Иван Кошкин - За ценой не постоим
Теперь пути назад не было, и старший лейтенант, глубоко вздохнув, бросился в разговор, как в омут. Впрочем, беседу сперва вели в основном сами девушки. Старший лейтенант узнал, что Женя — коренная москвичка, а Оля приехала из Тамбова, живет у сестры. Им обеим — по девятнадцать лет. Оля учится в Московском педагогическом институте, правда, здорово? Правда, семнадцатого октября занятия прекратились, потому что Москва на осадном положении, но ведь это ненадолго, немцев отгонят, и будут учить опять, учителя ведь нужны! Только Оля все равно хочет перейти на вечернее, чтобы работать, как Женя. Да, Женя работает на ДОЗ № 8[24], и, между прочим, они там собирают противопехотные мины, только это секрет! Сперва было страшно очень, но они без взрывателя неопасные. А вообще, они ходили в военкомат, потому что хотят идти добровольцами, они же комсомолки, Женя даже комсорг[25] в своем цехе. Из их класса одна девочка уже в армии, между прочим, и они сдали нормы ГТО, а Оля даже ворошиловский стрелок[26], правда, пока только первой степени, но она и из боевой винтовки стреляла! Они правда смогут.
Петров почувствовал, что у него комок подкатил к горлу — перед глазами стояла Богушева, усталая, изможденная, лицо медсестры Ольги, метавшейся в горячечном бреду. Наверное, Женя и Оля что-то почувствовали, потому что обе замолчали. Старший лейтенант шагнул вперед и вдруг положил руки им на плечи. Девушки покраснели — этот молодой красивый танкист, кажется, был вовсе даже не застенчивый, но Петров ничего не замечал.
— Вы вот что, девушки, — хрипло сказал комвзвода. — Вы работайте там, у себя, делайте мины. Не торопитесь вы на фронт, подождите пока, хорошо?
Женя неуверенно повернулась к подруге, Оля же, не отрываясь, смотрела в глаза Петрову. Старший лейтенант не выдержал и отвел взгляд.
— Давайте о чем-нибудь другом, Оля, — пробормотал комвзвода и отпустил девушек, — извиняюсь, конечно.
— А… А вы правда такой смелый? — бухнула вдруг та прямо в лоб, словно позабыв, что она — вся из себя умная и тактичная.
Петров улыбнулся, потом с облегчением рассмеялся. Теперь пришла его очередь, и, хотя, конечно, все рассказывать было нельзя, он говорил минут пятнадцать. Жене, в конце концов, кажется, стало скучно, но Оля слушала, не отрываясь. Старший лейтенант старался рассказать не столько о себе, сколько о товарищах. Когда он дошел до горькой истории с письмом комиссара Белякова, девушки всхлипнули. Потом Петров перескочил сразу на бои под Мценском, за которые он получил второй (товарищ старший лейтенант Бурда немного приврал) орден. Наконец, комвзвода перевел дух и сказал, что это все малоинтересно, а вот что девушки собираются делать после войны? Женя оживилась и сказала, что будет актрисой. Петров вежливо удивился, но Оля подтвердила, что Женечка очень хорошо поет, и если бы не ленилась… Тут, разумеется, выяснилось, что Оля и сама не без греха, и по трем зачетам у нее весной даже было «удовлетворительно»…
Они разговаривали, не замечая, что творится вокруг, пока не подошел Загудаев[27] и, смеясь, не позвал всех к столу — хватит морить гостей голодом. В блиндажах было тесно и темно, поэтому столы, сколоченные наспех из березовых бревнышек и неведомо где добытых досок, поставили прямо на снегу. На обед была пшенка с мясными консервами — пища простая, но гости ели с удовольствием. По карточкам давали только хлеб, иногда немного крупы и масла, и простой, но сытный обед был настоящим пиром для москвичей. После обеда делегаты вытащили из автобусов огромные мешки и под одобрительный ропот танкистов принялись раздавать подарки — завернутые в оберточную бумагу или газету пакеты. Внутри были теплые шапки, шарфы, рукавицы, носки и даже свитеры и письма, письма, письма от абсолютно незнакомых людей. Москвичи желали воинам скорейшей победы, дети обещали учиться только на «отлично», женщины, у которых кто-то тоже ушел на фронт, просили быть осторожней, чтобы вернуться, ведь всех ждут дома матери, жены… А девушки… Девушки предлагали дружить, обещали ждать и, если товарищ боец захочет, выражали готовность прислать фотографию.
Наконец пришла пора расставаться, гости пошли к автобусам. Женя и Оля подошли к Петрову, по очереди пожали ему руки, а потом вдруг поцеловали в обе щеки. Танкисты заржали, кто-то одобрительно свистнул, а Бурда, широко улыбаясь, хлопнул своего комвзвода по спине. Протасов, крутившийся рядом, кажется, надеялся, что и ему достанется поцелуй, но так и не дождался. Впрочем, в его подарке оказались теплые варежки и письмо от Нюры из Сокольников с предложением дружить, так что наводчик себя обделенным не чувствовал. Автобусы скрылись за поворотом, и комбриг приказал расходиться по местам. Нагруженные подарками на весь взвод, Петров и Протасов зашагали обратно.
* * *Танк Луппова, отправленный с вечера в засаду, только что вернулся с позиции. Танкисты, чумазые и смертельно уставшие, чистили ходовую от снега и грязи, механик замерял уровень масла. От экипажа Лехмана на митинге присутствовали радист и наводчик, но их старший лейтенант отправил на кухню за обедом на всех. В отсутствие Петрова обязанности комвзвода временно исполнял Лехман. Увидев командира и наводчика с пакетами в руках, Леонид отдал приказ построиться, после чего доложил, что в отсутствие товарища старшего лейтенанта никаких происшествий не имело места быть. Петров скомандовал «вольно» и сказал, что сейчас начнет делить подарки. Прямо на снегу расстелили кусок брезента, на него выложили пакеты, тем временем Безуглый торопливо срезал восемь палочек, короткую вытянул Сашка Трунов, водитель Лехмана. Он отошел к высокой березе и стал спиной к подаркам. Осокин, Безуглый, Лехман со своим водителем присели на корточки вокруг брезента. Луппов и его танкисты торопливо вытерли руки ветошью, сполоснули снегом и тоже разместились вокруг «скатерти» с подарками. Переглянувшись, Петров и Протасов встали в стороне, наслаждаясь зрелищем. Луппов, как самый старший, почесал небритый подбородок, посмотрел в небо, затем ткнул в грудь Безуглого:
— Ты!
Радист широко ухмыльнулся и, прикоснувшись палочкой к одному из пакетов, громко спросил:
— Кому?
— Осокину! — крикнул, не оборачиваясь, Сашка.
Под общий смех водитель схватил свой подарок и уже хотел было развернуть, когда сержант ударил его веткой по рукам:
— Васька, как не стыдно! Имей терпение — все вместе откроем!
Осокин что-то смущенно буркнул, а радист уже указывал на следующий подарок:
— Это кому?
— Лейтенанту Лехману!
Лехман с угрюмым по обыкновению лицом взял пакет, посмотрел на него и вдруг, к общему удивлению, мягко улыбнулся. Поймав вопросительный взгляд Луппова, лейтенант повернул подарок и показал всем: на оберточной бумаге широкими, кривоватыми буквами кто-то совсем маленький написал: «Дарогому краснормейцу».
В пять минут подарки разошлись, и Безуглый, взявший на себя обязанности распорядителя, разрешил разворачивать. Больше всех повезло Осокину: ему достался теплый шарф, добротные рукавицы на меху, но, главное, письмо от…
— Таня Хлебникова! — громогласно провозгласил Безуглый, заглядывая через плечо радисту. — Работает швеей на фабрике «Большевичка»…
Осокин торопливо прикрыл письмо рукой, но память у радиста была превосходная, и он, к общему удовольствию, продолжил:
— Рукавицы сшила из своей детской шубки и надеется, что они согреют тебя… — он похлопал водителя по плечу, — неизвестный советский герой. Живет с мамой и младшим братом, отец в ополчении, если можешь, ответь, пожалуйста… Васька, давай меняться письмами, а?
— Фигу, — невозмутимо ответил водитель.
— У тебя же кто-то на примете уже имеется, Васенька, сам говорил. — Безуглый задушевно обнял Осокина за плечи. — Ну зачем тебе две? Это, в конце концов, нечестно, не по-комсомольски…
— Я соврал, — хладнокровно ответил мехвод и, осторожно сложив, сунул письмо за пазуху, в карман гимнастерки, — не было у меня никого.
— Вася, ты — сволочь, — укоризненно заметил Безуглый под общий хохот.
— А товарищ старший лейтенант сегодня сразу с двумя познакомился, — заявил внезапно Протасов.
Все дружно замолчали и уставились на комвзвода.
— Так-так-так, — зловеще протянул Лехман. — Воспользовались служебным положением, товарищ старший лейтенант? Пока мы тут не покладая рук стерегли столицу от фашистов, вы, оказывается, устраивали личную жизнь?
— Товарищ старший лейтенант, — печально сказал Безуглый. — Не хотел это говорить, но вы — как Вася.
— В смысле — везучий? — гордо спросил Осокин.
— В смысле — сволочь, — вздохнул радист.
Петров смеялся вместе со всеми, когда внезапно вспомнил, что…
— Ой, я дурак, — с тоской протянул старший лейтенант.
