Александр Чаковский - У нас уже утро
Затем он пошёл к столу, неся в руках тарелку, на которой позванивали друг о друга две большие, доверху налитые рюмки.
– Настоящая московская, – сказал он, подмигивая, – золотой запас!
Доронину нравилось, что хозяин принял его как хорошего знакомого.
– Теперь следует главное, – вполголоса сказал Висляков и вдруг крикнул:-Веруня!
В дверях появилась Вера.
– Вот какое дело, Веруня, – смущённым тоном начал Висляков, крутя ус. – Сама понимаешь, гость приехал. Ты уж организуй закуску.
– Рыбки? – поспешно отозвалась Вера.
– Ну что ты, Веруня! – укоризненно сказал Висляков. – Рыбного директора рыбой кормить?
– Каши тогда разогреть? – с готовностью спросила девочка.
– Веруня!…
– Что, папа?
– Ну… Вера!…
Она усмехнулась и исчезла, а через минуту появилась с тарелкой, на которой лежали два свежих огурца. Молча поставив тарелку на стол, девочка вышла из комнаты.
Висляков взял ярко-зелёный, чуть покрытый пухом огурец, а другой рукой поднял рюмку.
– Будем здоровы, директор! Они выпили.
– Ну, что ж, рассказывай, – аппетитно хрустя и оглядывая огурец со всех сторон, сказал Висляков. – Как у тебя морские дела?
Но едва Доронин раскрыл рот, как Висляков, хитро прищурившись, спросил:
– Слушай, директор, а что это за слава о тебе по острову идёт?
– Какая слава? – насторожился Доронин.
– Объявился, говорят, на Сахалине морской царь, этакий Нептун с западного берега. «Сильна, говорит, моя держава», – и раздаёт флот колхозам.
Доронин рассмеялся:
– Что верно, то верно. Мы получили новые суда и часть из них отдали колхозам.
– Вот ты какой! – не то удивлённо, не то осуждающе покачал головой Висляков. – Может, и мне помощь окажешь?
– А нуждаешься?
– Нет, – покрутил головой Висляков, – уж как-нибудь сами обернёмся. Да и чего нам помогать? Нам вся страна помогает.
– Тебе и Донбассу, – пошутил Доронин.
Но на Вислякова эта шутка оказала неожиданно сильное действие.
– Чего Донбасс?! – стукнув кулаком по столу, крикнул он. – Чего ты меня второй раз Донбассом дразнишь? То Донбасс, а это Сахалин. Понятно? Да знаешь ли ты, что тут за уголь?
– Уголь как уголь, – с трудом сдерживая улыбку, равнодушно отозвался Доронин.
– «У-уголь», – передразнил его Висляков, – много ты знаешь! Это раньше господа капиталисты смотрели на сахалинский уголь как на бросовое дело. Ну, а кое-кто иначе смотрел. Американцы в конце прошлого века восемь раз концессии выпрашивали. Отказать-то им ума хватило, а вот самим наладить добычу – кишка была тонка.
Висляков встал, прошёлся по комнате и, подойдя к окну, откинул занавеску. Вдалеке возвышались чёрные угольные сопки. Некоторое время Висляков молча смотрел на них, потом опустил занавеску и с горечью сказал:
– Эх, да если бы все значение сахалинского угля было своевременно понято, мы бы ещё в шестидесятые годы английский уголь с восточноазиатских рынков турнули! Суэцкого-то канала тогда ведь ещё не было, англичане свой уголь чуть не вокруг шарика, мимо мыса Доброй Надежды, в азиатские воды возили… А нефть? А медь? Да при таких богатствах на Сахалине давно могла бы возникнуть мощная металлургическая промышленность!
Цель, ради которой Доронин сюда приехал и терпеливо слушал Вислякова, чтобы дать ему выговориться, внезапно отодвинулась куда-то в сторону. Американцы, англичане, Суэцкий канал, мыс Доброй Надежды, восточноазиатские рынки… Увлечение, с которым говорил Висляков, невольно передалось и Доронину. Он уже с восхищением смотрел на ходившего по комнате плотного усатого человека в фуфайке, заправленной в ватные штаны.
– Ладно, – неожиданно оборвал свою речь Висляков и усмехнулся. – Что не сумели сделать царские головотяпы, то мы сделаем. Так, директор Японского моря?
…Потом, за обедом, Висляков говорил:
– Режут меня люди, Доронин, понимаешь, режут! Все у меня есть, а людей мало. Знаю: к весне шахтёры появятся. Скажу по секрету: я вербовщиков повсюду разослал. Будут люди! А пока мало. Уголь, вот он – бери его! Хожу я на станцию, громлю всех, а сам думаю: что, если дадут мне платформы сверх плана? Простаивать будут. Эх, сотни бы две людей!…
– У меня тоже с людьми худо, – отозвался Доронин. – Ты вот уголь каждый день по графику берёшь, а я в путину за несколько суток три четверти плана взять должен. Мне бы тоже человек двести…
– Люди, люди… – задумчиво повторил Висляков. – Эх, как нужны на этой земле люди! Мне иногда кажется, народ ещё не знает, как мы здесь в кадрах нуждаемся, а то бы валом повалил.
– А он и так валит, – сказал Доронин, – я когда на пароход во Владивостоке садился, знаешь, что делалось? Десятки тысяч уже на Южном Сахалине работают.
– Мало! – Висляков так стукнул кулаком по столу, что задрожала посуда.
Доронин встал и медленно прошёлся по комнате.
– Значит, тебе, товарищ начальник шахты, требуется двести человек?
– Хоть необученных! – оживился Висляков, но тут же, словно опомнившись, безнадёжно махнул рукой.
– Значит, – с расстановкой продолжал Доронин, – если бы к тебе на шахту пришло полтораста или, скажем, двести человек, это была бы большая помощь?
– Двести?! – снова оживляясь, воскликнул Висляков. – Да мы бы их… Да я бы каждого расцеловал!
– Так. Ну, а если я помогу тебе достать людей?
– Ты?! – Висляков задохнулся. – Ты… людей?! Три телеграммы министру, четыре в обком, три вербовщика на материке землю роют… Да ты что… Смеёшься надо мной, что ли?…
Он растерянно смотрел на Доронина.
– Нет, я не смеюсь, – спокойно сказал Доронин. – Я хочу предложить тебе договор, честный, советский договор. Вот слушай. У меня на комбинате работает около трёхсот человек. Сейчас зима. Люди редко выходят в море. Это сказывается на их заработке. Кроме того, безделье, даже вынужденное, никогда не идёт людям впрок. Словом, до весенней путины мне вполне хватит ста – ста пятидесяти человек. Зато в путину мне и четырёхсот будет мало. Ясно? Правда, я знаю: к весне придут пароходы с людьми. Но я хочу использовать и все местные возможности. Так вот, до путины я направлю к тебе сто пятьдесят… ну, скажем, двести человек. Они у тебя будут работать, получать заработную плату, приобретут вторую специальность. Зато перед путиной я заберу их обратно. Кроме того, на время путины ты мне дашь двести своих шахтёров. Ясно?
Говоря, Доронин внимательно следил за тем, как менялось лицо Вислякова: сначала оно было нахмуренным и мрачным, потом морщины стали исчезать, глаза раскрылись шире, и, наконец, на лице Вислякова появилось несвойственное ему детски восторженное выражение. Когда Доронин замолчал, Висляков ударил в ладоши и, счастливо улыбаясь, закричал.
– Ай, здорово! Ай, Нептун! Ай, морской царь! Мне рассказывали, не верил! Да у тебя, друг, золотая голова! Тебе не рыбу ловить, а уголь добывать надо! Нет, слушай, ты все это серьёзно?
– Совершенно серьёзно. Согласуем с начальством – и хоть завтра принимай людей.
– Ну, брат, спасибо! Удружил так удружил! Я народу скажу… Хочешь, всем миром тебя благодарить будем?
– Вот уж это ни к чему, – рассмеялся Доронин, – к тому же я ведь и свою выгоду соблюдаю…
– Ты мне на четыре месяца, а я тебе на несколько дней – тоже выгода! – воскликнул Висляков, но вдруг осёкся и помрачнел. – Послушай, – нерешительно сказал он. – Я-то из твоих ребят за четыре месяца настоящих шахтёров сделаю – это факт. А вот как же ты с моими-то рыбу удить будешь?
– Я думал об этом, – сказал Доронин. – У тебя будут работать курсы рыболовецкого техминимума. Инструкторами мы обеспечим. Позволишь организовать курсы?
– Академию! – восторженно крикнул снова повеселевший Висляков. – Академию организуй, не то что курсы. Сам ходить буду. Рыбу к тебе чистить пойду в путину!
– У нас не чистят, а солят, – рассмеялся Доронин.
– Всё равно! Кем хочешь пойду! Значит, по рукам?
Он протянул свою широкую ладонь, в складки которой въелась угольная пыль. И когда Доронин ударил по ней, закричал:
– Веруня, огурцов нам сюда! И помидоров! И капусты! Всю оранжерею свою тащи, раз такое дело! И чтоб никаких дискуссий!
ГЛАВА XIII
Вернувшись из колхоза и войдя в свою комнату, Ольга увидела на полу письмо: очевидно, его просунули под дверь.
На конверте было написано: «Сахалинский облздравотдел, для врача тов. Леушевой», – а сбоку шла размашистая надпись: «Переслать в Танакский райздрав».
Ольга вскрыла конверт и развернула листки, мелко исписанные незнакомым почерком. Тонкая бумага хрустела. По краям листков были отпечатаны голубоватые иероглифы.
Недоумевая, откуда бы ей могло прийти такое письмо, Ольга начала читать и сразу улыбнулась. Так, стоя посредине комнаты и улыбаясь, она прочитала письмо до последней строчки.
«Здравствуйте, Ольга, – читала она. – Решил вам написать. Я нахожусь сейчас в домике, где, по-видимому, и буду жить. Он стоит на самом берегу Тихого океана. От воды меня отделяет только невысокий забор.
