Леонид Жариков - Червонные сабли
Тихо в степи. Дорога пошла в гору. Кони тяжело засопели, зафыркали. Послышался отдаленный лай собак. Значит, близко село. Так и вышло: скоро под бричкой загудел деревянный мост, потом колеса снова мягко покатились по дорожкой пыли. Где-то заблеяла овца и послышался женский говор - звон ведра у колодца.
Наконец бричка остановилась, и тот, кого звали Кузьмой, спросил:
- Господин полковник в штабе?
- Кажись, там... Кого привезли?
- Двоих красюков... Дай закурить.
По мирным звукам села, по лениво-скучающему разговору солдат было ясно, что завезли пленников далеко в тыл. Впрочем, не все ли равно куда. Какие муки ожидают его и Сергея?
2
В контрразведке их встретили два старших офицера. Конвойные передали им письмо от князя Шахназарова. Пленных строго охраняли: Леньку - горбоносый чеченец с обнаженной шашкой, а Сергея - двое казаков в лохматых черных папахах с кокардами. Его вели под руки и усадили на лавку перед длинным крестьянским столом, на котором стояли полевые телефоны и, свернувшись змеей, лежала ременная плетка со свинцовым шариком на конце. Сергею не развязали руки, ждали приказания.
У Леньки глаз острый и память цепкая: он сразу узнал лысоватого штабс-капитана Каретникова, которого захватили они в Белоцерковке. Значит, это о нем говорили конвойные казаки: «Сбежал из-под самого Харькова».
Ленька удивлялся самому себе: ни страха в сердце, ни колебания - одна злость.
У Каретникова молодое лицо, сочные губы и насмешливые глаза. Во втором офицере Ленька признал Туркула - очень похож на брата: угловатая квадратная челюсть, а глаза холодные, стальные, точно блеск сабли.
- Как фамилия? - спросил Туркул у Сергея.
Сережка поднял на офицера глаза, полные спокойной ненависти.
- Иисус Христос.
Каретников с любопытством взглянул на пленного, а Туркул даже не пошевелился, сидел тяжелой глыбой.
- Я спрашиваю фамилию.
- Не скажу.
- Скажешь... У меня молчат первые пять минут, а потом на карачках ползают и сапоги целуют.
- Плохо знаешь нас.
- Кого это?..
- Комсомольцев.
Туркул сидел за столом, а Каретников в черном мундире с белым черепом на левом рукаве стоял рядом. Вот он вышел из-за стола и сказал Сергею с насмешкой:
- Ты отвечаешь так, как будто с тобой ведут мирные переговоры. Ты в контрразведке, понимаешь?
Сергей молчал.
- Сколько лет?
- Моим летам счету нет. Я бессмертный...
Офицеры засмеялись. Туркул встал, и два Георгиевских креста на его груди звякнули и закачались.
- Бессмертен один господь. А ты у меня три раза умрешь.
- Комсомольцы не умирают.
- Заставим, - спокойно и уверенно проговорил Туркул и вдруг ожег плетью Сергея раз и другой. С головы потекла кровь, закапала, обливая рубаху.
Рывком оттолкнувшись от стены, Ленька бросился было на помощь.
- Что вы делаете, белые гады!
- Стой и смотри, дойдет и твоя очередь, - сказал Туркул и так посмотрел на Леньку, точно саблей полоснул по лицу.
Чеченец держал пленного левой рукой за грудки, а правой занес шашку. Жалко, руки были связаны, а то бы узнали враги нашу силу...
- Ну вот что, - сказал Туркул, зачем-то вытирая руки о носовой платок. - Разговор у меня короткий. Во время налета на штаб Терско-Астраханского полка вы убили моего брата. Ты присутствовал при этом?
- Жалею, что меня там не было, - тяжело дыша и облизывая сухие губы, проговорил Сергей.
Офицеры переглянулись. Каретников сказал Туркулу:
- Кажется, говорит правду... - Контрразведчик быстро взглянул на Леньку и, наклонившись к полковнику, что-то сказал ему.
Тот отвечал так же тихо:
- Найдите и вызовите.
- Слушаюсь.
Каретников вышел, и было слышно, как он отдавал распоряжение дежурному вызвать кого-то.
Охранник-чеченец, карауливший Леньку, почувствовал, что речь идет о его пленнике, и крепче сжал шашку.
Но Ленька и сам понимал: нет никакой надежды на спасение.
В окно было видно, как по двору ходили казаки в папахах с кокардами, в суконных погонах. Вот один несет под мышкой гуся, к нему подошел другой, обнажил шашку, и оба они пошли с гусем в сарай. Мимо двора проехала кавалерия с длинными пиками. Они пели старинную казачью песню:
- Солдатушки, бравы ребятушки,
А есть у вас тетки?
- Есть у нас и тетки -
Две косушки водки,
Вот где наши тетки!..
Когда Каретников вернулся, допрос продолжался.
- Где расположены части вашей разбойничьей армии?
- У нас таких нет.
- Молчать!
- Сам молчи, белая мразь! - ответил Сергей, не глядя на Туркула.
Неожиданно раздался топот копыт, и во двор влетел на темно-сером коне всадник. На нём лихо сидела белая папаха и такая же черкеска. Он картинно спрыгнул на ходу с коня, небрежно бросил на седло поводья, и, придерживая рукой серебряный кинжал спереди, легко взбежал по ступенькам. «Тоже какой-нибудь князек», - подумал Ленька, и в эту минуту открылась дверь. Офицер в черкеске весело звякнул шпорами и козырнул:
- Имею честь явиться, господа офицеры. Вы меня вызывали?
Заметив, что ни полковник, ни его помощник не выразили особой радости и продолжали молчать, прибывший понял, что ведется допрос. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, и он покосился на пленников. Туркул спросил у него, кивнув в сторону Сергея:
- Господин поручик, вы знаете этих людей? Были они во время налета на штаб в Белоцерковке?
Судьба явно смеялась над Ленькой. Как в воду смотрел Ока Иванович, когда говорил Леньке: «Хорошо, если ты один поплатишься за свою ошибку, за то, что отпустил врага. А если товарищей подведешь?..»
С видом надменным и брезгливым присматривался Шатохин к Сергею, зашел с одной стороны, о другой.
- Никак нет, господин полковник, - сказал он. - Этого не помню. Во всяком случае, я его не видел.
- А другой?
Вид у Леньки был страшный: черное лицо в кровавых подтеках. Шатохин долго вглядывался в него, узнавал и не узнавал. Потом отступил на шаг, будто испугался:
- Этот был!.. Клянусь честью офицера... Он участвовал в налёте на штаб, сидел в автомобиле. Я его отлично помню, он был в форме подпоручика. Господин полковник, если возможно... я вам ручаюсь...
Ленька не расслышал, о чем просил кадет. Старшие офицеры медлили с ответом, точно сомневались, нужно ли поступить так, как предлагает Шатохин. Потом Туркул позвал дежурного и одними бровями показал на Леньку:
- Этого увести... А с тобой, бессмертный, мы еще не закончили разговор.
Сережка, Сережка... Рваный рукав свисает с плеча и видно обожженное тело. Растрепаны волосы, губы почернели, а во всем облике смертельная усталость. Но держит он себя твердо. Наверно, хочет показать младшему братишке пример стойкости... Не бойся, Сережка, выдержу.
Когда Леньку увели, он слышал позади глухие удары и то, как Сергей отплевывался кровью и кричал:
- Оглянитесь, гады, красная месть идет за вами!
3
Толкая прикладом в спину, Леньку вели по двору. Почему так много белогвардейцев собралось вокруг и они смотрят на него?
- Энтот, что ли? - спрашивали друг у друга солдаты.
- Он...
- Ишь, нехристь большевистская... Дай ему с левой, Матвей.
- Можно! - И казак в приплюснутом картузе подошел, чтобы ударить Леньку, но конвойный не допустил.
- Дай я его отправлю на тот свет, - продолжал моложавый казачина с пышным чубом.
- Я сказал, не трожьте! - сердился конвоир и толкал пленника прикладом, чтобы пошевеливался.
Леньку заперли в пустой хате, где было несколько окон, забитых снаружи досками. В полумраке виднелась широкая лавка у стены. Он присел на краю и прислушался.
Вечерело. Где-то далеко пропел петух, заблеяли овцы: должно быть, с поля возвращалось стадо. И опять донеслась негромкая песня:
- Солдатушки, бравы ребятушки,
А где ваши дети?
- Наши дети - пушки на лафете,
Вот где наши дети!..
Со связанными руками, шатаясь, Ленька обошел комнату в надежде найти хоть глоток воды. Пол в хате был земляной, и пахло сыростью. Но он не нашел воды. Под ногами хрустели зерна рассыпанной пшеницы: наверное, раньше здесь хранили зерно, а потом сделали тюрьму.
Он вернулся и снова сел на лавку. Позади раздался шорох. Ленька оглянулся и увидел крысу. Потом пробежала вторая. И Леньку взяла тоска. Вспомнил он Кампанеллу, ученого монаха. У того тоже в «крокодиловой яме» бегали крысы. Только был он прикован цепями и стоял по колено в грязи. От этих дум Леньке показались не трудными его испытания. Куда ему равняться с Кампанеллой! Только и сходство у них, что оба за Коммуну борются...
Загремел замок. Пригнувшись, в хату вошел часовой, пошарил фонарем по стенам, остановился на Леньке и приказал:
- Встать!
Ленька не пошевелился, да и тяжело было подниматься: болели связанные за спиной руки.
