Валентин Иванов - Повести древних лет
Богатыри телохранители оставались на зиму в Нидаросе, как и несколько десятков, подобных изгнанников тинга, получивших убежище у Оттара. В Скирингссале их ждала виселица, они были вне закона, и Оттар ничем не мог бы им помочь.
Оттар, Гильдис и Эстольд спустились в тайник. Галль и Свавильд остались в зале охранять двери.
Под землей были стены и своды, сложенные из грубо отесанных камней валландскими траллсами еще до рождения Оттара. Рекин утопил каменщиков, чтобы они не болтали.
Золотые монеты ждали своего времени в малых ларцах. Толстые, как подошвенная кожа, тонкие, как ноготь на большом пальце руки, круглые, удлиненные, квадратные и многогранные, или неправильные, как лепестки цветов… Сплошные или пробитые дырочками, чтобы их подвешивали для украшения или нанизывали на жилки для сохранения, золотые монеты были разложены не по причудливым и непонятным знакам, которые они носили, а по весу.
Серебряные бруски и обручи, ножные и ручные браслеты, круглые или витые ошейники и куски толстой серебряной проволоки заполняли два высоких ящика.
Золотые, серебряные и бронзовые украшения тела и одежды без цветных камней или с зелеными, красными, синими и блистающе прозрачными камнями хранились в медных плоских ящиках.
Огни восковых свечей в сыром неподвижном воздухе подземелья горели ровно, но тускло. Сильно пахло плесенью. Гильдис рылась в драгоценностях, выбирая. Драгоценностей было слишком много. Это затрудняло выбор и раздражало женщину. Хотелось взять все. Но к чему? В Скирингссале Оттар купит новые украшения…
Оттар и Эстольд наслаждались осмотром оружия. Здесь были собраны вещи, достойные мечты мужчины. Доспехи для защиты тела, цельнокованые и наборные брони, кольчуги, наручни, поножи, шлемы, щиты железные перчатки и рукавицы, сапоги в твердой костяной и железной чешуе. Мечи, ножи, топоры, дубины, копья шестоперы, кистени, стрелы и другое необходимое, чтобы нападать и побеждать.
Для предохранения металлов от ржавчины и деревянных частей от гниения оружие и доспехи были покрыты толстым слоем вытопленного из внутренностей китов жира.
Густая смазка смягчала очертания, делала железо тусклым, как глубокая вода, медь темной, как запекшаяся кровь, и дерево черным, как агат. И при желтом свете восковых свечей оружие приобретало таинственный, загадочный вид. Оно заставляло мечтать о необычайных свойствах металла и формы, манило взять в руки и наносить удары, рассекающие врага от головы до пят.
— Я слышал от одного греческого купца, — говорил Оттар, дружески опираясь о плечо Эстольда, — что где-то живут люди, которые презирают золото и признают одно железо.
— Я помню грека, — ответил Эстольд. — Он носил длинный плащ, отороченный лисьим мехом. А его лицо не имело волос, как лицо женщины. Он брился острым ножом, бездельник. Он продал тебе это, — и Эстольд указал на тяжелый длинный меч с крестообразной рукоятью. — Да. Он говорил, что с помощью хорошего железа можно набрать много золота, как я его понял. Он набивал цену меча. Но этот меч хорош и без его болтовни.
— Он был прав, говоря о значении железа. А те люди, которые презирают золото, глупы. Да и могут ли быть такие? Ты прав, купец выдумывал сказки, чтобы повысить цену. Когда мне было десять лет, я думал так, как люди его сказки. Ребячество! Железо служит мужчине для добычи богатства. Для потехи можно сразиться несколько раз, из-за золота стоит биться всю жизнь.
— Так говорил и Рекин, — заметил кормчий «Дракона».
Гильдис приложила к груди Оттара тяжелое ожерелье из массивных золотых дисков, служивших оправой для зеленых и синих камней.
Оттар улыбнулся жене. Да, ожерелье великолепно, а он совсем забыл о нем.
Вместе с Гильдис ярл рылся в драгоценностях. Оттар любил золото и красивые вещи не только за приобретаемую с их помощью власть. Он тщательно выбрал себе браслеты для рук, цепочки для меча и ножа, застежки для парадных плащей и украшения для рукавов суконных кафтанов. Молодой ярл умел довольствоваться обычным костюмом викинга, штанами из козьей шкуры и грубым кожаным кафтаном. Всему свое время и место, Скирингссал — не палуба драккара, и там бедность одежды ярла приписывают неудачливости в набегах и неумению в торговых делах. Люди глупы.
Наверху Свавильд и Галль переругивались через весь длинный зал. Друзья и побратимы, которые не могли провести дня без спора, орали во все горло. Им надоело ждать, ярл уезжал на всю зиму, а для них Скирингссал был запрещен навсегда…
Эстольд набивал золотыми монетами кожаные мешочки, удобные для ношения под кафтаном. Этой зимой предстояли большие расходы.
3
С началом отлива флотилия Нидароса тронулась от пристани. Первым отвернул «Морской Змей» на десяти парах весел, вторым двинулся «Волк» на восьми парах. Эти старые драккары не раз повидали берега Валланда, Саксонского острова, островов Зеленого Эрина, берега фризонов, датчан, готов, варягов.
Гундер без пощады гонял «Змея» и «Волка», но не мог утомить их. Заменялись бортовые доски, пробитые камнями из камнеметов и дротиками из самострелов, расщепленные зубами кашалотов, клыками моржей, хвостами китов. Изношенная дубовая древесина обновлялась, драккары наново пропитывались горячей смолой и ворванью: «Змей» и «Волк» молодели, они носили по морям уже третьего господина. Именно им и был обязан богатством и властью род Гундера, династия нидаросских ярлов.
Старшим был «Змей». Будучи первым достоянием деда Оттара, «Змей» помнил и первый поход молодого Гундера. Сорок семь викингов пустились на «Змее» в отчаянно смелый набег, ярл был сорок восьмым.
Кормчий имел право на три доли добычи, «Змей» — на двадцать, по две на каждый рум, и все остальные бойцы — на одну.
К земле фиордов вернулись двадцать четыре викинга из сорока восьми, но «Змей» был цел, а добыча стоила потерь. На обратном пути Гундер один греб парой весел! Все доли справедливо разделенной добычи увеличились, доля «Змея» — тоже. Из добычи «Змея» родился «Волк». Рекин дал им товарища — «Орла» с двенадцатью румами, с двенадцатью парами весел, а Оттар сумел прибавить «Дракона» с четырнадцатью румами. Драккары Нидароса составляли семью из трех поколений. Они выходили в море в порядке старшинства. Крепкие, вместительные… Но если бы можно было нагрузить их лишь одними сухими черепами людей, погубленных для выгоды Гундера, Рекина и Оттара, вся флотилия владетеля Нидароса пошла бы на дно, будто налитая свинцом.
В суженном устье фиорда отливное течение бурлило, как из-под мельничного колеса. Требовалось все искусство кормчих, задача которых осложнялась и тяжелой нагрузкой драккаров и баржами, которые тянулись на канатах.
На баржах находились менее ценные товары: сало, шкуры, вяленое мясо, рыба, изделия столярен. Баржи были крепко сколочены траллсами-плотниками. Грубые суда будут проданы в Скирингссале вместе с другими товарами.
Викинги считали для себя унизительным плавать на баржах: там у рулей были прикованы траллсы, обязанные следить за знаками кормчих.
Северный ветер катил крутую короткую волну, срывал гребни, белил море. Баржи то натягивали канаты, резко вырывая их из воды, то опять топили. Чтобы смягчить рывки, кормчие меняли темп гребли.
Флотилия уходила в открытое море, порывистая береговая волна сменялась размеренной и длинной. Северный ветер благоприятствовал. На драккарах поднимали мачты, обычно лежавшие на дне, чтобы не мешать гребцам.
Драккары несли по одной мачте с парусом, прикрепленным к рее более узкой стороной, а широкой обращенным вниз. Паруса сшивались из черных и красных полос толстого полотна, привозимого из Хольмгарда-Новгорода или тканного в Скирингссале из новгородского льна. Быть кормчим — высокое искусство. Берега земель изрезаны мысами, заливами, бухтами, а в воде сидят рифы и мели, опасные как враг, затаившийся в засаде. Одни нетерпеливо высовывают в часы отлива зеленоволосые морды и серые спины, другие никогда не показываются, но они здесь и жадно ждут.
Ют движения драккара берега меняют очертания, подобно бегущим тучам, а кормчие должны знать их, как знают лица друзей и уловки врагов.
Когда Медведь превратится в Жабу, пора отойти от берега и править на Человека. А когда Человек начнет исчезать, уходи прямо в море и плыви, пока не увидишь Башню. Это знак, что пора положить руль на левый борт и грести до мига, в который из моря высунутся Три Рога… И так неделя за неделей. Приметы берегов сосчитаны, узнаны и навечно уложены в памяти.
Кормчий знает все ветры и предсказывает перемены погоды. Глядя на воду даже у чужих берегов, он правильно судит о глубинах и безошибочно догадывается о близости суши. Недаром кормчий имеет право на три доли, даже если он не сходит на берег, не принимает участия в бою и в захвате добычи. В море власть кормчего равна власти ярла.
