Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона

Онъ взялъ письмо изъ рукъ больной, которая не оказала сопротивленія.

— Читайте вслухъ, Ліонель! — сказалъ ему нѣжный голосъ. — Ради Бога, вслухъ!

Ліонель исполнилъ ея просьбу и твердымъ голосомъ прочиталъ роковое письмо:

— «Положеніе, въ которомъ находится городъ, помѣшало мнѣ прослѣдить за болѣзнью мистриссъ Лечмеръ съ тѣмъ неослабнымъ вниманіемъ, какого требовало состояніе здоровья больной. Образовалась внутренняя гангрена. Кажущееся удучшеніе — это только предвѣстіе близкой смерти. Считаю долгомъ предупредить, что нѣсколько часовъ больная еще можетъ прожить, но едва ли переживетъ эту ночь». — Внизу стояла подпись врача, лечившаго мистриссъ Лечмеръ.

Какой рѣзкій, неожиданный переходъ! Всѣ думали, что болѣзнь прошла совсѣмъ, а она, наоборотъ, кинулась на внутренніе важные органы! У Ліонеля руки опустились. Онъ воскликнулъ въ горестномъ изумленіи:

— Эгу ночь!.. Боже мой! Неужели это правда?

Больная нѣсколько пришла въ себя и выслушала чтеніе письма съ жаднымъ вниманіемъ, безпокойно переводя глаза съ одного лица на другое. Ей хотѣлось въ выраженіи лицъ уловить хотя бы маленькій лучъ надежды. Но нѣтъ. Врачъ писалъ яснымъ, точнымъ языкомъ и высказывался совершенно опредѣленно.

— Вы вѣрите этому? — сказала она сдавленнымъ голосомъ. — Ліонель, скажите. Я васъ считала своимъ другомъ.

Ліонель стоялъ и молчалъ, а Сесиль опустилась на колѣни передъ кроватью, сложила руки и тихо сказала:

— Милая бабушка, въ такія минуты не должно обольщать человѣка ложной надеждой, а нужно стараться ободрить его, утѣшить, поддержать…

— Какъ! И ты меня бросаешь! — воскликнула мистриссъ Лечмеръ, приподнимаясь и садясь на постели съ энергіей, какъ будго опровергавшей предсказаніе доктора. — Я тебя выростила съ дѣтскихъ лѣтъ, дала тебѣ отличное воспитаніе, выдада тебя блестящимъ образомъ замужъ — и ты вдругъ оказываешь мнѣ такую черную неблагодарность!

— Бабушка, ради Бога, не говорите такъ жестоко съ вашей внучкой! Мы бы и рады, но ничего не можемъ для васъ сдѣлать. Ищите опоры у неба, какъ я всегда искала опоры у васъ.

— Уйди отъ меня, слабое, безвольное существо! Отъ избытка счастья ты потеряла голову. Подойдите ко мнѣ, сынъ мой! Поговоримте съ вами о Рэвенсклиффѣ, объ этой великолѣпной резиденціи вашихъ предковъ! Поговоримте о тѣхъ дняхъ, которые мы съ вами еще проведемъ подъ ея гостепріимной кровлей! Эта глупая дѣвочка, на которой вы женились, хочетъ меня запугать…

Произнося эти характерныя для нея слова, больная старалась говорить громче, но голосъ у нея срывался, и получалась какая-то судорожная икота. Ліонель отвернулся и закрылъ себѣ лицо руками, чтобы не видѣть этой сцены, которая становилась просто противной.

— Бабушка, не смотрите на насъ такъ! Не смотрите съ такимъ отчаяніемъ! — воскликнула Сесиль, едва дыша. — Вы можете еще прожить нѣсколько часовъ, нѣсколько дней… О, мать той, которая родила меня на свѣть! Отчего я не могу умереть за васъ?

Это было сказано въ простотѣ душевной, среди рыданій, съ уткнувшимся въ постель больной лицомъ.

— Умереть за меня! — рѣзкимъ, непріятнымъ голосомъ повторила умирающая, и въ этомъ голосѣ уже слышались предсмертные хрипы. — Умереть среди наслажденій брака! Безразсудная! Уйди ты отъ меня! Оставь меня! Можешь, если хочешь, молиться тамъ у себя въ комнатѣ, но только уйди отъ меня!

Она съ гнѣвнымъ раздраженіемъ проводила глазами Сесиль, молча ушедшую изъ комнаты и рѣшившую, дѣйствительно, хорошенько помолиться за бабушку. Когда дверь за внучкой затворилась, мистриссъ Лечмеръ сказала:

— У этого ребенка нѣтъ никакой энергіи. Я требовала отъ нея того, что выше ея силъ. Всѣ женщины изъ моей семьи такія же слабыя: моя дочь, племянннца моего мужа… Одна я не такая.

— Что ты такое говоришь про племянницу своего мужа? — загремѣлъ голосъ Ральфа. — Она была женой твоего племянника, матерью этого молодого человѣка. Говори, женщина, пока у тебя есть время, и пока ты еще въ здравомъ разсудкѣ!

Ліонель подошелъ къ кровати и сказалъ:

— Если тебѣ что-нибудь извѣстно о тѣхъ ужасныхъ несчастіяхъ, которыя обрушились на мою семью; если ты въ какой-нибудь степени принимала въ нихъ участіе, — скажи мнѣ все, облегчи свою душу и умри съ миромъ. Сестра моего дѣда, больше того — бабка моей жены, говори, заклинаю тебя: что тебѣ извѣстно про мою мать?

— Сестра твоего дѣда… мать твоей жены… — медленно повторила мистриссъ Лечмеръ, которой уже было трудно соображать. — Да, это все вѣрно.

— Разскажите мнѣ про мою мать. Что съ ней такое было?

— Она лежитъ въ могилѣ, мертвая, обезображенная. Ея знаменитая красота стала добычей червей. Что тебѣ еще нужно, безумный? Не желаешь ли взглянуть на ея кости, завернутыя въ саванъ?

— Правду говори ему! — вскричалъ Ральфъ. — Скажи правду и разскажи про свое участіе въ преступленіи.

— Кто это говоритъ? — спросила мистриссъ Лечмеръ и прибавила, какъ бы вспоминая:- Этотъ голосъ мнѣ очень знакомъ.

— Ну, вотъ, потляди на меня. Твои глаза еще смотрятъ, направь ихъ на меня! — воскликнулъ Ральфъ, стараясь во что бы то ни стало овладѣть ея вниманіемъ. — Присцилла Лечмеръ, это я съ тобой говорю!

— Чего тебѣ нужно? Моя дочь въ могилѣ. Ея дочь только что вышла замужъ за другого. Ты опоздалъ. Опоздалъ. Сватался бы раньше.

— Правду говори! Только скажи правду — больше ничего отъ тебя не требуется! — прогремѣлъ еще разъ голосъ старика.

У умирающей проявилась послѣдняя вспышка энергіи. Она еще разъ сдѣлала усиліе привстать и воскликнула:

— Кто сказалъ, что я умираю? Мнѣ только семьдесятъ лѣтъ, я еще вчера была невиннымъ, безпорочнымъ ребенкомъ. Онъ все лжетъ. Никакой у меня нѣтъ гангрены, я проживу еще нѣсколько лѣтъ и успѣю раскаяться.

Она говорила съ паузами, и во время этихъ паузъ слышался голосъ старика:

— Правду говори! Говори правду!

— Поднимите меня. Я хочу взглянуть на солнце, — продолжала умирающая. — Гдѣ вы всѣ? Сесиль, Ліонель, неужели вы меня оставите одну? Зачѣмъ вы сдѣлали темно въ комнатѣ? Дайте свѣта, какъ можно больше свѣта! Умоляю васъ небомъ и землею, не оставляйте меня одну въ этой ужасной, въ этой непроглядной темнотѣ!

Видъ ея былъ такой жалкій, что даже Ральфъ замолчалъ. Она продолжала кричать въ отчаяніи:

— Кто говоритъ о смерти? Я такъ еще мало жила. Дайте мнѣ дней, часовъ, минутъ! Сесиль, Агнеса, Абигаиль, гдѣ же вы? Поддержите меня, я падаю!

Она снова приподнялась, какъ бы желая вцѣпиться въ воздухъ. Ліонель подалъ ей руку. Она ухватилась за нее, улыбнулась ужасной улыбкой, радуясь, что нашла, наконецъ, себѣ опору потомъ откинулась на подушки опять. По ея тѣлу прошла послѣдняя предсмертная судорога — и оно успокоилось навѣки.

Когда замолкли ужасные крики умирающей, въ комнатѣ настала глубокая тишина. Слышны были только завыванія вѣтра въ городскихъ крышахъ и трубахъ, казавшіяся въ этотъ моментъ чѣмъ-то вродѣ стона небесныхъ духовъ по поводу такой страшной кончины.

Докторъ Ляйтерджи сквозь зубы шепнулъ Джобу, чтобы онъ загасилъ свѣчи и заглушилъ огонь въ печахъ, а самъ торопливо вышелъ на улицу вслѣдъ за молодыми, оставивъ церковь на полномъ попеченіи сына Абигаили Прэй.

Глава XXIV

Сэръ, я удивляюсь, что вы хотите жениться. Вѣдь вы же сами говорите, что считаете всѣхъ женщинъ чудовищами и сторонитесь отъ нихъ.

Сесиль ушла изъ комнаты мистриссъ Лечмеръ, чтобы вернуть себѣ утраченное спокойствіе. Пройдя въ свою комнату, она встала на колѣни и принялась горячо молиться Тому, Кто одинъ можетъ облегчить всякую тяжесть и отереть всякую слезу. До сихъ поръ она, живя въ счастьѣ и покоѣ, ни разу еще не молилась особенно усердно, и набожность у нея была чисто внѣшняя. Теперь, извѣдавъ настоящее горе, она почувствовала нужду въ божественномъ утѣшеніи и молилась о немъ. Молилась не напрасно. Ея душа приподнялась до внутренняго общенія съ Богомъ; окружавшее ее спокойствіе вошло и къ ней въ сердце. Она встала съ колѣнъ и приготовилась идти обратно къ изголовью своей умирающей бабушки.

Дорогой она услыхала голосъ Агнесы, отдававшей прислугѣ какія-то приказанія относительно свадебнаго ужина, и пріостановилась ненадолго, какъ бы соображая, дѣйствительно ли случилось все то, что она пережила за такое короткое время. Она взглянула на свой туалетъ, хотя и очень простой, но далеко не будничный, вспомнила про призракъ, явившійся въ церкви, и къ ней вернулось полное сознаніе дѣіствительности. Взявшись за ручку двери, она съ тайнымъ ужасомъ прислушалась къ тому, что дѣлается въ спальнѣ. Шумъ внизу стихъ, изъ комнаты не было слышно ничего. Только вѣтеръ вылъ въ трубахъ и въ углахъ дома.

Ободренная темнотой, царившей въ спальнѣ бабушки, Сесиль отворила туда дверь въ сладкой надеждѣ, что больная христіански покорилась волѣ Божіей и перестала отчаиваться. Она вошла робко, боясь встрѣтить пронзительный взглядъ впалыхъ глазъ незнакомато старика, принесшаго письмо доктора и нанугавшаго Сесиль какъ своей внѣшностью, такъ и рѣчами. Комната оказалось пустою. Сесиль поискала глазами Ліонеля и, не видя его, подошла къ постели. Откинувъ пологъ, она сейчасъ же увидала печальную правду.