Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России
Переходя к вопросу о роли кубанцев в «вооруженных силах Юга России», надо подчеркнуть, что они не составляли особой армии, как Войско Донское, и были связаны непосредственно с Добрармией. По выражению своего атамана (Филимонова), они с самого начала «срослись с Добрармией» и в период второго Кубанского похода составляли в ней высокий процент.
Летом 1919 года уже шел полный разброд в казачьих настроениях. Всякий подъем в казачестве мало-помалу угасал. Началось повальное дезертирство с фронта, не преследуемое кубанской властью. Дезертиры свободно проживали в станицах, увеличивая собой кадры «зеленых». К осени 1919 г. на Царицынском фронте стояла, по словам Деникина, «страшно поредевшая Кавказская (кубанская по составу) армия, сохранившая еще, благодаря главным образом влиянию лояльного и национально-настроенного кубанского генералитета и офицерства, бодрость духа и дисциплину. Но с тыла, с Кубани, к армии не шло уже более на пополнение ни казаков, ни лошадей». Тем не менее в октябре кубанские части составляли все еще 12 % вооруженных сил Юга России.
В сентябре 1919 года состав Добрармии был следующий: общероссийских пехотных полков 10, конных полков 2, батарей 14; кубанских пластунских батальонов 8, конных полков 16, батарей 7.
Все войсковые части на походе и в бою были перемешаны. Всего кубанцев в армии было 50 %, а внося поправку за счет казаков, находившихся в рядах офицерских частей, эту цифру надо поднять до 60–65 %.
Деникин соглашался по мере притока укомплектований выделять всех кубанцев из чисто добровольческих частей, но в формировании отдельной армии категорически отказал. Кубанское казачество несло очень большие тяготы, выставило 10 возрастов в состав действующей армии, а за время борьбы на территории Кубани – почти поголовно становилось в ряды в качестве гарнизонов границ и отдельных партизанских отрядов. Природные кубанцы неохотно шли в пластуны; пехота их была слаба, но конные дивизии по-прежнему составляли всю массу добровольческой конницы, оказывая ей неоценимые услуги.
Терское войско. Терское войско не играло самостоятельной роли и шло за Доном. Чрезвычайная чересполосность края и постоянная опасность со стороны горских племен отодвигали на задний план вопросы самостийности, хотя они и возникали из политико-экономических соображений (в связи со стремлениями захватить в распоряжение войска минеральные источники, грозненскую нефть и Владикавказскую железную дорогу). Терское правительство под угрозой со стороны чеченцев и ингушей тяготело к Добровольческой армии, заботилось о поддержании добрососедских отношений с мирными горскими племенами (кабардинцами, осетинами) и с иногородним населением и избегало радикальных мер в области экономических и социальных отношений. Тем не менее и на Тереке возник конфликт с деникинским режимом, который, по признанию самого Деникина, оказался слишком «ригористским».
Поставленный Деникиным во главе Терско-Дагестанского края генерал Лонов повел слишком крутую политику и самочинно взял на себя восстановление в правах владельцев земли и движимого имущества. Требования терского правительства усилились с момента, когда донское правительство в мае 1919 года, стремясь привлечь Терек на свою сторону, выдало терцам 80 млн рублей.
Терские дивизии и пластунские бригады входили в состав армий Юга и беспрекословно выполняли боевые задачи. Политические недоразумения кончались обыкновенно компромиссами.
Что касается Украины, то здесь кратко можно сказать, что в истории Белого движения она сыграла особую роль. Временно послужив для Добровольческой армии продовольственной базой и источником пополнений живой силой, она затем – в самый тяжелый период борьбы в лице атамана Махно, в лице Директории и Петлюры и пр. – подорвала организацию тыла и снабжения белых армий.
* * *«Целью гражданской войны всегда является и будет являться не создание условий, вынуждающих одну из сторон к прекращению борьбы, а полное уничтожение живой силы противника с окончательным разгромом его баз, ибо нет никаких практических возможностей к сожительству таких двух взаимоисключающих систем, какими, например, были в прошлую гражданскую войну советская власть и деникинщина, – писал позднее, оценивая итоги этих событий, командующий Южным фронтом А. И. Егоров. – Мы можем считать, что принцип этот в полной мере учитывался той и другой сторонами, но выводы отсюда были далеко не всегда верны. В частности, Деникин считал возможным уничтожение большевизма, а вместе с тем и режима советской власти путем захвата Москвы. Ему казалось, что если белые войска хоть ниткой дотянутся до красной столицы, то советская власть должна пасть немедленно и окончательно. В этом одна из коренных ошибок Деникина. Нам представляется несомненным, что в случае благоприятного для белых исхода октябрьских боев, дальнейшего их продвижения и даже занятия ими Москвы – положение красных армий при всей его трудности было бы все же далеко не безнадежным. Сдача столицы ни в коей степени не определяла окончательного падения советской власти, и борьба продолжалась бы с еще большим ожесточением. А между тем Деникин так распределил свои силы и давал им такие задачи, что дальше Москвы продолжать борьбу для них едва ли представилось возможным. Белые имели бы несравненно больше шансов на успех, если бы, воспользовавшись временным ослаблением Красной армии весной 1919 г. и враждебным отношением к советской власти значительной части казачества в занятой красными войсками территории Донской области, они попытались действительно разбить, а не только преследовать их, давая им уходить от ударов и ослабляя свои собственные силы с каждым шагом продвижения вперед».
Иными словами, бывший командующий Южным фронтом дает понять, что Деникин не должен был вести свои армии на Москву, не должен был отрываться от своих оперативных баз на Дону и Кубани, не должен был растягивать линию фронта и распылять свои войска. Для успеха Белого дела он должен был максимально напрячь все силы для разгрома красных армий Южного фронта там же – на юге России. Но это автоматически по минимуму означало создание мощной автономии Юга, мало зависимой от советской власти, а по максимуму – создание полностью независимого «Юго-Восточного союза» или «Доно-Кавказского союза», о котором мечтали атаман П. Н. Краснов и казачья верхушка Дона, Кубани и Терека. Вот почему Краснов и его окружение так напрягали силы для взятия Царицына, выхода к Волге и Каспию. Ухватиться за Волгу и Царицын означало для них овладеть важнейшей артерией, ведущей к сердцу страны. Этого было бы вполне достаточно, чтобы не брать Москву, но обеспечить себе гарантированное, безбедное существование, да еще при взаимодействии с белогвардейским режимом в Сибири на десять лет вперед.
Большой интерес представляет и оценка «Московского похода» генералом Врангелем. Он пишет:
«К приезду главнокомандующего в город Царицын я с генералом Юзефовичем составили подробный доклад, предлагая дальнейший план действий. Впредь до завершения операции войск генерала Эрдели – овладение Астраханью и нижним плесом Волги, что дало бы возможность войти в реку нашей Каспийской флотилии, – дальнейшее наступление на север, при отсутствии меридиональных дорог и необеспеченности тыла армии, представлялось трудно выполнимым…
Безостановочное, стремительное наступление Донской и Добровольческой армий, при чрезвычайной растяжке нашего фронта, при полном отсутствии резервов и совершенной неорганизованности тыла, представлялось опасным. Мы предлагали главнокомандующему временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын – Екатеринослав (т. е. между низовьями Волги и Днепра. – Д. А.) и, выделив из Кавказской армии часть сил для действия в юго-восточном направлении, с целью содействия Астраханской операции, сосредоточить в районе Харькова крупную конную массу: 3–4 корпуса. В дальнейшем действовать конной массой по кратчайшим к Москве направлениям, нанося удары в тыл, укомплектовывать и разворачивать части, создавать свободные резервы, строить в тылу укрепленные узлы сопротивления. Все эти соображения мы изложили каждый в отдельном рапорте, которые и вручили главнокомандующему. Генерал Деникин, выслушав нас и принимая от нас рапорты, усмехнулся: „Ну, конечно, первыми хотите попасть в Москву…“
Вместе с тем для меня было ясно, что чудесно воздвигнутое генералом Деникиным здание зиждется на песке. Мы захватили огромное пространство, но не имели сил для удержания его за собой. На огромном, изогнутом дугой к северу фронте вытянулись жидким кордоном наши войска. Сзади ничего не было, резервы отсутствовали. В тылу не было ни одного укрепленного узла сопротивления. Между тем противник твердо придерживался принципа сосредоточения сил на главном направлении и действий против живой силы врага».
