Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев
Радко отстоял молитву в соборе, поставил свечку святому Николаю Угоднику, благодаря его за своё спасение, после чего явился в княжеский терем, предстал перед беспокойным, мечущимся из стороны в сторону Ярополком и коротко повестил: Пришёл из угров. Не повезло мне на сей раз, княже. Споймали тамо. В темнице сырой, почитай, с полгода протомился.
Ярополк равнодушно, как бы между делом, с заметной неохотой оторвавшись от своих мыслей, кивнул ему:
— Ага, отроче! Уразумел. Ты ступай в гридню, отдохни. Устал, чай, с дороги. После, после побаим... Недосуг нынче...
Пожав плечами, Радко покинул палату. Когда шёл по долгому переходу терема, выплыли ему навстречу из дверей бабинца две женщины в длинных, до пят, парчовых греческих хламидах. Приглядевшись, узнал Фёдор Гертруду и Ирину. Застучало в волнении сердце в груди молодца. По переходу разливался волной терпкий аромат аравитских[187] благовоний. Шуршали, словно листья на деревьях, тяжёлые одежды.
Радко застыл у столпа, с восхищением взирая на обведённое белым, расшитым золотыми нитями платом лицо жены Прополка.
Гертруда ворчала хриплым старушечьим голосом:
— Вот, дождался, сын! Я ведь упреждала! Всеволод! Всё он с Мономахом! Посадил у нас под боком, в Дорогобуже[188], Игоревича! И того мало! Ростиславичам, изгоям гадким, прихвостням угорским, червонные грады отдал! А Ярополк, сын мой, молчит, всем доволен! Этак дождётся, вовсе без Волыни останется!
Раздавшийся в ответ нежный голосок растрогал сурового мечника.
— Давно говорила, что надо Володарю с Рюриком уделы назначить! А ты, матушка, одно в ответ: давить их, давить! Если бы князь Ярополк, мой супруг, послушал раньше моего совета, не было бы ничего, что теперь случилось! Не стали бы сыновья Ростислава нам лютыми врагами!
— Замолчи! Дура ты! Не понимаешь ничего! — злобно зашипела на сноху Гертруда.
Если бы возможно было, встал бы сейчас Радко перед старой ведьмой, заслонил, защитил от мерзкого её хрипения возлюбленную свою. Но что он мог?! Выступил из-за столпа, поклонился обеим княгиням.
Гертруда, презрительно хмыкнув, не удостоила его ни единым словом и прошла дальше по переходу, Ирина же остановилась и, вымученно улыбаясь, промолвила:
— Здравствуй, Фёдор! Давно не видно тебя было.
— Да воротился я давеча. Из угров. С полгода тамо пробыл. В темнице у Коломана посидеть успел!
— У Коломана?! — изогнулись удивлённо брови красавицы. — В чём же состояла твоя вина? Если бы я знала, помогла бы тебе. Заставила бы горбуна выпустить тебя на волю.
— Не стою я вниманья твово высокого, светлая княгиня.
Радко скромно потупился.
— Слуга ты мне верный, отрок, — прошелестели слова. — А слуг верных следует защищать. Тогда и они будут тебе защитой. Ведь так?
Весь сгорая от обожания, Радко опустился на одно колено и поцеловал край платья Ирины.
Молодая женщина рассмеялась.
— Перенимаешь обычаи моей родины. Преклоняешь колено перед дамой, — промолвила она. — Мне пора идти! — спохватилась она внезапно. — Увидимся.
Ирина махнула ему на прощанье изящной ручкой и бабочкой упорхнула в темноту перехода. Колыхнулись на стене смоляные факелы.
Восхищённый Радко долго смотрел ей вслед.
...В гриднице встретил друга долговязый Воикин. Подробно поведал он о крамолах Рюрика и Василька, о наделении старших Ростиславичей волостями, о злых деяниях Игоревича в Олешье. Под конец добавил с мрачным видом:
— Мне наказ дал князь Ярополк. Велел скакать в Подляшье, имать боярина Ардагаста. Сей боярин Рюрикову сторону во время смуты держал, помогал ему. Но, скажу тебе, как на духу, нет у мя охоты се творить. Что ж то будет, коли мы набольших мужей переловим и по порубам рассажаем? А всё княгиня Гертруда с ляхами и немцами своими, да боярин Лазарь, лис лукавый! Рассорят нашего князя со боярами, с родичами, тогда уж точно Ярополк наш Волынь не удержит!
— Ты со князем Ярополком баил? — хмурясь, спросил Радко.
— Пытался, да не слушает он меня. Отмахивается. В прошлый раз вовсе в гнев пришёл, наорал: исполняй, мол, Воикин, повеленье моё! На то и мечник еси! Токмо гляжу: в дружине-то волынской ропот. Помнишь Улана? К Володарю утёк, в Свиноград. И таких, яко он, немало. Двоих княгиня Гертруда схватить велела, в гюруб всадить, да токмо озлобила супротив себя всех прочих. Ничего не добилась!
— Да, лихие делишки на Волыни творятся! — Радко почесал пятернёй кудрявую голову. — Вот что, Воикин. Поедем-ка мы к Ардагасту вместях. В пути и обговорим, как нам теперича быть.
— Ну что ж, вместях, дак вместях.
Фёдор заметил, что товарищ его сразу оживился и повеселел. Скользкое, неправедное было поручено ему дело, но вдвоём провернуть его всяко будет легче.
...Поутру во главе небольшого отряда гридней Радко и Воикин выехали из Владимира по берестейской дороге.
ГЛАВА 28
Лёгкий струг под алым ветрилом[189] медленно скользил по голубой глади реки Белки. Ярко светило полуденное солнце. По широкому провозному мосту, крепко сбитому, с восемью опорами, катились возы. Ржали кони, скрипели колёса телег. Отроки Володаревы, гридни, холопы — все переезжали в Свиноград, высившийся впереди, за речной гладью. Многие из челяди служили ему, ещё малолетнему, иные знали и помнили хорошо отца его и даже деда, Владимира Ярославича. Среди прочих отыскал и взял с собой Володарь старушку-кормилицу Аграфену. Сейчас она ехала в крытом возке и вместе с Астхик заботилась о крохотной Ирине.
Сам Володарь, облачённый в багряную свиту тонкого сукна и голубой плащ-корзно поверх неё, в горлатной шапке[190] на голове, вместе с Халдеем держался впереди обоза. Хазарин, сменивший дорожный вотол на полукафтан
