Вера Хенриксен - Знамение
— Там я и расстался с Олавом, — сказал Кальв. — Но мои братья, связанные с ним клятвой сопровождать его дома и на чужбине, отправились вместе с ним на юг.
Я сказал, что примкну к нему, если он решит сразиться с ярлом, поскольку я давал такую клятву. Но он, разумеется, понимал, что я сделал это не из любви к нему.
И я решил отправиться домой. Но когда я встретил ярла, он попросил меня присоединиться к нему, и я отправился с ним на север. Он хотел, чтобы я стал лендманом, зная, что до этого я был лендманом короля, но я ответил отказом.
Сигрид пристально посмотрела на него.
— Ты по-прежнему служишь королю… — сказала она.
— Нет, — ответил Кальв, — я никому не служу.
— Либо ты за Олава, либо против него, другого быть не может! И я не могу понять, как ты мог остаться с ним после всего, что случилось, — с чувством произнесла Сигрид. — Неужели в тебе ничто не шелохнулось, когда на твоих глазах убивали моих сыновей? — спросила она.
— Ты должна знать, что это произошло против моей воли, — сказал Кальв. — Я предлагал большой выкуп за Турира. И когда погиб Грьетгард, я потерял обоих… — он на миг замолк, — сына и брата.
— Возможно, смерть Арнбьёрна подействовала на тебя, — сказала Сигрид. — Мои же сыновья не заслуживают того, чтобы за них мстили… Но ты должен был, по крайней мере, понять, как мало уважает тебя Олав, раз он отклонил твою просьбу о Турире.
Кальв положил руку на ее ладонь.
— Почему, по-твоему, я расстался с королем? — спросил он.
— Этого я не знаю, — сказала она.
— У тебя нет нужды доказывать мне, что король предал меня, убив Турира. Я и сам это знаю. Я решил расстаться с ним намного раньше, и когда я попросил его пощадить Грьетгарда, он согласился. В смерти Грьетгарда король не виноват.
Но очень многие из людей короля были в ярости из-за его обращения с Туриром. Сигват Скальд поставил на карту свою дружбу с королем, и, расставаясь с королем в Викене, он вряд ли уже забыл о смерти Турира.
— Значит, Сигват покинул короля раньше, чем ты, — задумчиво произнесла Сигрид.
— Могу тебя уверить, Сигрид, что я питаю куда меньше теплых чувств к королю, чем Сигват. Но если бы я решил сражаться против него, я бы поднял руку против своих братьев.
— Мне показалось, что Финн при случае не замедлит поднять против тебя оружие…
— Финн вспыльчив и невоздержан в словах, — сказал Кальв. — Но от этого он не перестает быть моим братом. И если даже родственные связи рвутся, на что тогда можно рассчитывать?
— Если ты так высоко ценишь своих братьев, ты, возможно, потребуешь от Тронда и от меня выкуп за то, что Грьетгард убил Арнбьёрна? — с горечью произнесла Сигрид.
Кальв тяжело вздохнул.
— Ты сама не веришь в то, что говоришь, — ответил он. — Я не сказал ярлу окончательного «нет», — продолжал он. — Я сказал, что мне нужно обдумать все и что я пришлю ему известие о своем согласии служить ему. Но, мне кажется, говорить об этом здесь не прилично.
На дворе было морозно, когда они шли к старому залу. Лужи замерзли; весь двор напоминал теперь освещенное лунным светом озеро, на небе серебрились перистые облака.
Кальв поддерживал Сигрид, когда они шли по льду. Но возле входа она остановилась и огляделась по сторонам: все вокруг было как в сказке.
Когда они вошли в спальню, Кальв долго стоял и смотрел на спящего Тронда.
— Как ты могла подумать, что я не скорблю о твоих сыновьях? — сказал он, повернувшись к Сигрид. — Я отношусь к ним так, как к своим собственным.
Сигрид уже собралась сердито возразить ему, но выражение его лица остановило ее. Он подошел к ней и обнял ее.
— Ради Бога, Сигрид, — прошептал он, — не стоит теперь омрачать наши отношения, после того приема, который ты устроила мне! Ты должна понять, что я медлил обнажить меч не против конунга Олава!
Она притихла, она все поняла, она признала, что он был прав.
Верность своему роду — вот что самое главное для человека. И род является для человека той силой, на которую он, вопреки всему, может рассчитывать. Но если кто-то наживает себе врагов среди своей родни, ему уже не приходится рассчитывать на помощь.
И когда он повернул к себе ее лицо и улыбнулся, она смягчилась под его взглядом.
В первую неделю после возвращения Кальва домой, им с Сигрид было вместе намного лучше, чем когда-либо до этого.
Но постепенно все стало как прежде.
Кальв вернулся домой, ничуть не изменившись. И когда Сигрид поняла это, ее горечь разгорелась с еще большей силой, чем раньше.
Она и сама не знала, что двигало ею всю эту зиму: ненависть к королю Олаву или горечь по отношению к Кальву. Она понимала, что становится несносной, но все-таки твердила о мести за сыновей и о том, чтобы Кальв сблизился с ярлом. Она рассуждала и о других вещах, просто чтобы поговорить о чем-то с Кальвом. Временами терпение Кальва лопалось. И когда это происходило, она день-другой вела себя смирно и покладисто; но потом принималась за свое.
Но Сигрид была не единственной, кто пытался советовать Кальву пойти на службу к ярлу.
Окрестные жители тянулись к нему; они хотели, чтобы он продолжал оставаться их хёвдингом. Они говорили, что им не хватало его предводительства на тинге и во всем остальном; некому было занять его место.
Кальв чувствовал себя польщенным. Он привык уже быть лендманом, и хотя у него было свое хозяйство, он чувствовал себя опустошенным. Ему уже начали нравиться достоинство и власть лендмана. Неделя шла за неделей, и он постепенно начал чувствовать, что это, возможно, его долг — быть предводителем этих людей; они нуждались в нем…
Однажды, когда в Эгга гостил Финн Харальдссон, он принял окончательное решение. Финн участвовал в походе ярла Хакона на юг, когда тот преследовал Олава, и теперь присягнул ярлу на верность.
— Нетрудно заметить, что народ любит ярла, с его рассудительностью и справедливостью, — сказал он. — Что же касается его самоуправства и вспыльчивости, то это просто болтовня. Я не могу понять, почему ты медлишь, почему не присоединяешься к нему. Король Олав не сделал ничего, чтобы завоевать твое доверие.
— Дело здесь не в конунге, — сказал Кальв. — Дело в том, что мои братья с ним. И если он попытается снова завоевать страну, я буду вынужден сражаться с ними.
— Если страна будет достаточно сильной, он не посмеет сунуться сюда, — сказал Финн. — Присоединяясь к ярлу, ты укрепляешь страну. Ведь ты пользуешься доверием людей во Внутреннем Трондхейме, пожалуй, даже больше, чем сам ярл. Захочешь ли ты снова идти в услужение к Олаву или захочешь сдаться без боя, если он снова вернется сюда?
— Сомневаюсь, что я захочу этого, — сказал Кальв.
— Тогда я должен сказать тебе, что если ты станешь служить ярлу, у тебя будет куда меньше возможностей сражаться против своих братьев.
— Об этой стороне дела я не думал, — задумчиво произнес Кальв. — Но, возможно, ты прав.
Немного помолчав, он добавил:
— Во всяком случае, я надеюсь, что видел Олава в последний раз.
— Возможно, ты получишь от ярла больше наград, чем получил от короля, — сказал Финн.
— Ты думаешь? — задумчиво произнес Кальв.
В тот же вечер он сказал Сигрид:
— Теперь ты можешь быть спокойна. Я пойду на службу к ярлу, если получу от него больше наград, чем от короля.
На следующий день ярлу было направлено известие, и ярл сообщил в ответ, чтобы Кальв прибыл в Каупанг для подробных переговоров.
И Кальв отправился туда.
И Сигрид почувствовала непонятное ей самой разочарование, потому что добилась того, что хотела. Кальв поддался на ее уговоры, так чем же она была недовольна?
И когда Кальв вернулся, она не прекратила пилить его; просто она нашла другие предлоги для этого.
В эту зиму мороз то и дело сменялся оттепелью; снег долго не залеживался, и весна наступила рано.
Сразу после Пасхи Кальв отправился в Англию, чтобы переговорить с королем Кнутом. И Сигрид опять осталась в Эгга одна.
Перед Пасхой она была на исповеди, но сделала это скрепя сердце. И Энунд заявил ей, что неумолимость и ненависть отстраняют ее от Бога. Но он так ничего и не добился, в связи с чем не смог дать ей отпущение грехов.
Сигрид сама теперь не знала, что ищет и во что верит. Она просто выполняла то, что от нее требовалось: работу по хозяйству и свой христианский долг. Но после отъезда Кальва она разговаривала со всеми, кроме Тронда, только в силу необходимости; в отношении же к мальчику она проявляла такую бурную любовь, что это порой даже отпугивало его.
Через неделю после отъезда в Эгга прибыли гости. Трое мужчин на полном скаку въехали во двор; взмыленные лошади готовы были упасть, и Сигрид выскочила во двор, чтобы узнать, что случилось.
Это были Сигват Скальд и двое его ратников; он хотел переговорить с Кальвом.
И когда Сигрид сказала, что Кальв отправился в Англию, он был разочарован.
— Я надеялся застать его до отъезда, — сказал он.
