Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк
Как вдруг начали перекликаться стражники, и их голоса едва не повергли ее в обморок.
– Господин идет! Дорогу господину Фархаду!
Хлопанье дверей неумолимо приближало появление хозяина. Стук каблуков его сапог – как слова приговора. Она медленно повернулась лицом к двери… медленно подняла глаза… Время остановилось.
Вошел командир. «А где же старый…?» И тут же до нее дошло! Командир, как она его называла, – это и есть ее хозяин, господин Фархад аль-Джали ибн… ибн… как его там?!
Стража закрыла за его спиной двери. Он прошел мимо Шакиры, не глядя, попутно отшвырнув ногой диванный валик. Отстегнув от пояса, отбросил в сторону кинжал и небрежно уселся, широко раскинув руки по спинке дивана. Шакира повернулась вслед его энергичному шествию, как поворачивается цветок вслед солнцу. Но с места не сошла. Некоторое время он ее разглядывал, затем откинул голову назад, на подголовник, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Шакира не слышала его дыхания и не могла определить, уснул он или просто решил немного передохнуть. Но она подумала, что сейчас – самое время его хорошенько разглядеть. Внимательный взгляд на господина привел ее в полнейшее замешательство: «О, Аллах! Да он красив, как дьявол! Или как ангел?! Или – как Йусуф Прекрасный?!» Бродячие рассказчики на стоянках каравана повествовали умело и цветисто, а древнее предание о Йусуфе и его коварных жестокосердных братьях было особенно трогательным. И вот, перед ней мужчина, первый же взгляд на которого оживил в памяти рассказ, услышанный некогда у костра…
Тонкий нос, благородное очертание скул, изысканный рисунок губ – из поколения в поколение мужчины рода аль-Джали брали в жены красивейших женщин! Густые волосы черным крылом гордой птицы упали на лоб, пряча надменный излом правой брови. В длинных пальцах изящной кисти – сила и властность.
Господин пошевелился – мысок одного сапога уперся в каблук другого. Что ж тут непонятного: господин хочет снять сапоги. Шакира поспешно подошла и присела у его ног. Она не раз помогала отцу разуться и сейчас сделала все ловко и быстро. Хозяин не удивился и не проронил ни слова, будто ждал этого.
Шакира подняла глаза. Длинные и медленные, как вечерние тени, ресницы господина дрогнули – ничуть не сонный, совершенно ясный и внимательный взгляд остановился на Шакире. Она почему-то не боялась его, но от неуверенности смотрела исподлобья. Господин склонился к ее уху (пахнуло не обыкновенно – терпко и дорого) и едва различимо прошептал:
– В глазах – лед, а в сердце – огонь! Так, Шакира?
Она даже не поняла, о ком он говорил. О ней? О себе? Сердце колотилось так, что в ушах звенело от его стука! Господин неспешно встал и пару раз хлопнул в ладоши – на пороге, как призрак, тут же возник Хафиз.
– Хафиз, – голос господина оказался низким, как рокот грозы, – приведи мне Биби.
Главный евнух склонился перед ним и сделал знак Шакире: «Пошли». Вслед уже удаляющемуся Хафизу господин добавил:
– И пусть принесут вина. Какого – ты знаешь.
* * *В душе Шакиры, еле-еле поспевавшей за будто летящим по коридорам Хафизом, все смешалось. Она очень хотела спросить его: что случилось, почему господин отверг ее? Что она не так сделала? Но не решалась, а только вздыхала украдкой. Впрочем, недолго: она испытала и явное облегчение – не сегодня! Не сегодня!
Только на пороге женской половины дома главный евнух остановился и обернулся к ней:
– Слушай внимательно, птичка: не рассказывай ничего, не спрашивай ничего, не пытайся делать никаких выводов. Поняла?
– Да, Хафиз, – одними губами произнесла она в ответ.
– Ступай.
Они вошли в спальню. Никто не спал. Девушки тут же уставились на вошедших. Хафиз бесстрастным взглядом поднял с ложа обрадованную Биби и увел ее.
Шакира с помощью невольницы разделась и без чувств повалилась на постель. Она даже не слышала, как вернулась Биби…
…Утром очнулась ото сна, как от обморока: кто-то опять ссорился. Она с удовольствием поспала бы еще и с досадой приподнялась, чтобы разобраться, что происходит.
На своей постели, глупо размазывая по пухлым щекам слезы, рыдала Биби. Аиша, как могла, пыталась ее утешить, а заодно – образумить бешено хохочущую над Биби Гюльнару. Сулейма наблюдала за ними равнодушно, Тина – отрешенно, остальные – с испугом.
– А что… что… что я могла сделать?! – всхлипывала несчастная толстушка, закрывая лицо ладонями. – Когда я пришла, господин уже был сердит. Уже! Это не я его рассердила! Что я могла?! Ни у кого из вас не получилось бы его порадовать!
– Так уж и ни у кого? – презрительно скривилась Сулейма.
– Хочешь, я поделюсь с тобой кое-какими секретами, подружка? – хохотала Гюльнара, отрывая руки Биби от ее лица. – У каждой из нас есть свои маленькие секреты, которые так любит господин!
– Ну, хватит! – Аиша побледнела от досады. – Нет никаких секретов!
– Ты-то почем знаешь?! – Гюльнара переключилась на Аишу. – Тебя он зовет, только если ему стихов хочется послушать да посмотреть, как ты печально танцуешь! А я, например, всегда знаю, чего господину хочется!
– Всегда?! А кто месяц назад вернулся от господина со следами плетки на плече? – язвительно усмехнулась Сулейма.
Гюльнара вспыхнула и отвернулась. Все расхохотались, даже Биби улыбнулась. Аиша пересела к Шакире, и та, не удержавшись, спросила:
– За что он ее наказал?
– Не знаю. Сулейма знает. Она все знает. Скажет, если захочет.
Сулейма, видимо, услышала их и небрежно отозвалась:
– Все знают – госпожа всех нас предупреждала, да и Хафиз тоже: господин не любит, когда его в лицо целуют. Никому нельзя! Только госпоже, его супруге! Почему-то Гюльнара решила, что ей тоже можно. Получила, что заслужила, не будет забываться!
Шакира попыталась вспомнить, предупреждали ли ее об этом, и – не смогла. «Наверное, я многое упустила, – испугалась она, – теперь надо быть осторожнее!»
Гюльнара, не зная, на ком и как выместить досаду, подскочила к Биби и шлепнула ее по спине – Биби взвыла, дернулась прочь и зарыдала с новой силой.
– А-а! – будто обрадовалась Гюльнара. – Спинка болит?! Так тебе тоже досталось от плетки господина?
– Зачем ты ее мучаешь? – возмутилась Шакира. – Она-то в чем виновата?
– В чем?! – Гюльнара зашлась от злости. – А ты хотела бы попасть к господину после того, как он на кого-нибудь рассердится? Попробуй-ка!
– Это она виновата! – вдруг завопила Биби, тыча толстым пальцем в Шакиру. – Она! Я только сейчас поняла: это она не смогла порадовать господина, а досталось мне!
Биби так верещала, что Шакира вскочила на ноги, чтобы защититься, если Биби вздумает напасть. Но Аиша с тихим смехом потянула Шакиру за подол вниз:
– Не бойся, она не посмеет: нас наказывают, если мы деремся. Если она тебя поцарапает, ее будут бить евнухи!
Два евнуха уже торчали на пороге их спальни, сонно всматриваясь в лица девушек. Все притихли.
– Как они понимают, что мы ссоримся? – изумилась Шакира. – Они же глухие!
– Не знаю, почему-то догадываются, – шепотом ответила Аиша. – Говорят, их Хафиз как-то научил.
– Так он здесь не просто главный евнух? – пришло в голову Шакире.
– Нет, не только, – подтвердила Аиша, – он как наперсник и советник господина, а заодно и управляющий у него. Господин его очень ценит!
– Я боюсь Хафиза, – призналась Шакира.
– Кто из нас его не боится? – вздохнула подружка.
* * *Тягучие однообразные дни: прогулки, болтовня, смена нарядов, баня, ссоры, разглядывание подарков и – ожидание, ожидание…
Встать пораньше и посидеть в уединении у фонтана с рыбками – было едва ли не единственным удовольствием Шакиры. Ночью выходить было нельзя, и она старалась уснуть пораньше, чтобы пораньше проснуться и побыть одной. Вот как сейчас.
Она сидела и думала о том, что если повезет и Аллах смилуется над ней, господин не позовет ее в спальню. У нее были основания надеяться: с самого начала ее зовут только петь перед гостями, затем – сразу отправляют на женскую половину. Обычно в такие вечера в покои господина уводят Сулейму. Реже – других девушек.
Шакира поболтала рукой в воде – рыбки резво уплыли к другому краю бассейна. «Да, пока он меня не зовет. Но вот хорошо это для меня или плохо, я не понимаю! И что я могу сделать?»
– Попробуй больше улыбаться, – прозвучал рядом голос главного евнуха.
Шакира вскочила:
– Я разговаривала вслух?
– Вроде того. Да сядь же ты! Поговорим немного. Ты здорова?
– Здорова, Хафиз. Только… – Она запнулась, испугавшись того, что чуть не слетело с губ: «Только лучше бы мне умереть! Рано или поздно это произойдет, раз я не подошла господину. А подошла бы – не лучше: умерла бы от ужаса прямо на его ложе!»
– Сама не знаешь, чего хочешь, – заключил Хафиз. – В гареме – плохо, в рабство – плохо. Умереть мечтаешь?
– Да, Хафиз! – и голос не дрогнул.
– Знаю. Должен предупредить: вряд ли у тебя это получится, даже если и решишься на такой грех.
