Житие маррана - Маркос Агинис
— Теперь полей мне раны и тем, и другим, — срывающимся голосом проговорил он. — И не переставай лить, даже если я потеряю сознание.
Ученик нахмурился.
— Мне надо себя покарать. — Тут брат Сантьяго задохнулся и потянулся к ранам на боках. — Помоги же.
Франсиско хотел было поддержать наставника.
— Нет, не так. Помоги сделать мои мучения непереносимыми… очиститься, — он подставил юноше изорванную спину.
Соляной раствор ожег несчастного, как раскаленное железо. Монах скрежетал зубами и сдавленно выл, царапал себе руки и корчился. Но молил:
— Еще, еще!
Франсиско опустошил оба флакона. Брат Сантьяго де ла Крус замычал и затряс головой.
35
Босоногие мужчины и женщины в суконной одежде и разноцветных пончо, выстроившись в колонны, входили в ярко освещенную церковь. Были в толпе также ребятишки семи лет и старше. Священники, миссионеры, энкомендеро и именитые горожане выступали в роли восприемников. У каждой колонны имелся собственный штандарт, указывавший, из каких краев она прибыла. Женщины сразу направлялись в левую часть нефа, а мужчины — в правую. По случаю торжества зажгли и свечи на алтаре, и люстру, свисавшую с потолка на канатах, и канделябры вдоль стен, и факелы на хорах, и бесчисленные фонари. Над свечного сала смешивался с ароматом ладана.
В храме было не протолкнуться и дух стоял такой, словно туда набились не люди, а скотина. Церковь более походила на гигантский Ноев ковчег, чем на дом Божий. Собравшиеся принесли с собой запахи хлева и свинарника, мочи и навоза, запахи псины, воловьего и ослиного пота, козлиную вонь. По ним скакали блохи, ползали вши и клопы. У некоторых детей текло из носа и гноились глаза. Собственно, это и был настоящий народ — забитый, растерянный, жаждущий утешения и спасения. Паства, стадо, которому Господь, наверное, искренне радовался.
Вот показался епископ, и вид его привел верующих в восторг: пышная накидка, длинная стола, расшитая золотом риза и высокая митра. В правой руке он держал посох — величественный символ власти. Мужчины и женщины затолкались, подались вперед, чтобы получше разглядеть эту дивную фигуру, похожую на статуи святых в церковных нишах. Епископ заговорил, в точности повторяя наставления, слышанные ими от миссионеров и священников. Потом простер над толпой ладони, и все поняли, что так он призывает Святой Дух, который вот-вот снизойдет на собравшихся и пожалует им свои семь даров. Затем епископ с серебряной чашей святого мира в руках стал обходить неровные ряды конфирмантов, большим пальцем помазывая им лбы и произнося при этом сакральную формулу.
Наконец и на лбу Франсиско засиял крест. Когда епископская риза слегка коснулась его, мальчик затрепетал так, будто то был хитон самого Христа. Материя таинства миропомазания (елей и благовонный бальзам) в сочетании с формой непременно совершат чудо: он получит великие дары и будет причислен к войску святой матери Церкви. В ушах звучали слова, сулящие заступничество Отца, и Сына, и Святого Духа и скрепляющие союз епископа, восприемника и конфирманта, трех людей на службе у Святой Троицы, сотворившей и преобразовавшей мир. С улыбкой заглянув юноше в глаза, епископ легонько хлопнул его по щеке[27] — это означало, что отныне новому воину положено стойко переносить все тяготы, исповедуя веру в Спасителя. Услышав «Мир тебе!», приветствие, с которым Иисус обращался к своим ученикам, Франсиско опустил голову и целиком отдался захлестнувшим его чувствам.
Примерно через час, конфирмировав всех присутствовавших, прелат вернулся в алтарь и помолился от имени прихожан. Потом обратился к пастве. Он был бледен и едва держался на ногах.
— Да благословит вас Господь с Сиона, чтобы увидели вы благоденствие Иерусалима во все дни жизни вашей и имели жизнь вечную. Аминь.
Потом все вместе прочли Символ веры, молитвы «Отче наш» и «Аве Мария». С хоров ввысь, к своду, взвился многоголосый хорал. Сначала певчие в сопровождении арфы и гитары выводили общую мелодию, затем в нее, точно притоки в реку, влились голоса, звучавшие в другой тональности. Верующие завертели головами, не понимая, откуда струится эта дивная музыка. Франсиско молитвенно сложил руки и опустился на колени, окруженный пахучим лесом ног. Он просил, чтобы Святой Дух по милости своей не дал ему сойти с пути истинного, помог с гордостью нести знамя католической веры и отринуть ересь, в которую впали отец и брат. На память пришли слова Иисуса из Евангелия от Луки: «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов».
36
Как-то Лоренсо признался своему другу, что мечтает сбежать из дома. Ему осточертело жить среди полей, гор и унылых солончаков, хотелось увидеть море, бороться с гигантскими волнами и брать корабли на абордаж. Не терпелось потягаться с ятаганами турок и саблями голландцев. Он был слишком сильным и отважным, чтобы влачить существование среди тупых индейцев Кордовы. «Они такие смирные и безмозглые, прямо с души воротит. О войне и думать забыли, только и годятся, что тяжести таскать, совсем как объезженные мулы». Нет, уж лучше сражаться с дикими индейцами кальчаки или кочевниками Чако: с этими-то без кинжала и аркебузы не сладишь. Кроме того, Лоренсо мечтал побывать на скотопригонной ярмарке возле города Сальта.
— Отец говорит, что это самое большое торжище в мире. В долине собирается до полумиллиона мулов. Кишмя кишат, прямо как муравьи.
Глаза Лоренсо горели воодушевлением. Книжные премудрости и монашеские наставления его не интересовали. Другое дело рассказы путешественников! Он сдыхал, что где-то среди заснеженных кряжей струится адская река с кипящей водой, которая вытекает прямо из сердца Земли. А неподалеку сияет зачарованная гора Потоси, вся из чистого серебра. Ну и потом, конечно, Лима — столица, Город Королей, где знатные господа и их прекрасные супруги разъезжают в золотых каретах. А оттуда и до порта Кальяо рукой подать. Подумать только, океан! У причала качаются на волнах галеоны, фрегаты, каравеллы и баркасы. «Я сяду на корабль и поплыву к Панамскому перешейку, а потом в Испанию. Доберусь до земель, населенных неверными! Буду бить мавров, как бил индейцев».
Лоренсо Вальдес захлебывался от восторга.
— И ты, Франсиско, должен поехать со мной.
37
Исабель и Фелипа по-прежнему жили в усадьбе доньи Леонор, где вот-вот должны были учредить монастырь Святой Катерины Сиенской. Франсиско непременно хотел рассказать им о своих планах, ведь, если он уедет, сестры останутся совсем одни.
В их новом пристанище царили строгие
