"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

– Странное то было стойбище, княже. Ни одного отпечатка копыт скота, тут одни кони толклись. Кострища только русские…

– Ну да, тут же нас ждали старшие князья с дружинами, пока мы за половцами-беглецами гонялись, а потом была общая ночёвка, – встрял подошедший тихо Непогод.

– Кострища только из хвороста, говорю, – тяжело взглянул на него сыщик, – ни одной обгорелой бараньей или бычьей кости, из которых кыпчаки разводят огонь под своими котлами. Много следов колёс, похоже, что все вежи тут были на колёсах. Осколки от двух разбитых корчаг с вином, есть следы вина на траве, но совсем не пахнет молоком – ни коровьим, ни кумысом. Подстава, княже, воинская хитрость – и сотворенная на скорую руку! Можно ехать дальше.

– Тогда моё дело дрянь, – Севка-князёк бережно отставил в сторону гусли и замахал руками. – Если подстава несомненна, значит, и первоначальной победы, самой маленькой, но победы, её тоже не было? О чём же тогда мне петь? О том, что русичи смело заглотнули наживку и храбро оказались на крючке?

– Худые, скверные дала тут вершились, – заговорил Непогод, понурив голову. – Князь Святослав Ольгович взял со всей дружины клятву молчать, да только ну её к лешему, эту клятву, когда и князь в полоне, и ребят уже нет! Давно уже тогда стемнело, ближе к полночи, когда мы, гоняясь за половцами-беглецами, чуть не напоролись на большую орду. Половцы стояли станом, горели у них костры, нас не преследовали. Князь Святослав Ольгович сказал, что если главный князь узнает, то все быстро отступят, а нам на усталых конях не уйти.

– Тьфу ты! – плюнул Хотен. А Севка-князёк беспомощно развёл руками.

– Однако в стане у веж и так все знали, что половцев вокруг тьма-тьмущая. Ничем нам то враньё не помогло.

– Поехали, однако.

С коня легко было определить направление – на ближнюю большую груду скелетов в том месте, где северские дружины в первый раз пытались прорвать окружение.

– Непонятно мне всё же, – пробормотал Хотен, – почему же Игорь не ударил сразу назад к Суурлию, чтобы прорваться к воде и чтобы уходить на запад, наконец? Посмотрим хоть на эти кости.

Сам понимал, что многого там не увидишь: половцы своих убитых собрали и сожгли согласно обычаям предков, а у русских мертвецов по праву победителей забрали всё, чем те временно владели, – от коней, сёдел и оружия до последней нитки на теле. И русичи не лучше бы поступили с мёртвыми кыпчаками, если их была бы победа, разве что не такие жадные они, как степняки, на любую холстинку: дешёвые на Руси льняные холсты, как известно, в степи из земли не вырастают.

Жуткий стоял смрад на поле боя, и до сих пор сидели у скелетов серые вороны, неохотно разлетающиеся в стороны, когда Хотен заставлял своего фыркающего Махая подъехать поближе. И даже как именно погиб рождённый под несчастливой звездой дружинник, с какой стороны принял смертельный удар, не всегда можно было понять и ему, человеку, немало трупов повидавшему: конечно, следы от ударов булатной сабли и на костях остаются, отрубленная голова или рука в сторону отлетают, а вот стрелы кыпчаки тоже вытаскивали из не объеденных ещё тел. Да и ясно было, что степняки, раздевая трупы, перетаскивали их по земле, повёртывали да поворачивали, как им удобнее было.

Так и ехали они по скорбному пути, и расположение россыпей скелетов на широком вытоптанном и загаженном поле заставило Хотена вспомнить, как волк мечется в кольце загонщиков. Наконец, Непогод привёл их к солёному озеру, где случилось последнее побоище, и тут сыщик, чувства которого успели даже несколько притупиться, охнул: такого количества человеческих скелетов он не видел никогда. Здесь легла не одна тысяча северян! Однако чуть позже, когда подъехал поближе, он вздохнул с облегчением: в белеющих костями грудах особенно много оказалось конских костяков: это северские кони пали в множестве здесь от усталости и жажды. Следственно, несколько меньше всё-таки скопилось здесь людских трупов, чем было показалось ему.

– Хреново же мы собирались в сию поездку, Хотен, – грустно заявил князь и снял шапку с плешивой, как выяснилось, головы. – Прихватили с собою жёнку, гусли да самострельщика, а вот самого нужного здесь человека, попа, как раз и забыли.

Хотен тоже снял шапку, за ним остальные. Сыщик помолчал, потом покачал головой:

– Я догадался, что ты задумал, княже. Наверное, каждый из нас об этом же подумал. Однако нас здесь только дюжина, и пришлось бы нам трудиться не меньше месяца, чтобы похоронить всех. А мы не можем тут надолго оставаться. Я также боюсь, княже, что после того, как ты закончил бы сию работу, ты больше никогда не слагал бы песен. Поэтому давай лучше доделаем здесь нам порученное. А потом все вместе помолимся, скажем все молитвы, кои помним. Эй, Непогод! Покажи мне, в какую сторону ты отсюда бежал!

И когда рыльский дружинник, не колеблясь, показал рукой, Хотен огляделся ещё раз и призадумался. Спросил:

– А куда поехал князь Игорь Святославович, когда вас, беглецов, пытался вернуть в строй?

– Я не видел! – и добавил, отвернувшись. – Если бы увидел такое, обязательно бы вернулся. Боже мой…

– Кончай ныть, Непогод! – рявкнул сыщик. – Помнишь ли хоть, где стоял стяг Игоря Святославовича?

И вперившись взором в то место, куда показал грязный палец рыльского беглеца, попробовал Хотен вместо груды белых, в страшных бурых пятнах костей увидеть бравого князя на белом коне, в золотом шоломе и алом корзне, а за ним строй конных молодцов-дружинников – не смог и невольно всхлипнул. Ещё раз внимательно оглядел поле, прогнав туман из глаз. Теперь всё.

– Ну, мужи, – сказал. – Давайте спешимся, на коленки встанем и помолимся за души убиенных.

Смолк нестройный гомон молившихся, вразнобой читавших кто Иисусову молитву, кто Отченаш, а кто и Трисвятое, и Хотен, в последний раз перекрестившись и так и не обретя покоя в своей душе, встал с колен. Нет, недаром ему показалось, что вокруг них потемнело, будто солнце зашло за неизвестно откуда взявшуюся тучу. Их окружало кольцо половецких всадников, и, судя по тому, что он насчитал перед собою девятерых, было их не меньше сорока. Случилось то, чего он всё время опасался, однако, коль беда уже случилась, страх покинул его душу.

Он выпрямил спину, сколь было это возможно, задрал кверху бороду, ткнул пальцем в копьё с посольским значком, воткнутое в землю, и прокричал:

– Се посольство от великих князей киевских Рюрика Ростиславовича и Святослава Всеволодича к великому князю Кончаку Отраковичу!

– Вот ведь какой удача вам вываливаться! – раздался вдруг голос справа, и Хотен, повернувшись на него, увидел роскошно одетого кыпчака средних лет. – Вот ведь я и быть то самая конязь Кончак.

– А я посол от великих князей боярин киевский и палатин угорский Хотен Незамайкович, – подумав мгновение, решил Хотен не называть вторым послом Словишу Бояновича. Он много слышал о Кончаке, да и сейчас не показался хан ему таким, которому можно безопасно скормить любую ложь. – Так править ли мне посольство, великий княже?

Кончак отвечал ему по-русски же, сыпал словами быстро, неправильно, но вполне понятно. Хан заявил, что ему подозрительно посольство, вооруженное до зубов, кое едет ночами, а днем прячется, будто на самом деле у него скверные намеренья, а вовсе не посольские дела на уме.

– Помилуй, великий князь, – отвечал Хотен, давно подготовивший ответ на подобные вопросы, – как можно было нам, идучи в твой улус, не беречься? Время военное, мир не заключался, в Половецкой степи много диких половцев из других краев, а что такие нападали и на послов, случаи бывали.

Хан переспросил, как имя посла. Котян? Гостил он у конязя Башкорда, так там спел ему гудец песню про урус-батыра Котяна, который разыскал в огромном, как степь, Киеве белого арабского коня Аль-арслана, украденного у Башкорда, а того коня отбивая, уложил тысячу киевских разбойников. Поехал батыр Котян послом от великого урус-конязя возвращать Башкорду украденного коня, а на него бесчестно напал злой коняз Белдуз, за что и поплатился жизнью со всею своею дружиной… Не ты ли, спросил, тот Котян?