Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров
– Что ты на это скажешь?
– Князь, испокон веков сложился этот порядок, и никто его рушить не собирается, – ответил сын.
– Ну вот и хорошо! – Князь вернулся на свое место. – У мня был с тобой разговор. Он те не понравился.
Сын опустил голову:
– Да… я…
– Ладно, – произнес отец, – как говорится, кто старое помянет… Дело в том, сынок, что любая женитьба князя должна приносить счастье не только жениху. Но и той…
– Я знаю, князь. Я был тогда виноват. Если можешь, прости. Я слушаю. – И сын уставился на отца.
– Так вот, – князь покашлял, – нелегко такому, как ты, сыскать невесту. Не скрою, хотел, чтоб у нас появилась немка. А то и гляди, поляки с литовцами соединятся…
– Не соединятся, князь, не бойся. У них там такой раздрай – век не слепить, – заверил сын.
– Это хорошо! Но… я хотел все же ся обезопасить. Но… нет для тя пары. Нашелся манкупский князь. Но что он нам даст? Да ничего, – сам же ответил князь. – Другое дело – молдавский господарь!
Сын сел поудобнее, сбросил со лба прядь волос и уставился на отца.
– Ну что, отец, я не против. Кстати, Стефан-то те и пушечников вернул, – заметил сын.
Отца немного удивили эти слова, он подозрительно посмотрел на сына.
– Как тут надо? – спросил Иван Младой. – Сватов посылать?
– Пошлю, сын, пошлю!
Отпустив Ивана, он приказал срочно кликать к нему посольского дьяка.
И переписка завязалась, хотя Иван Васильевич был втайне недоволен, что невесту для сына выбирал как будто не сам, а по чужой указке.
И только полученная весть, что немцы идут на Псков, заставила князя встряхнуться и забыть о своем огорчении.
Забота Ивана Васильевича о постоянном войске сыграла свою роль. Вызвав к себе князя Ивана Стригу Оболенского, он вручил ему план похода. Воевода, изучив его, двинулся в путь. Немцы, узнав о приближающемся Иване Стриге с грозным войском, пограбив несколько десятков сел, не дойдя до Пскова, повернули назад.
У псковитян при виде такой заботы великого князя разгорелся аппетит. Правивший там князь Федор Юрьевич за свои поборы вызвал у них ненависть к себе, и они решили обратиться к Ивану Васильевичу с просьбой о замене наместника. И стали просить наместником Ивана Стригу. Псковским посланникам князь ответил, что Иван Стрига ему самому нужен, и послал к ним его брата Ярослава, который по прибытии начал творить суд не по псковской старине. Не успел новый наместник осмотреться, как вече, которое, вопреки желанию Ивана Васильевича, еще сохранилось в Пскове, приняло решение ехать посаднику и боярам в Москву, собрав старые грамоты. Главное их желание было в том, чтобы закрепить уклад их жизни. Примером был Новгород, где великий князь ликвидировал вече. А это пугало псковитян.
Их грамоты рассмотрел сам великий князь. Дьяк, глянув на них из-за плеча князя, сказал как бы самому себе:
– Это не великих князей грамоты. Их я видел.
– Не великих князей, говоришь? А они у тя есть? – спросил Иван Васильевич.
– Не сумлевайся, государь, есть!
– Неси! – коротко приказал князь.
Да, они были не такие. Те грамоты были писаны местными посадниками по велению веча. Убедившись в этом, Иван Васильевич пригласил посланцев и сказал им:
– Это грамоты не великих князей. – Он ткнул пальцем в стопу их бумаг. – У нас одно государство. Так? – Князь, сдвинув брови, обвел взглядом каждого.
Те, опустив головы, молчали.
– Я вас спрашиваю! – грозно молвил он.
Посланцы оживились, подняли головы.
– Одно, – ответили они нестройно.
– Раз одно, то суд будет один – государя. Езжайте и скажите всем выполнять, что Ярослав просит.
Среди них нашелся храбрец, боярин Григорий Челядин. Он подал голос:
– Государь, дозволь слово молвить.
– Ну! – Князь повернулся к нему.
– Нам нельзя так жить, как теперь просит князь Ярослав, это не по нашей старине.
«Я только что им сказал, что в одном государстве только по государеву велению должен вестись суд, а он…» Князь едва сдерживался.
– Ладно, – махнул он рукой, – идите и скажите, что я пришлю дьяка, пускай он во всем разберется. Ступайте, – видя, что те мнутся на месте, повторил он.
Князь слышал, как, выходя, они обсуждали решение князя: «Что дьяк? Сам бы приехал».
– Приеду! – бросил князь им вслед.
И приехал, но только в Новгород. Дьяка в Псков пока не прислал. Тогда они собрались и приехали к нему сами. Но он их не принял. Псковитяне попросили князя, чтобы он ходатайствовал о них и держал Псков по старине. Но и прибывший в Новгород Ярослав, в свою очередь, стал жаловаться на псковитян. Тогда князь решил: Ярослав возвращается в Псков, вместе с ним едут княжеские послы, чтобы объявить псковитянам, что они должны просить прощения у князя Ярослава, в чем перед ним провинились, а также дать ему все суды и пошлины, которые он просит. Если же не сделают этого, то будут иметь дело с великим князем. Псковитяне, оглянувшись на Новгород, выполнили требование государя.
Но подвел Ярослав. Почувствовав поддержку великого князя, он повел себя грубо, пьянствовал и грабил народ. Глядя на своего хозяина, стали притеснять псковитян и его слуги. Один псковитянин вез на рынок капусту. Какой-то слуга схватил кочан и бросил княжескому барану. Псковитянин бросился на слугу с палкой. Тот завопил, ему на помощь прибежали другие слуги. Позвал на помощь и псковитянин. И пошло-поехало… Дошло это и до Ивана Васильевича. Узнав о делах наместника Ярослава, Иван Васильевич его убрал, послав туда князя Василия Васильевича Шуйского. Великий князь очень боялся, что еще не совсем успокоенный Новгород может объединиться с недовольным Псковом. И посчитал, что Шуйский сможет успокоить псковитян, тем более что он, великий князь, прислал им свое обращение, в котором говорилось, что он хочет «держать псковитян, свою вотчину, в старине, а вы бы слово наше и жалованье держали честно»… А за то, что псковитяне помогли ему в борьбе с Новгородом, подарил им позолоченный кубок и велел князю Шуйскому поклониться от него граду. Великий князь был очень осторожен. С первого захода он не любил доводить дело до конца, говоря: «Оно должно вызреть, а злость с него выйти, тогда лучше решать».
Глава 17
Временами казалось, что карета вот-вот перевернется, и каждый раз Казимир вынужден был хвататься за намертво прикрепленное сиденье, чтобы не удариться о стенку. Кричать на кучера слуга не решался; он поддерживал короля, который сохранял внешнее спокойствие.
