Государев наместник - Николай Алексеевич Полотнянко
Налегая изо всех сил на весла, стрельцы преодолели течение, особо мощное на стрежне реки, и Синбирская гора стала расти в размерах. Завиднелись избы у подножья горы, пристань и причаленные к ней струг и лодки. Сама гора слабо курилась дымом, ни изб, ни людей с воды на ней не было видно.
Лодка причалила к подгорной стороже, стрельцы помогли Сёмке вытащить пленного на берег, привели лошадь и забросили на неё калмыка. Сёмка взял в руки повод и полез в гору по наезженным и нахоженным следам. Подъём был крут, лошадь шла плохо, и Ротову пришлось её тащить за собой изо всех сил. Поднявшись на гору, он понял, что обессилел до мелкой и частой дрожи в ногах.
Сотни работных людей рыли с крымской стороны будущей крепости громадный ров и землю вынимали на город, чтобы устроить вал. На самой вершине горы кругом стояли кладки брёвен, а между ними виднелось несколько изб. К ним Ротов и направил свой путь.
День для Богдана Хитрово был начат с радостной вести, ему донесли, что к Свияге подошёл дьяк Кунаков с полутора тысячами работных людей, присланных из Нижегородского уезда воеводой князем Долгоруким. Хитрово распорядился дать людям небольшой отдых и поставить на земляные работы, близко Петров день, скоро макушка лета, а сделано на строительстве гораздо меньше того, что воевода задумывал.
– Дожал-таки, Григорий Петрович, ты князя Долгорукого, – довольно сказал он дьяку. – От государя нам отписали, что люди посланы, а их не было до сего дня.
– Князь мыслил, как в прошлый раз, отсидеться за посулами, – не вышло, – ответил Кунаков. – А на горе, я зрю, дело спорится.
– Брёвен на важные избы и треть ограды навалили, – сказал Хитрово. – Завтра начнём ставить наугольную башню на крымской стороне, что к Волге. Прохор Першин назавтра обещал нам новость.
– Что за новость?
– Я знаю какую, но промолчу, – ответил воевода. – Добрая новость и нужная.
– А это что там за напасть! – встревожился дьяк, указывая на Ротова, который приближался к воеводской избе.
На Сёмку с его поклажей обратили внимание и работные люди, они бросили лопаты, оставили носилки, на которых таскали землю на вал, и окружили воеводскую избу.
Возле крыльца казак снял пленного на землю, попытался поставить на ноги, но тот валился на сторону.
– Развяжи языка, – приказал Хитрово, спускаясь с крыльца.
Сёмка освободил пленного от верёвки, несколько раз встряхнул, и тот открыл глаза.
– Кто таков? – спросил воевода.
Калмык закусил губы и закрыл глаза.
– Эге! – воскликнул дьяк Кунаков. – Нехристь в молчанку задумал играть. Вели, воевода, посадить его в яму да вели кликнуть Коську Харина и толмача Урчу. Те ему скоро язык развяжут.
– Добро! – сказал Хитрово. – Распорядись сам. А ты, казак, ступай за мной.
Новая воеводская изба ещё сочилась смолкой, запах в ней дурманный от свежих сосновых брёвен. Она была много просторней карсунской съезжей, для воеводы в ней устроили особые покои.
– Ты, кажись, Сёмка Ротов? – спросил Богдан Матвеевич. – Где языка взял?
– Близ Чердаклов. Их до десятка было. Остальные ушли, в этом, воевода, винюсь.
– Казаки все целы?
– Все, – ответил Ротов. – Оставил их на Часовне.
– Васятка! – крикнул Богдан Матвеевич. – Дай мне мой кошель.
Воеводский слуга быстро явился из соседней комнаты с небольшой кожаной сумой. Хитрово сунул в него руку и достал рубль.
– Держи, казак! Это тебе за службу. Далёко не отходи, я тебя кликну.
Сёмка схватил рубль, земно поклонился воеводе и вышел из избы.
Сотник Агапов со своими казаками только что вернулся с Арбугинских полей и остановился неподалеку в шалашах, расставленных на склоне горы с свияжской стороны. Сёмку он встретил дружелюбно.
– Что, парень, я прослышал, ты языка в тороках привёз, – сказал он, обнимая молодого казака. – Большое дело! А мы вплоть до Усолья ходили. Беглых людишек видели, это было. Да их какой прок к воеводе тянуть, сироты лучшей доли ищут.
Подошли другие казаки и шумно поприветствовали Сёмку. Он был среди казаков в полном уважении, несмотря на молодой возраст.
– Давай-ка отойдем, Сёмка, на сторону, – сказал Агапов. – Кое о чём перемолвиться надо.
Они прошли в глубь леса и сели на поваленную ветром старую липу.
– Дело есть к тебе, казак, – сказал сотник. – Воевода велел мне выбрать из казаков полусотника, старого Семёна Аверьяныча совсем болезнь скрутила. Я мыслю тебя. Как ты?
– Нет, не надо, – стал отнекиваться Сёмка. – Лучше казаки есть. Я не гожусь.
– Это почему? – удивился Агапов. – Жалованье больше, земли получишь тоже больше.
Ротов молчал, опустив голову.
– Я бы пошёл в полусотники, – сказал он. – Да ведь брат Федька – убивец. Он всему помеха. Я ему кровный родич и за него в ответе.
– Погоди, не торопись, – возразил Агапов. – Ты молодший брат и за старшего не в ответе.
– Не знаю, что и сказать. Делай, сотник, как знаешь.
– Добро, – Агапов встал с липы. – Сегодня же скажу воеводе. Ну, пошли к ребятам.
Когда они подходили к казакам, взиравшим с любопытством на их беседу, Семка, собравшись с духом, спросил:
– Ты в Арбугинских полях и близ Волги о Федьке слышал?
– Нет. Ни слуху о Федьке, ни духу.
Казаки явились из степи не с пустыми руками, у них было много солёной рыбы и усольской соли. Из всей этой добычи они выделили Сёмке и его казакам щедрый пай. Сёмка взял солёного леща, понюхал и почувствовал, как во рту прибыло слюны.
– Как посол, Сёмка? – спросил Агапов.
– Скусно воняет, – ответил Ротов, с жадностью вгрызаясь в хребет истекающей жиром рыбины.
От этого занятия его оторвал Васятка.
– Поспешай, Сёмка! Тебя дьяк Кунаков кличет!
Казак даже ухом не повёл. Доел леща, обтёр руки листьями и встал с бревна.
– Не трепещи, Васятка, – сказал он. – Я тебя не выдам.
Кунаков горел нетерпением начать кнутобойный розыск над пойманным калмыком. Спешно были призваны к тюремной избе Коська Харин и старый Урча. Сам Кунаков очинил перья, освежил чернила в чернильнице и склеивал листы бумаги в столбец для сыскного допроса. На земной поклон Сёмки он едва обратил внимание.
– Будешь при мне в розыске, – сказал дьяк.
Тюремная изба была построена, ввиду её нужности, сразу же вслед за воеводской. Это был сруб, опущенный в землю, высотой всего в два аршина, чтобы узник не мог встать в полный рост, и другой сруб, просторный и
