Избранные и прекрасные - Нги Во
Под усилившимся дождем я бросилась бегом через двор, и к тому времени, как добежала, туфли были безнадежно испорчены. Ник взглянул на меня слегка озадаченно. Не то чтобы он удивился мне – скорее не ожидал, что кто-нибудь вспомнит о нем. В одной рубашке, он стоял прислонившись к бугристой и шершавой коре дерева. Его листья, размерами превосходящие мою ладонь с растопыренными пальцами, нависали над нами, поэтому мы почти не мокли.
Забытая сигарета дымилась между его пальцев, и, когда я указала на нее, он поднес ее к моим губам и дал мне наскоро затянуться. При этом у меня появился предлог обхватить обеими ладонями его руку, придать устойчивость им, а заодно и ему. Когда я отпустила его, он затушил сигарету о древесный ствол и заложил за ухо.
– Иди сюда, – позвал Ник, привлек меня и прижал к себе.
Несколько мгновений я терпела, завороженная глубиной его чувств, а потом с силой оттолкнула его, потому что знала, что легкий толчок не подействует.
– Не смей, – предельно серьезно заявила я. – Я не какая-нибудь бумажная куколка, которую легко изжевать.
Ник пронзил меня взглядом, потом пристыженно кивнул и сунул руки глубоко в карманы. Интересно, где он оставил пиджак? Дождь сменился атмосферой английской загородной стылости.
– Я чувствую себя утренним выпуском газеты, которую кто-то оставил на скамейке в парке, а уже начинается дождь, – пробормотал Ник, глядя в сторону дома Гэтсби. С такого ракурса смотреть было больше не на что, кроме как на сказочный замок, приплывший в бухту всего на один сезон. Когда погода переменится, думала я, он уплывет прочь, растворится в осенних туманах, и серые волны Атлантики будут плескаться вокруг его стен из бледного камня.
– Это не про тебя, – уверенно возразила я. – Для этого ты мне слишком нравишься.
– И значение имеет только твое мнение?
– Для меня – только мое, – я слегка улыбнулась.
Я протянула ему руку, он взялся за нее, рассеянно поднес к губам, чтобы поцеловать, а потом уцепился за нее, как за последнюю соломинку ради спасения жизни. И кивнул в сторону дома Гэтсби.
– Знаешь, он ведь возвел его так, будто поднял из-под земли, – сказал он. – На этом месте раньше стоял другой особняк, небольшой и практичный. Прошлой весной однажды вечером он прикатил сюда прямиком из города. Купил и землю, и дом у какого-то бутлегера за сущие гроши – землю, заболоченную низину вместе с крачками, фундаментом, который никогда не высыхал, и давними призраками моряков, высаженных здесь, на безлюдном берегу. Он осмотрелся и заявил: «Нет, так не пойдет».
Голос Ника зазвучал словно издалека, он рассказывал мне историю такой, какой когда-то услышал ее сам. Я уже не в первый раз замечала, что ему хорошо удаются чужие истории.
– И он вышел из машины и сделал особый знак, будто какой-нибудь великий король древности, желая, чтобы его слово стало законом и дом явился весь – с арочными окнами, мраморными полами, стеклами, которым время придало голубизну, с книгами и до сих пор запечатанными внутри демонами. Ему не понадобилось даже просить – достаточно было просто пожелать, и все уже ожидало его. История принадлежала ему, демоны принадлежали, и все это пребывало в ожидании… души, которая явится – и все станет идеальным, все засияет.
– Его души, – догадалась я, но тут же поправилась: – Нет. Дэйзи. Это для нее.
Ник издал краткий смешок, не глядя на меня.
– Конечно. Все это всегда было только для нее.
Если бы я различила в его словах горечь или злость, то возразила бы что-нибудь. Но в них были лишь тоска и грусть, от которых я так и не научилась защищаться, и я протянула руки, взяла его лицо в ладони и заставила повернуться ко мне.
– Иди сюда, – сказала я и потянула его вниз, чтобы поцеловать.
– Ты же не хотела…
– Я передумала. Мне это позволено. И тебе тоже.
Беспорядочный, вносящий путаницу гнев покинул его, и он стал милее и покладистее. Я ничего не имела против грусти: он носил ее, как девушка могла бы носить вуаль, которая идет ей, хоть и выглядит старомодно. От этого он казался открытым, как никогда, – уязвимым, симпатичным и заманчивым.
Он прислонился спиной к дереву, я привстала на цыпочки и поцеловала его. Он положил ладони на мои плечи сначала почти робко, но спустя несколько мгновений прямо-таки вцепился в меня. От его пальцев на коже должны были остаться отметинки, и при этой мысли мое сердце затрепетало, дыхание участилось. Поцелуй длился, пока губы не начало саднить, он потянулся к подолу моего платья, рывком поднял его, чтобы коснуться обнаженной кожи над верхом чулок. Он просунул пальцы под резинку на поясе для чулок и беспокойно теребил ее, пока я не куснула его за подбородок.
– Сегодня тебе можно предпринять что-нибудь посерьезнее, – объявила я, и он, еле слышно застонав, подхватил меня между ног, заставил с довольным возгласом прильнуть к нему. Он зарылся лицом в мои волосы, я задергала пуговицы на его рубашке, расстегнула и уткнулась в ямочку у основания его шеи.
Почувствовав, как его член затвердел и уперся в мое бедро, я нарочно прижалась к нему, и он тихо чертыхнулся. В том, как он чертыхался, произнося чуждые слова, которые я не надеялась понять, что-то насмешило меня.
– Бедняжка Ник, – прошептала я с притворным сочувствием. – Тебе кажется, что это уже чересчур, да?
– Каждый день моей жизни, – отозвался он и, к моему удивлению, вдруг схватил меня за плечи, развернул и прижал спиной к дереву. На миг искра неуверенности обожгла меня, заставила задуматься, не совершаю ли я ошибку – несмотря на все принятые предосторожности, несмотря на все достоинства Ника.
Между страстными поцелуями он продолжал отстраняться и прижиматься ко мне, мое платье уже было поднято до бедер. Я бросила быстрый взгляд по сторонам: нас не было видно ни из особняка Гэтсби, ни из домишка Ника, и, если даже это не соответствовало приличиям, тогда я не знаю, что бы им удовлетворило. Он ласкал меня с уверенностью, приобретенной за несколько недель после того, как он встретил меня на улице возле «Бижу», прикасался нежно и уверенно, чему научился от меня, прокладывал губами дорожку нежных поцелуев сбоку по моей шее. Я с силой впивалась пальцами в его руки и плечи, потом поднялась выше, к затылку, и у него
