Паринуш Сание - Книга судьбы
Не в обычае отца было говорить подобные вещи. Его слова глубоко меня тронули. На обратном пути я передала Хамиду новости о моих родственниках, в особенности об аресте дяди Этерам-Садат.
– Проклятый САВАК[3] становится все сильнее, – проворчал он. – Они все наши ячейки перешерстили.
Чтобы не обсуждать это при Сиамаке, я спросила:
– Откуда у тебя машина?
– Дали на время попользоваться. Надо кое-что вывезти из нескольких мест.
– Начни, пожалуйста, с собственного дома.
– Это уже сделано. За дом я больше не беспокоюсь. А пришлось поволноваться… Если бы к нам наведались, нас бы всех ждала казнь.
– Побойся Бога, Хамид! Пожалей своих невинных детей!
– Я принял все мыслимые меры предосторожности. На данный момент наш дом – самое безопасное место.
Двигатель машины громко гудел, а мы шептались, но я заметила, как напряженно прислушивается к разговору Сиамак.
– Ш-ш! Дети…
Хамид обернулся и посмотрел на Сиамака. Улыбнувшись, он сказал:
– Он уже не ребенок. Он – мужчина. Он позаботится о тебе, когда я уеду.
Глаза Сиамака так и засверкали, он весь раздулся от гордости.
Едва войдя в дом, я сразу спустилась в подвал. Замок с двери исчез, и в кладовке не нашлось ничего, кроме обычных для хозяйства вещей. И все же я решила с утра провести уборку и убедиться, что впопыхах ничего не оставили.
Сиамак неотступно следовал по пятам за Хамидом. Он даже не позволил мне себя помыть.
– Я мужчина, – заявил он. – Я буду купаться с отцом.
Мы с Хамидом переглянулись и рассмеялись. Они пошли в ванную после нас с Масудом. Слышно было, как разносятся в ванной их голоса. Отдельные слова удавалось разобрать, и я радовалась за них обоих: пусть Хамид немного времени проводил с нами, между отцом и сыном сложились глубокие и близкие отношения.
Еще несколько дней Хамид занимался делами, но потом все чаще надолго оставался дома. Ему, похоже, некуда было пойти, друзья не давали о себе знать. Теперь его дни, как у всех нормальных людей, делились между работой и домом, и он скучал и томился, а я, воспользовавшись таким случаем, просила его сводить мальчиков в парк или просто погулять – прежде он никогда этого не делал. Думаю, то были лучшие дни в жизни моих детей. Жить с мамой и папой, самой обычной жизнью, что для других детей было естественно и за это не приходило в голову благодарить, для них было настоящим счастьем, как и для меня. Понемногу я так осмелела, что решилась даже предложить семейную поездку на несколько дней.
– Поедем на Каспийское море, – заговорила я. – Как в тот год, когда родился Сиамак.
Хамид сумрачно глянул на меня и ответил:
– Нет, нельзя. Я жду известий. Я должен быть на месте – либо дома, либо в типографии.
– Всего на два дня, – настаивала я. – Прошло уже два месяца, новостей нет, а со следующей недели начнется учебный год. Пусть у детей останутся приятные воспоминания. Хоть одно в жизни путешествие с родителями.
Мальчики затеребили отца. Масуд стал проситься к морю, хотя и не знал, что такое море. Сиамак молча вцепился Хамиду в руку и с надеждой глядел на него. Я знала – своим взглядом он растопит отцовское упрямство.
– Муж Мансуре купил виллу на берегу Каспия, ты слыхал об этом? – продолжала я. – Мансуре меня давно упрекает: что ж это, все у них побывали в гостях, кроме нас. Мы бы и твоих родителей могли взять. Они же имеют право, и как давно они мечтают съездить туда вместе с сыном. Мы можем даже поехать на машине!
– Шоссе Чалус этот автомобиль не осилит.
– Так поедем по Хараз! Машина, ты говорил, новая – почему бы и не осилить? Мы гнать не будем.
Мальчики, каждый на свой лад, принялись уговаривать отца, и все было решено, когда Сиамак поцеловал ему руку. Наша взяла.
Родители Хамида не поехали с нами, зато порадовались, что после стольких лет мы отправляемся в семейное путешествие. Мансуре еще раньше уехала на север. Она позвонила Хамиду и с радостью продиктовала ему свой адрес. Наконец мы отправились в путь.
Покинув город, мы словно попали в иной мир. Дети были околдованы горами, долинами, лугами, они прилипли к окнам и долгое время не издавали ни звука. Хамид мурлыкал песенку, и я ему подпевала. Сердце до краев переполнилось радостью. Я произнесла молитву, которую обычно читают перед дорогой, и попросила Бога не отбирать у нас это счастье – быть вместе. Крутые склоны автомобиль одолевал с трудом, но это не имело значения: чем дольше длится дорога, тем лучше.
К обеду у меня были заготовлены отбивные. Мы выбрали красивое место, остановились и поели. Дети пустились гоняться друг за другом, радуя меня своим смехом.
– Поразительно, – сказала я, – как изменился Сиамак. Ты заметил, насколько он стал спокойнее? Он послушен, старается сделать приятное. Уж и не припомню, когда я последний раз бранила его. Раныпе-то мы ссорились что ни день.
– Я, признаться, не понимаю, что за проблемы у тебя с этим ребенком, – ответил Хамид. – По мне, так отличный парень. Мне кажется, я лучше его понимаю, чем ты.
– Нет, дорогой мой. Ты видишь, как Сиамак ведет себя, когда ты дома. Пока тебя не было, он был совсем другим. Ты бы не узнал в нем того мальчика, которого видел перед собой последние два месяца. Ты действуешь на него словно успокоительное.
– Уф! Не говори так! Нельзя, чтобы кто-то до такой степени зависел от меня.
– Но так оно и есть. И не только Сиамак, – напомнила я. – Не в твоей власти это изменить.
– При одной мысли об этом мне становится не по себе. Тревожно.
– Ну так не думай об этом. Не станем это обсуждать – будем просто наслаждаться, нам выпало несколько прекрасных дней вместе.
Мансуре приготовила нам светлую комнату с видом на море. При ней Хамид не мог ночевать в другой комнате, пришлось ему спать подле меня. Все мы с радостью впитывали в себя море и солнце. Мне хотелось загореть. Я распустила волосы и носила цветные платья с открытым воротом, которые недавно себе сшила. Пусть Хамид вновь глянет на меня с восхищением. Я хотела его внимания, хотела пробудить его чувства. На третью ночь он сдался, нарушил свой же многолетний обет и сжал меня в объятиях.
Та навсегда запомнившаяся поездка сблизила нас больше, чем годы семейной жизни. Я знала, что быть только хорошей хозяйкой – мало, Хамид ждал от меня большего. Я старалась как можно больше читать и обсуждала с ним то, что вынесла за годы чтения из его книг. Я старалась заполнить пустоту после исчезновения его друзей, делясь с ним своими мыслями, заводя разговор о социальных и политических проблемах. Постепенно он убедился, что и я разбираюсь в политических и общественных вопросах, он даже научился ценить мой ум и надежную память. Я перестала быть в его глазах отсталым ребенком, необразованной женщиной.
Однажды, когда я напомнила ему забытую цитату, он сказал:
– Как обидно, что с такими способностями ты не продолжила обучение. Попробуешь сдать экзамены в университет? Я уверен: если будешь учиться дальше, ты многого добьешься.
– Вряд ли я смогу сдать экзамены, – возразила я. – Английский у меня слабоват. И потом, как быть с детьми, если я вздумаю учиться?
– С детьми – как и тогда, когда ты готовилась к получению аттестата. И дети стали постарше, у тебя теперь больше свободного времени. Запишись на курсы английского языка, а еще лучше – на подготовительные курсы к вступительным экзаменам в университет. Ты все сможешь, чего захочешь.
После восьми лет одиночества наступила пора подлинной семейной жизни, и я смаковала ее приятные моменты. Той осенью, благо Хамид во второй половине дня оставался дома, я пошла на подготовительные курсы. Я не знала, долго ли еще Хамид пробудет с нами, но пыталась выжать все из каждого драгоценного дня. Я думала, что группа распалась и что вот так, по-семейному, мы будем теперь жить всегда. Хамид постоянно нервничал и все ждал телефонного звонка, но я тешила себя мыслью, что и это скоро пройдет.
Об их организации я по-прежнему ничего толком не знала. Однажды в разговоре попробовала спросить.
– Не надо расспрашивать меня о людях, о нашей деятельности, – остановил меня он. – Не в том дело, что я тебе не доверяю или думаю, будто ты не поймешь, а просто – чем меньше знаешь, тем для тебя же безопаснее.
Больше я не давала воли своему любопытству.
Осень и зима прошли тихо. Расписание Хамида понемногу менялось: раз в неделю или в две звонок все же раздавался, и мой муж исчезал на день-другой. Весной он заверил меня, что угроза миновала, никого из членов группы не выследили, и почти всем удалось добраться до безопасного убежища.
– То есть все это время они скитались бездомные? – всполошилась я.
– Не так, – сказал он. – Они скрывались. После первых арестов их адреса попали в руки тайной полиции, и многие вынуждены были покинуть свой дом.
– Даже Шахрзад и Мехди?
