АБ МИШЕ - У чёрного моря
Тов. ЛЕВЕНСОН 1915 г. рождения, еврей, беспартийный. До Отечественной войны работал в НКГБ. Оставлен по спецзаданию.
Принимал участие во всех боевых операциях, проводимых отрядом, а также доставал для отряда продукты питания и доставлял в катакомбы. Расстрелян оккупантами 24/Х-42 г. Представлен посмертно”.
“БОЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
на бойца партизанского отряда т. МОЛОДЦОВА В.А. (Бодаева)
ШЕМБЕРГА Дионисия Александровича
Тов. ШЕМБЕРГ Д.А. 1915 г. рождения, еврей, беспартийный. До Отечественной войны работал в НКГБ. Оставлен по спецзаданию. Участник всех боевых действий отряда. После пыток в фашистских застенках сошёл с ума. Расстрелян оккупантами 24/Х-42 г. Представлен посмертно”.
“БОЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
на бойца партизанского отряда т. МОЛОДЦОВА В.А. (Бодаева)
КРАСНОШТЕЙНА ВЛАДИМИРА ИСАКОВИЧА
Тов. КРАСНОШТЕЙН В.И... еврей, беспартийный... Участвовал во всех боевых операциях партизанского отряда. Безоговорочно выполнял все задания... Во время боя с оккупантами (весной 1942 г.) был ранен. Арестован румынской жандармерией в июне 1942 года и 24/Х-42 года расстрелян”.
Из Листов:
“Красноштейн Владимир, 1920 г. р., призван в армию; из Бреста добрался до Одессы и сражался в партизанском отряде Молодцова-Бадаева, погиб”.
“Красноштейн Исаак, 1912 г. р., токарь, погиб в партизанском отряде Молодцова-Бадаева2.
“Фейген Миша, 14 лет, отправил мать и сестёр в Ташкент, остался в Одессе защищать город. Пионер-подпольщик, повешен немцами в центре Одессы, ул. Ленина на пионерском галстуке”.
“Бык Лейб, 25 лет, инженер-химик, партизан в катакомбах, убит в Одессе в 1943 г”. На фото красавец, галстук, белоснежная рубашка, пиджак - щёголь; бабелевский Лёвка Бык.
27. МАСКАРАД
С подпольщиками оккупанты управились: задавили, замучали, утопили в крови. Но что было поделать с неприметными спасителями евреев, затаившимися вместе с подопечными в своих квартирах и дворах?
Свидетельства в Яд ва-Шем:
Рафаил Кантор:“В декабре 1941 г. колонну евреев, в которой была и вся наша семья (отец, мать, два брата и я) гнали на выход из города. Каким-то образом я оказался вне колонны и ушёл оттуда. Несколько дней я прятался по незнакомым дворам... Я заболел, сильно кашлял и весь горел от высокой температуры. Наконец я зашёл в какой-то сарай и потерял там сознание. Очнулся я уже в небольшой комнате, где увидел незнакомую мне женщину, которая расспросила меня, кто я и откуда... Оказывается, я попал в сарай, принадлежащий ей. Звали её Лидия Владимировна Антонова...
Она стала заботиться обо мне, вылечила, делилась со мной пищей, оставила жить в своей квартире... Муж её был на фронте, она жила одна в квартире из одной комнаты и кухни. В кухне была маленькая кладовка, в которой я и провёл большую часть времени за годы оккупации до дня освобождения Одессы.
По ночам я имел возможность выйти во двор на короткое время, соблюдая максимум осторожности. Днём я оставался в квартире, Лидия Владимировна уходила на весь день, вешала на входную дверь висячий замок и всегда напоминала мне, чтобы я вёл себя тихо и осторожно... В городе появилось множество маленьких кафе... где она мыла полы, посуду и выполняла другую работу, чем и зарабатывала нам на пропитание. Она считала меня своим братом... Соседи по дому ничего не знали о моём существовании, что возможно спасло и меня и Лидию Владимировну...”
З. Бакман: “Я, Бакман Зоя, была студенткой, в 1940 году заболела бронхиальной астмой... Я, моя мама... и сестричка 6 лет остались в оккупированной Одессе. Мне было 19 лет.
С 16 октября по январь были забраны все евреи... Нас прятала старая женщина-дворник. Но настало время, когда она больше не хотела рисковать своей жизнью. У нас был один выход - отдать себя в руки румынам. Но это было очень страшно для нас и для того, кто прятал нас.
И вот мы решили покончить со своей несчастной жизнью другим путём. Мама вышла с сестричкой 6 лет из дома, бросилась с ней под трамвай. Обе погибли! Разве можно забыть слова ребёнка, которая спросила: “Мама, куда мы идём??”
Я должна была выйти позже, чтобы не всем вместе выходить со двора.
Всё это произошло недалеко от дома, узнали некоторые соседи, и меня уже не выпустили, стали думать, как же спасти меня.
Пришла на помощь семья Калининых... Калинина Елизавета Игнатьевна была маленькая женщина, муж работал в порту. Я стала членом их семьи. Совершенно бескорыстно, т.к. у меня ничего не было - одна, “гол, как сокол”. Они взяли меня в семью, сознавая, что каждую минуту рискуют своей жизнью и жизнью своих деток. Лиля, как её называли, надеялась только на Бога, что он пожалеет её детей.
Время было очень трудным. Калинины работали с утра до вечера. Я ухаживала за детками. Отношение ко мне было прекрасное. А ведь это были не дни, не месяцы, а годы! 2,5 лет мы все жили под страхом, прислушиваясь к каждому стуку в дверь. 2,5 года я не могла подойти к окну, чтобы никто не увидел меня”.
Е. Калинина: “15 июля 1942 года в три часа ночи к нам в квартиру с чёрного хода зашла смотрительница дома т. Вера. Она вела с собой девушку, красивую с чёрными волосами. Девушка назвалась Зоей Бакман.
Зоя просила, чтобы я оставила её в квартире на три дня, т.к. ей обещали достать болгарский паспорт.
Я молчала, а сама думала, что теперь мы обязательно все погибнем, а у меня в то время было четверо детей один другого меньше - 1937, 1938, 1940 и декабря 1941 года рождения.
Но может быть за спасение Зои Бог поможет нам выжить. И я сказала - оставайтесь.
И Бог нам помог, но только не на 3 дня, а почти на 3 года, т.к. болгарский паспорт Зое не достали.
...У нас были ежедневные переживания и слёзы, т.к. каждый звонок и стук в дверь заставлял нас дрожать за свою жизнь и жизнь наших детей.
В квартире была свободная комната, и Зоя оттуда выходила лишь в самых крайних случаях...
Зоя очень болела, у неё тяжёлая астма, она ходила с трубочкой, и я ей оказывала помощь, когда она задыхалась.
...Мы были на грани провала, когда пришёл сотрудник мужа и сказал, что для дела нужно устроить крестины детей и пригласить на застолье начальство мужа. Мы так и сделали, но оказалось в первый момент, что с нами за столом сидела Зоя, и мы дрожали, что в ней заподозрят еврейку. Но она немедленно ушла, и всё обошлось.
Таких случаев у нас было немало”.
Я. Колтун (Слободка): “Когда кончалось гетто, зимой 1942 года, мы искали место, чтобы спрятаться от выселения. И случайно пришли в маленький дом: комната, кухня и веранда. И ещё сарайчик. Хозяин был полицаем. После освобождения Одессы оказалось, что он был агентом партизан...
Видно, Бог велел нам попасть к этой украинской семье. Хозяин, хозяйка, сын 17 лет и дочь маленькая Наташа. Мама стала хозяйке помогать. С поросёнком, ещё по хозяйству... Ночами сидит, какие-то тряпки порет на нитки, вяжет... Помню, не получалась “резинка”, знаете, такой узор в вязании? Она переделывала, наверно, миллион раз. И получилось... Главное, хозяйка была заинтересована в нас. Потому что из полиции приказали, чтобы каждый дом связал пару перчаток на три пальца. Для армии. Три, потому что для стрельбы нужен указательный... Мама связала, так что хозяйка могла сдать за свой дом. Затем мама сделала ещё несколько пар, хозяйка отдала другим людям... Мама вывязала хозяйкиному сыну свитер.
Когда евреев из других домов гетто выгоняли и вывозили, к нашим хозяевам не заходили: дом-то полицая. Потом, после изгнания всех приходили румыны выискивать, кто остался. Тогда девочка Наташа открывала форточку и кричала “Нуй жидан! Нуй жидан! [Нет евреев]” Зима была, пар у неё изо рта и голос-колокольчик - румыны даже улыбались. Наташа маленькая, она не понимала “еврей”, её мама научила так кричать.
Соседи не знали, что мы там живём. Был момент: мы сидим, кушаем, вдруг позвонила соседка. Мы где прятались? Забегали за одеяло, оно висело на спинке кровати. А соседка зашла и увидела на столе много тарелок, больше, чем людей. Она спросила хозяйку: “У тебя что? Кто-то есть?”. Хозяйка что-то придумала ответить, а нам потом сказала: “Это опасно, надо за собой следить”.
И вот: все евреи уничтожены. А мы прячемся. И вот мы не можем больше сидеть по чисто психологическим причинам: мама не может жить у чужих. Тут и сыграли эти печати золотые. Их нам хозяин сделал в феврале 1942 года, чтобы мама могла ходить открыто по улице и искать себе квартиру.
Он долго ходил в полицию с поллитрой в кармане брюк так, чтобы головка бутылки торчала, и он задирал пиджак, показывал её в полиции и просил сделать документы - тем не менее, ничего не получалось. Помог кто? Гречанка Маргарита Сенкевич, жена греческого политэмигранта. Он когда-то бежал в Советский Союз и в 1937 году его здесь расстреляли. Маргариту тогда не брали на работу, мама ей помогла с устройством.
