам преодолел и боли в груди и опухоль в горле. В ящике ночного столика немыми свидетелями пережитого волнения остались лекарства, порошки и бутылочки.
VI
ЕГО ТАЙНА
Боккерини, Керубини, Тартини, Паганини, Виотти, ну хорошо, даже Бах, Глюк, Гайдн, Моцарт и вдобавок Бетховен, совершенно не отвечают моим исполнительским возможностям и не соответствуют желаниям. Ах, если бы в скрипичной литературе появилось что либо новое, трудное! Слушатели петербургских и парижских концертов еще не насытились старыми программами. И все же следует подумать об их обновлении. Мистер Гентцер и Володя Гусев думали иначе.
— Маэстро, вы можете повторять концерт Виотти сколько угодно раз, и билеты будут распроданы, аншлаг обеспечен. А если вы на своей скрипке сыграете Камаринскую, то ваши поклонники вечером разобьют все зеркала в ресторанах. Эх, волшебная у вас скрипка! — вздыхает Володя и подтягивает голенище сапога, начищенного до блеска…
— Да, но я хочу дать публике новую программу.
— Приказывай, дорогой маэстро! А я уж тебе устрою сто концертов, заплачу пятьдесят тысяч серебром, покрою все расходы.
— Заплатишь и сто, — машет рукой Венявский.
— Поторговаться можно.
Виртуоз смотрит импрессарио Гусеву в глаза, не слишком ли много запросил.
— Странно, что импрессарио, организаторы концертов, похожи друг на друга даже по внешности, — сравнивает скрипач. — По-видимому их специальность не особенно обременительна и трудна. Все они жирные, лысоватые, и у них не очень чистые руки…
Гусев терпеливо ждет решения.
— К сожалению не могу пока что взять на себя какое-либо обязательство, хотя, конечно, деньги мне нужны.
Иза должна выехать в Люблин, она ждет родов. Рожать лучше всего под опекой матери. Вообще неизвестно, сможет ли он в этом году во время каникул давать концерты.
* * *У Венявоких родился сын. Иза полностью поглощена воспитанием мальчика. Бабушка, пани Регина, и того больше. Люблинский дом помолодел, ожил, заполнился движением, шумом.
А кругом несчастье, безнадежность, трагедии. И только улыбка и даже плач ребенка отражаются на лицах окружающих счастьем. Скрипач оставил жену с ребенком у родителей, а сам поехал в Париж. Но и Париж не принес ему желанного успокоения. Настроения с самого начала благоприятствовавшие полякам, вылились в манифестацию дружбы, которая однако ничего реального не давала. Росли иллюзии, увеличивались жертвы.
После возвращения в Петербург, Венявский встретился с великим князем Константином Николаевичем. Он развлекался музыкой, ибо его наместничество не удалось. В Варшаве в него стреляли!
Генрик Венявский получил приглашение на Matinée Musicale. [28] Он заранее составил программу и согласовал ее с министром двора. В салонах великого князя он исполнил Деревенскую мазурку, посвященную великой княгине Елене Павловне, вариации на тему царского гимна, вариации на тему Ехал казак за Дунай, Фантазию на русские темы, Un souvenir de Moscou, [29]Trille du diable. [30]
Своим исполнением он очаровал великого князя. Игра Венявского привела августейшего слушателя в благодушное настроение. В это время с солистом беседовал генерал Трепов. Великий князь подошел к ним и потрепав скрипача по плечу, сказал:
— Вы меня электризуете своей игрой. Я ни в чем не смогу вам отказать.
Скрипач склонился в придворном поклоне и скромно ответил:
— И все же я полагаю, что вы, ваше императорское высочество, не всякую мою просьбу исполните.
— Если это от меня зависит…
— Мне кажется, зависит именно от вас, ваше императорское высочество.
— В таком случае, говори, говори, — оживленно сказал великий князь.
— У меня есть брат; он принимал участие в событиях, имевших место в моей стране. Теперь он в эмиграции. Я молю об амнистии.
Константин нахмурился и после минутного раздумья сказал:
— Это единственная вещь, о которой я не могу говорить с братом. Император обижен на поляков. Он запрещает упоминать при нем об этих событиях.
Князь повернулся к Трепову.
— Может быть генерал что либо сможет сделать без обращения к самому императору. Пожалуйста поговорите с ним, — разрешил великий князь.
Трепов выслушал скрипача внимательно. Он заинтересовался его просьбой.
Только что была объявлена амнистия повстанцам. Но Юльян Венявский под амнистию не попал, хотя соответствующее прошение было им подано в русское посольство в Париже. Генерал Трепов узнал об этом от скрипача. Некоторое время он раздумывал и наконец тихо, еле слышно, сказал:
— Если ваш брат не подписывал и не приводил в исполнение смертных приговоров и если не входил в состав жандармерии повстанцев, то пусть явится с повинной. А повинную голову, как говорится, и меч не сечет.
— Можно сказать об этом моему брату?
— Скажите осторожно и, возможно, все будет в порядке.
Юльян, т. е. Киця, был избавлен от серьезных последствий, благодаря следствию, которое вел Тухолка, двойному штрафу, стараниям Регины Венявской, деньгам Генрика и благосклонности генерала Трепова. Он отделался несколькими месяцами тюрьмы на Павиаке и в Варшавской цитадели. А ведь в те времена повстанцы тысячами шли в Сибирь, в Нерчинские рудники, в тайгу и тундру, на берега Ледовитого океана.
Все эти вести приходили в тихую квартирку на Большой Морской. Значительная часть русского общества сочувствовала польским повстанцам-арестантам, которые так же как в 1830—31 г.г. воевали «за нашу и вашу свободу». Но действовал уже шовинист Катков, к голосу которого прислушивались темные силы России. Из грязных трактиров выползала ненависть, подозрительность. Катковщина пахла сивухой и кровью.
Генрик все сильнее стал тяготиться домашними узами. С внешней стороны все как будто оставалось по-прежнему. Однако, его уже не тешили ни орден св. Анны, ни орден Вазов, ни орден Данеборга. Не радовало избрание в Академию изящных искусств в Стокгольме, факельные шествия, серенады, цветы и овации в его честь.
На ночном столике лежит странный роман «Преступление и наказание» Достоевского. Венявский расстроен этим романом. Он чувствует себя так, будто ему не хватает воздуха. Он тревожен, придворная атмосфера действует на него угнетающе. Он с удовольствием уехал бы в Париж на выставку. Как много теперь пишется и печатается в Париже.
Но пани Регина не советует пускать Генрика в Париж одного.
— За ним надо присматривать больше, чем за внуком. Генрик ведь легкомыслен… впрочем, как всякий мужчина.
Иза очень обыкновенная женщина, мелочная, болтливая. Правда, она заботится о муже, но давно уже потеряла путь к его сердцу. Впрочем она никогда этого пути и не знала. Это он создал о ней «Легенду», но оживить этой легенды она не смогла. Она — жена со всеми законными, церковными, светскими, гражданскими правами. Научилась держать в руках заработки мужа. Вот и все.
Пани Регина, а еще раньше ее собственная мать, воспитывали в ней предусмотрительность домашнее хозяйки. Советы их почти одинаковы. Занятая сыном и домом, она все более уходит из круга интересов мужа. Она теперь предпочитает, чтобы концертов в ее доме не было. Друзья Генрика после своего визита оставляют такой страшный беспорядок в квартире. А Венявский должен был как-то избавиться от накапливавшихся противоречий. Он знал, что не может их решить, поэтому хорошо было бы хоть на время о них забыть. Нашелся такой дом, такая семья, где любят музыку, споры, честные признания и глубокое раскаяние. Кормили здесь гостей без разбора, чем угодно, что кому нравится и пили сверх всякой меры. Здесь всегда можно было найти жаркое из серны или дикого кабана, стерлядь, сигов, астраханскую икру и… соленые огурцы, фантастические напитки, наливки, пряники, пироги, варенье, фрукты.
Что же это за дом?
Чей же как не примадонны Ольги Петровны! К ней вхожи только немногие избранники. Говорят, она — любовница одного из великих князей. Иногда ее посещает сам царь. Тогда у нее гостей нет и только слуги могут сказать что-либо на этот счет. Однако безопаснее держать язык за зубами.
Здесь бывает и Венявский. Иногда приезжает со своей скрипкой. Собираются молодые люди и тогда в интервалах между пиршествами, вплетаются мечты о создании русской музыки, возвышающейся над вагнеровской. Кто им помешает в осуществлении этой цели? Княгиня Саксен-Альтенбург? В таком случае ее высмеют в салонном кабаре. Сам Мусоргский о ней написал песенку: No, très nobles spectateurs! [31] и назвал ее музой Евтерпой.
