АБ МИШЕ - У чёрного моря
...Ночью меня снова взяли на допрос. [Следователь]привёл жандарма с резиной и [моего арестованного]племянника, скажи, Сеня, твоя тётка была членом партии, он говорит, я не знаю... так ты нам врёшь в глаза и озверевший как дикий зверь набросился и начал избивать рукояткой револьвера в грудь, в спину здоровыми башмаками на ногах, бил меня по ногам, сколько я ему не говорила, что он мальчик и не знает ничего, он всё равно рычал как зверь и избивал, а потом когда я ему сказала, ну всё равно, бейте сколько влезет, вы свою мать тоже бьёте, тогда он заставил жандарма бить меня резиной по рукам, я тогда перестала совсем говорить. [Потом]повёл меня в подвал, где находились трое мужчин и я одна, со словами: “Ты лучше не заслуживаешь, завтра посчитаемся, я вытяну у тебя” и через несколько минут я потеряла сознание, что было дальше со мной, я не знаю, мужчины рассказывали, что они боялись за мою жизнь... Прошло две недели, шеф ходил по камерам и сказал, что меня переведёт в женскую камеру, так как мужчины говорили, что каждый день мне становится плохо, здесь нет воздуха... он на третий день после разговора перевёл меня...
В августе нас перевели в тюрьму, там уж никого не били...
Потом был суд 10 ноября 1943 г. и мне дали срок в полтора года, СОЙФЕРУ расстрел... С наступлением нашей доблестной Красной Армии меня освободили из тюрьмы... СОЙФЕРА расстреляли 29 февраля 1944 года на еврейском кладбище.
(подпись”)
Цитированная выше “Справка о состоянии проверки и изучения работы подпольных организаций...” от 1944 года отметила, что после скорого исчезновения первых подпольщиков мало-мальски действенное сопротивление начало возникать лишь в 1943 г., и то, как правило, ограничивалось пропагандистской работой, а некоторые объявившиеся после освобождения группы - “это лжепартизаны и лжеподпольщики, [которые] хотят свою бездеятельность в тылу врага и активное служение им прикрыть ’’подпольной деятельностью”“. Никаких серьёзных деяний подпольщиков и партизан до приближения освободительных войск в 1944 г. “Справка” не отметила, что соответствовало послевоенным воспоминаниям жителей оккупированного города: тихо было, чего, спрашивается, с румынами воевать, если живётся лучше прежнего; о партизанах, правда, разок-другой кто-то слышал, когда вдруг на церкви красный флаг появился. Об этом в “Справке”: “Винницкая Мария Филипповна, комсомолка, студентка Пединститута, в начале 1942 г. организовала подпольную группу из молодёжи в количестве 11 человек... Распространяли листовки... вывешивали лозунги... В исторические дни 7 ноября и 5 декабря 1943 года Винницкая вывешивала Красное знамя на самой большой высоте города - на Успенской церкви...”
Одесса - один из пяти советских городов, за оборону от наступающих немцев удостоенных официального звания “город-герой”. Послевоенные одесские власти не могли не уязвиться: на фронте, выходит, воевали одесситы геройски, а при оккупации что? пригнулись овцами, без ропота? Коммунисты - всему голова, получается: они не доглядели. Или ещё хуже: румыны горожанам показались слаще большевиков? Такого не может быть, потому что не может быть.
И в 1970-м появляется книга “Одесская область в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Документы и материалы”. Четверть века прошла, авторы обогатились сведениями, а с другой стороны отдалённость событий позволила раскручивать историю раскованней, удобно для партийно-пузатых князей из обкома, ищущих для Одессы партизанской славы. В книге коммунисты Одесской области организуют больше четырёх тысяч партизан и подпольщиков, они распространяют листовки, в боях убивают оккупантов сотнями, портят станки на производстве, сыплют песок в буксы железнодорожных вагонов, засылают на фронт немцам тухлую рыбу... “Почти всё население Одесщины оказывало сопротивление оккупантам” - сказано на 344-й странице; не стыдно людям в глаза поглядеть. И Петровский здесь вот какой: “Первый секретарь обкома А.П. Петровский, обманув румынских контрразведчиков и выйдя 25 октября 1941 года на свободу, стал устанавливать связи с другими подпольными райкомами партии...” (стр. 212); при аресте 21 апреля 1943 года отбивался на лестничной площадке от жандармов, пока не был ранен в руку и ногу, но и тогда пытался не даться живым, “бритвой вскрыл он на обеих руках вены и полоснул себя по горлу. Жандармы взяли его в бессознательном состоянии и отвезли в госпиталь... До июля 1943 года, более трёх месяцев отказывался давать показания первый секретарь обкома А.П. Петровский. Это спасло жизнь многим подпольщикам” (стр. 216-7).
О Петровском здесь правда, её подтверждают румынские документы. Но последующее расширение героического сюжета - “подпольный обком партии осуществлял подбор кадров, направлял деятельность подпольных организаций на вооружённую борьбу и осуществлял антифашистскую пропаганду” (стр. 218) - звучит много патетичнее истины. На странице 224 в докладе румынских расследователей дела о подпольном Одесском обкоме за ним числятся лишь пропаганда и саботажные действия, в том числе один успешный поджог заводского цеха. Книге особенно не доверишься: составители её даже широко известный взрыв комендатуры на Маразлиевской датируют 23-м октября вместо 22-го и число погибших там возросло у них с 60 до 300 (стр. 384).
Так и творилась история одесского Сопротивления. Сойфер в книге упомянут мельком - и на том спасибо, еврейские фамилии советским историкам произносить не приличествовало. Да и откуда их взять, если согласно странице 345 той же книги из 677 партизан города Одессы евреями были только 23. Может, верно? Ведь с января 1942-го Одессу от евреев очистили под корень.
Но кто-то ведь и притаился, перелицевался: “Военно-полевой суд, рассмотрев дело Меерзон Ривы Моисеевны, обвинявшейся в том, что она, проживая под чужим именем... вела шпионскую работу по партийным заданиям, приговорил её к расстрелу” (Сообщение оккупационных властей, Одесский архивный сборник “Одеса у Великiй Вiтчизнянiй вiйнi”, том 2, вёрстка).
И в “Одесской газете” от 10 сентября 1942 г. рядом с объявлением портнихи “Принимаю заказы на дамские наряды по французским журналам за 1943 год”, рекламой оперетты “Цыгане” и дивертисмента “Человек-невидимка” в Мюзик-холле: “Одесская жандармерия, ведшая преследование террористов, скрывавшихся в одесских катакомбах, арестовала группу политических преступников этой категории в числе 25 человек.
Вчера закончилось слушанием их дело...
Суд... приговорил: Екатерину Васину, Василия Иванова, Фриду Хайт, Женю Фурман, Ивана Гринченко, Давида Красноштейна, Элика Зосовского, Дмитрия Варигу, Ивана Петренко, Харитона Лейбас, Шаю Фельдман, Ивана Неизвестнаго и Дионисия Семберг к смертной казни... Леонида Иванова к 25 годам каторжных работ... Марию Иванову и Евдокию Иванову - к 20 годам... Абрама Бухгалтера, Антона Бобровского - к 5 годам каторжных работ каждого [здесь некоторые имена искажены то ли газетой, то ли жертвами на допросах]”.
В списке казнённых поражает пропорция евреев, тем более, в обезевреенном городе. А это - люди из знаменитого отряда В.А. Молодцова-Бадаева, который после войны будет посмертно награждён званием Героя Советского Союза. В отряде было 73 человека, они воевали в городе и в катакомбах с первого дня оккупации. Весной и летом 1942 г. румыны выловили 43 бадаевца с помощью предателя, двое погибли в боях, кто-то ушёл в окрестные леса, кто-то больной после катакомб затаился в городе. Согласно той же книге про одесское подполье бойцы Бадаева “уничтожили свыше 300 солдат и офицеров противника, пустили под откос 2 воинских эшелона, подорвали полотно железной дороги и собрали важные сведения” (стр. 229). Верить? Кто и как считал?..
Но вот несомненно достоверное, из обкомовского Архива:
Л. Бобровский:“Я, Бобровский Леонид Давидович, 1937 года рождения... родился в Одессе...
...после взрыва здания УНКВД на Маразлиевской тысячи евреев (в том числе нашу семью и семью папиной сестры Бухгалтер Т. Л. с сыном Абрашей)... погнали в тюрьму и в ГЕТТОна Слободке. Папе удалось сбежать и скрыться в Куяльницких катакомбах, где по рекомендации ИВАНОВА В. И., которого папа знал перед войной, вступил в партизанский отряд МОЛОДЦОВА (БАДАЕВА) В.А., в связи с чем нас: маму, брата Абрашу, меня и тётю Таню с сыном Абрашей вывели из ГЕТТО в катакомбы на Куяльнике дядя Павло (Нудьга Павел Корнеевич) и Яшка (Татаровский Георгий Александрович), партизанские связные...
Два моих брата - “ДВА АБРАШИ” стали связными между катакомбами и городом. В катакомбах было темно и сыро, освещение свечами и керосиновыми лампами, питания нехватало, я там заболел “свинкой”, не мог повернуть головой... Были ещё несколько мальчиков, которые дразнили меня “Лёнчик-пончик” и “хрюшкой”, потом с какими-то вещами посадили в тачку и мальчишки меня куда-то повезли, мой брат Абраша, который называл себя Мусиком, потому что это имя ему больше нравилось [...Николай Петрович, Николай Петрович!..], шёл за этой тачкой и как дворник махал-подметал веником. Я... от этого смеялся. Очутилсяопять в катакомбах.
