Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 1
– В Цизальпийской Галлии – годика два. Разумеется, – поспешил Цепион с оговоркой, – я не буду иметь ничего общего ни с самим производством, ни с его продукцией. Я не стану вызывать на себя гнев цензоров. Лично я намерен построить городки, а потом собирать ренту – вполне достойное дело для сенатора.
– Весьма похвально, – иронически отозвался Силон.
– Надеюсь, твои городки будут стоять на полноводных реках, а не только вблизи лесов.
– Только на судоходных реках, – пообещал Цепион.
– Галлы – умелые кузнецы, – сказал Друз.
– Однако недостаточно организованные, чтобы благоденствовать, как могли бы, – сказав это, Цепион самодовольно ухмыльнулся; подобное выражение появлялось на его физиономии все чаще. – Вот когда я их организую, дело пойдет на лад.
– Коммерция – твое сильное место, Квинт Сервилий, теперь я это ясно вижу, – польстил ему Силон. – Тебе бы надо бросить сенат и стать всадником. Вот тогда ты мог бы быть хозяином и плавилен, и угледелательных цехов.
– Чтобы иметь дело с простонародьем? – в ужасе вскричал Цепион. – Нет уж, пускай этим занимаются другие.
– Но рентную плату ты станешь взимать лично? – лукаво спросил Силон, не отрывая глаз от пола.
– Нет, разумеется! – взревел Цепион, заглатывая наживку. – Я собираюсь открыть в Плацентии небольшую контору, которая как раз этим и займется. Твоей двоюродной сестре Аврелии, Марк Ливий, прощают то, что она самостоятельно взимает со своих жильцов квартирную плату, однако я нахожу это занятие не соответствующим хорошему вкусу.
Когда-то одного упоминания об Аврелии хватило бы, чтобы у Друза отчаянно забилось сердце, ибо он был среди самых настойчивых претендентов на ее руку. Однако теперь, когда он по-настоящему полюбил жену, он нашел в себе силы улыбнуться шурину и небрежно бросить в ответ:
– К Аврелии бессмысленно подходить с чужими мерками. Она сама знает себе цену. Вкус же ее я нахожу безупречным.
Все время разговора женщины сидели молча, не порываясь вставить даже словечко, – не потому, что им нечего было сказать, а скорее по той причине, что их вмешательство не было принято поощрять. Впрочем, они привыкли сидеть безмолвно.
После трапезы Ливия Друза извинилась, сославшись на неотложные дела, и оставила Сервилию Цепион сидеть в детской с маленьким Друзом Нероном. Было очень темно и холодно, поэтому Ливия велела слуге принести плед; завернувшись в него, она прошла через атрий и устроилась в лоджии, где никому не придет в голову искать ее и где она могла насладиться хотя бы часом одиночества, которого ей сейчас так недоставало.
Значит, уезжает! Наконец-то! Даже став квестором, он избрал себе должность, не требовавшую отъезда из Рима; за все три года, что его отец прожил в Смирне в изгнании, пока не умер, Цепион ни разу не отправился туда навестить родителя. Если не считать коротенького перерыва в первый год их брака, когда он, будучи солдатским трибуном, побывал на битве при Араузионе, из которой вышел живым-невредимым, что вызвало кое у кого подозрения, Квинт Сервилий Цепион ни разу не оставлял жену одну.
Что за мысли обуревают мужа в данный момент, Ливия Друза не знала и не хотела знать; главное, что это были мысли, связанные с отъездом. По всей видимости, его финансовое благополучие наконец оказалось под угрозой, поэтому он просто вынужден что-то предпринять, чтобы его улучшить. Впрочем, за прошедшие годы Ливия Друза неоднократно задавала себе вопрос, так ли в действительности беден ее супруг, как следует из его жалоб. Она недоумевала, как ее брат мирится с их присутствием. Ведь теперь он не только перестал быть хозяином в собственном доме, но и был вынужден снять с видного места свою гордость – бесценную коллекцию живописи! Какой ужас это нагнало бы на их отца! Он-то возвел этот огромный domus только для того, чтобы получше развесить свои картины! О, Марк Ливий, зачем ты заставил меня выйти за него?
Восемь лет супружества и двое детей не примирили Ливию Друзу с ее участью. Правда, худшим временем были оставшиеся в прошлом первые годы, когда ей казалось, что она проваливается в бездну; потом, достигнув самого дна, она научилась сносить свое несчастье, тем более что в ее голове по-прежнему звучали слова брата, произнесенные тогда, когда ему наконец удалось сломить ее сопротивление:
«Надеюсь, что ты станешь вести себя по отношению к Квинту Сервилию так, как вела бы себя любая молодая женщина, для которой брак желанен. Ты дашь ему понять, что всем довольна, и будешь относиться к нему с неизменным почтением, уважением, пониманием, заботой. Ни разу – даже оставшись с ним с глазу на глаз в спальне, когда станешь его женой, – ты не намекнешь, что он не является твоим избранником.»
Друз подвел ее тогда к святому углу в атрии, где проживали семейные боги – хранительница очага Веста, боги кладовой Пенаты, семейные Лары – и вынудил дать страшную клятву, что она исполнит его волю. Ненависть, которой она тогда воспылала к брату, давно прошла. Этому способствовало повзросление и открытие в Друзе ранее неведомых ей черт.
Друз, запомнившийся ей по детству и отрочеству, был жестким, отчужденным, совершенно к ней равнодушным – о, как она его боялась! Лишь после краха и изгнания свекра она поняла, что представляет собой Друз на самом деле. Правильнее было сказать (таким был ход ее мыслей – ведь она обладала холодным рассудком всех Ливиев Друзов), что Друза изменила битва при Араузионе, а также родившееся в его душе чувство к жене. Он смягчился, стал куда более доступен, хотя никогда не заговаривал о том, как заставил сестру выйти за Цепиона, и не освобождал ее от данной клятвы. Более всего ее восхищала в нем его преданность ей, сестре, и шурину Цепиону: ни по его речам, ни по виду нельзя было сказать, что он тяготится их присутствием у себя в доме. Именно поэтому такой неожиданностью стал для нее выпад брата против Цепиона, пренебрежительно отозвавшегося о Квинте Поппедий Силоне.
Как красноречив был нынче Цепион! Оказалось, что, говоря на интересующую его тему, он способен проявлять энтузиазм и логику; как выяснилось, он может быть деловым человеком. Возможно, Силон и прав: Цепион по природе – всадник-коммерсант. Планы его выглядели заманчиво. Их прибыльность не вызывала сомнений. О, как чудесно было бы зажить в собственном доме! Ливия Друза уже давно только об этом и мечтала.
С лестницы, связывающей лоджию с тесными помещениями для слуг в нижней части дома, раздался громкий смех. Ливия Друза вздрогнула, съежилась и вобрала голову в плечи на тот случай, если смех означал, что слуги сейчас пробегут через лоджию, направляясь к атрию. И действительно, в дверях появилась кучка слуг, хихикающих и переговаривающихся по-гречески, да так бойко, что Ливия Друза так и не смогла понять, в чем смысл шутки. Надо же, сколько счастья! Откуда оно? Что такое есть у них, чего лишена она? Ответ прост: свобода, римское гражданство, право самостоятельно строить жизнь. Они получают за свой труд плату, в отличие от нее; они богаты друзьями – не то, что она; они могут общаться друг с дружкой, как им вздумается, не опасаясь критики и чужого вмешательства – ей этого не видать как своих ушей. Ответ был не вполне верен, однако это Ливию Друзу нисколько не занимало; с ее точки зрения, дело обстояло именно так.
Слуги не заметили ее, и Ливия Друза удовлетворенно вздохнула. Уже отмеченная щербинкой луна взошла достаточно высоко, чтобы осветить город Рим. Ливия выпрямилась на мраморной скамье, уперлась руками в балюстраду и окинула взглядом римский форум. Дом Друза на Палатине находился как раз на углу Clivus Victoriae, поэтому отсюда открывался великолепный вид на форум. Прежде город просматривался далеко и при взгляде влево, где долго пустовала area Flacciana, однако теперь Квинт Лутаций Катул Цезарь возвел там огромный портик, чьи колонны заслоняли вид. В остальном же все оставалось по-прежнему. Чуть ниже дома Друза высилось жилище верховного понтифика Гнея Домиция Агенобарба с его великолепными лоджиями.
Ночной Рим был свободен от дневной суеты, его сочные краски сейчас померкли, канули в тень. Город, однако, не спал: повсюду в темных проулках потрескивали факелы, громыхали по мостовой повозки, мычали волы: владельцы римских лавок, пользуясь отсутствием толп, именно по ночам пополняли запасы товаров. Кучка подвыпивших мужчин брела по открытому пространству нижнего форума, распевая песенку – естественно, о любви. Внушительная гурьба рабов с великой осторожностью тащила на плечах носилки с тщательно задернутыми занавесками, преодолевая расстояние между базиликой Семпрония и храмом Кастора и Поллукса: по-видимому, какая-то знатная дама возвращалась домой после затянувшегося пребывания в гостях. Где-то пронзительно мяукнул влюбленный кот, ему ответила лаем дюжина собак; шум развеселил пьяных, один из которых потерял от воодушевления равновесие и шлепнулся наземь; падение было встречено шуточками его приятелей.
