Наследство опального генерала - Лев Альтмарк
– Причина этому – обострившаяся ситуация на нашей северной границе. Сам знаешь, что армия Асада при поддержке российских и иранских формирований почти добила остатки вооружённых банд ИГИЛа и оппозиции. Хоть мы и пристально следим за всем, что там происходит, и незамедлительно отвечаем на каждый миномётный снаряд, залетевший к нам на территорию, наше дело – сторона. Пускай наши недоброжелатели истребляют друг друга, лишь бы не совались к нам. А вот с этим возникли большие проблемы. Война всё ближе к нашей границе, и это нас беспокоит… Впрочем, ты обо всём прекрасно знаешь и без моих экскурсов в политику.
Игаль молча кивнул головой.
– И хоть, по всем предположениям, дни ИГИЛа сочтены, и активная фаза боевых действий скоро закончится победой коалиции, нам следует опасаться провокаций, на которые всё ещё способная эта издыхающая гадина… – Резких слов, как правило, начальник разведки старался избегать, но сейчас не удержался. – Эмиссары Исламского государства рыскают повсюду в поисках какого-то мифического сверхоружия, которое сумело бы коренным образом изменить ход войны. И в центре их внимания химическое оружие, способное принести неисчислимые жертвы среди мирного населения, оружие компактное и смертоносное, не требующее специального оборудования доставки и навыков работы с ним… Догадываешься, к чему подвожу?
Игаль снова молча кивнул ему.
– Итак, всплывает дело бывшего опального российского генерала Зенкевича. – И, увидев, что Игаль собирается что-то сказать, махнул рукой. – Не надо, я знаю, что в этом затхлом болотце снова началась какая-то странная возня, и вы это уже взяли на контроль. Всё верно, и к вам нет никаких претензий. В связи с тем, что дело переходит в активную фазу, мне хотелось бы уточнить некоторые детали. К нам поступило донесение, что завтра утром бейт-авот, в котором проживает Зенкевич, собирается повторно посетить агент ИГИЛа, российский гражданин по имени Владимир Супрун. Он наверняка есть в ваших разработках. Вместе с ним должен прибыть новоявленный брат генерала наш гражданин Игорь Стародубский. Он предварительно связался с руководством бейт-авота и попросил разрешение на посещение. Мы разрешили ему прибыть на встречу.
– Наши люди дежурят там круглосуточно, – впервые подал голос Игаль, – и фиксируют каждого, кто приближается к корпусу. Как только Владимир с Игорем появятся в пределах досягаемости, то будут незамедлительно задержаны. Тем более, не забывайте, руки Владимира в крови нашего сотрудника, и у нас с ним особые счёты.
– А вот задерживать их пока я не стал бы. Чего мы добьёмся, арестовав Владимира до того, как он встретится с Зенкевичем? Естественно, он уже заслужил пожизненное за убийство человека, но он в этом случае сядет всего лишь за уголовное преступление, а о своей работе на ИГИЛ мы так от него ничего не узнаем. Это профессиональный разведчик, и вытащить из него информацию мы не сможем абсолютно никак. Не в его интересах навешивать себе ещё и это обвинение. А возможно, и получить заточку под ребро в камере тюрьмы после того, как это станет известно его спонсорам.
– Что вы предлагаете?
– Если ему нужен Зенкевич, то дадим ему возможность встретиться с Зенкевичем. И только общение с ним, которое, естественно, будет фиксироваться до мельчайших деталей, даст нам основания предъявить ему все обвинения, которых он заслуживает. А в том, что вы сумеете задержать Супруна во время беседы или после неё, у меня никаких сомнений нет.
– Мы сильно рискуем стариком. Честно признаться, я никогда его не видел и до последнего времени даже не подозревал, что это реальный персонаж. Мы знали, что за ним охотятся, и отслеживали всех этих владимиров и его подручных, но как бы на дальних подступах. А теперь, выходит, необходимо допустить встречу и прямой контакт… К тому же, в таком почтенном возрасте здоровье у генерала наверняка не очень крепкое, да и рассудок… Всё может случиться. Стоит ли идти на такой риск?
Начальник разведки ухмыльнулся и глянул исподлобья на подчинённого:
– Молодец, Игаль, правильно рассуждаешь. Рисковать нельзя. Поэтому мы и выставим для беседы с этим охотником, если дело дойдёт до встречи, двойника Зенкевича, нашего сотрудника, подготовленного и загримированного. Тем более, фотографий генерала в преклонном возрасте у Владимира наверняка нет, а снимков двадцатилетней давности почти не сохранилось. По роду своей деятельности, Зенкевич, сам понимаешь, не особенно любил позировать перед фотокамерой.
– Уточните, что требуется от нас в данной ситуации?
– Не засветиться раньше времени и выждать момент, когда появятся убедительные основания на задержание – запись разговора, предложения, шантаж и угрозы. Конечно, сотрудник, загримированный под генерала, будет тоже подготовлен к любому варианту развития событий, но подвергать его дополнительной опасности не хочется. Так что особо обратите внимание на помещение, в котором будет происходить беседа. Печальный опыт общения с Супруном у вас уже имеется – больше своих людей не подставляйте под пули… Да, и ещё. Владимир нам нужен живым, хотя, как я понимаю, вам не терпится пустить ему пулю в лоб. Но погибшего сотрудника этим, увы, не вернёшь…
– Я могу идти? – сухо поинтересовался Игаль.
– Да. Желаю вам успеха…
Следующую ночь в нашей трущобной квартире я почти не спал. Виктор Николаевич, примостившийся всё в том же кресле напротив дивана, теперь наоборот сладко посапывал и даже что-то бормотал во сне. И хоть, в отличие от первой ночи, свет в салоне мы погасили, сна не было ни в одном глазу, и я лишь непрерывно глядел в щель сквозь приоткрытые оконные жалюзи на уличный фонарь, покачивающийся на ветру.
Страшно ли мне было перед неизвестностью, которая ожидала нас завтра? Трудно сказать. А ведь при любом исходе день должен был быть знаменательным для меня.
Вот, наконец, и встречу брата, о котором мне протрубили все уши. Я не очень-то стремлюсь к этой встрече, потому что кроме грустных воспоминаний об отце ничего нового и интересного она мне не сулит. Ну, увижу я этого человека, поговорим с ним о папе, которого он и знать никогда не знал, а если что-то и слышал от собственной матери, то вряд ли это было что-то хорошее. Если отец и этот Зенкевич, по большому счёту, совершенно чужие и незнакомые друг другу люди, то о каком родстве и тёплых братских отношениях может идти речь сегодня между нами?
Пускай никаких симпатий к этому генералу я не испытывал и вряд ли своё отношение к нему когда-то изменю, всё равно мне небезразлично то, что собирается сделать с ним завтра мой
