Жанна д"Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
Последнее письмо герцогини Мигель прочитал раз пять, не меньше. Козни герцога Бургундского, как прежнего, так и нынешнего, активное участие в них Бовесского епископа Кошона и возможное, очень скорое нападение на Вокулёр, сигналом к которому послужит захват Витри-ле-Франсуа – всё это мадам Иоланда подробно изложила, предваряя самое страшное для Мигеля: слова о том, что пора для девочек настала.
«Жанна готова, но следует подготовить и Жанну-Клод, за которую я волнуюсь. Равно, как и за вас, дорогой падре, потому что знаю о ваших сомнениях и опасениях. Но, вполне их разделяя, хочу укрепить ваш дух так же, как укрепила свой, размышляя о нашем праве на волю и судьбу этих девочек. Как Богоматерь, знавшая о судьбе своего сына и не препятствующая его пути к кресту, так и любая другая мать, производящая на свет ребенка, заранее знает, что обрекает его на неизбежную смерть, но не препятствует его жизненному пути. Эти девочки, по сути, наши дети. Обучая их, наставляя и подготавливая, мы словно рождаем нового Спасителя, несущего свой крест…
Конечно, не обрекай мы их на выполнение великой миссии, судьба обеих сложилась бы иначе – более спокойно. Но это была бы только их судьба. Выполнив же свою миссию, они определят судьбу целой страны, избавив её от порабощения. Как пекарь, выпекающий хлеб, но поедающий его сам, рано или поздно, погибнет от обжорства или нищеты, но, продавая его другим, получит и почет, и средства к существованию. Так и дитя, осененное Божьим откровением или священной королевской кровью, не может, подрастая, оставаться в тени только собственных забот и радостей. Но пронеся его через кровь и страдания, неизбежно воссияет в славе земной и небесной…»
Отец Мигель вздохнул. Мадам герцогиня, как всегда, была мудра и последовательна, ни на шаг, не отступает от цели и не меняет своего видения мира. Однако она не жила с этими девочками бок о бок, не видела их детских, обычных радостей и огорчений, не говорила с ними и не замечала, как они взрослеют. Она о них только ЗНАЛА, и знала только то, что было нужно.
Из окна кельи хорошо был виден двор, и монах приоткрыл тяжелую решетчатую створку, чтобы посмотреть, не шатается ли там без дела кто-нибудь, кого можно послать за Жанной-Клод.
Двор был пуст, если не считать поваренка, деловито ощипывающего диких уток, да старого глухого конюха, чинящего седло. Где-то, у самых ворот, разгружалась телега с дровами, но отцу Мигелю она не была видна – только слышались грубоватые голоса крестьян, поругивавших какого-то «господина Домье».
«Оружие… – снова подумал Мигель. – Вы, ваша светлость, видите в девочках только «оружие», против которого не устоит английская армия и потеряет силу признанный почти целым миром – не считая горстки ваших сторонников – новый договор о престолонаследии. Стоит ли того? Особенно учитывая, что колья уже заточены. И даже если захват Витри и осада Вокулёра станут, как вы и задумали, толчком к появлению Девы, где гарантии, что какой-нибудь епископ, вроде Кошона, не заготовил обвинение в ереси, которым нанесет ответный удар?».
Конечно, кое-какие, сидящие в Риме кардиналы, «прикормленные» еще со времен Пизанского собора, вспомнят о долге и подадут свой голос за Деву. Но не стоит забывать, что сам папа Мартин – ставленник герцога Бургундского, и к тому же самому Кошону весьма благоволит. Против триумвирата, который составят герцог Бэдфордский, Филипп Бургундский и Бовесский епископ, он вряд ли пойдет. А кардиналы вряд ли пойдут против папы…
Отец Мигель заметил бредущего по двору работника господина Арка и, высунувшись до половины, прокричал ему, чтобы позвали старшую хозяйскую дочь. Крестьянин заученно поклонился, развернулся и, так же медленно как брел в одну сторону, побрел в другую.
«Что я ей скажу? – продолжал раздумывать монах, все еще не отходя от окна. – Скажу, что все знаю про Жанну-Луи, про то, что она должна идти воевать, спасать Францию и короновать дофина, а я все это, якобы, одобряю? Глупо-то как, Господи! Клод девочка умная – сразу спросит: «Откуда ты это знаешь?». А я ей, что? Божье откровение? Дар провидения?.. Да и не одобряю я их решение! А врать ей не смогу! И, что мне делать? Как напутствовать? Я ей про великую миссию спасения страны, а она мне в ответ про то, что под её окном птица свила гнездо, и единственная великая миссия, которая ей на сегодня видится – дать подрасти птенцам и не позволить коту это гнездо разорить… И ведь права будет!».
Отец Мигель, с силой захлопнул окно.
Если люди сами допускают войны и вражду между собой, что может поделать одна чистая душа против целого мира?! Мадам Иоланда пишет о священной королевской крови, но ведь и сами властители ею наделенные, не желают видеть в собственных государствах гнезда, вверенные их попечению. И раскачивают дерево, ради единоличного господства, пытаясь сбросить гнезда другие и не замечая, что их собственное тоже шатается…
В дверь постучали.
Мигель глубоко вздохнул, собираясь с духом. Хотел было крикнуть, чтобы заходили, но, вместо этого, пошел и открыл сам.
На пороге стояла Жанна-Клод.
Девочка сильно вытянулась за последний год, но до сих пор, несмотря на полные семнадцать лет, на вид ей можно было дать не больше тринадцати. На фоне рано взрослеющих крестьянских дочек это выглядело довольно странно, но все в округе списывали странность на чрезмерную по местным понятиям худобу девушки и на её мечтательность, за которую принимали способность Жанны-Клод размышлять, надолго замирая в неподвижности, словно к чему-то прислушиваясь. Отец Мигель полагал однако, что всему виной та детская непосредственность и смешливость, которая никуда не исчезала из взрослеющей девушки, и никаким «жизненным опытом» не подменялась. Это конечно не значило, что Жанна-Клод, как и прежде, прыгала с окрестными детьми, высоко задирая ноги, или раскачивалась с оглушительным визгом на ветвях старой, но крепкой ивы, или ползала по траве на четвереньках, чтобы понять, что чувствуют при ходьбе кошки… Движения её стали плавными и более сдержанными, и тем, кто не пытался особенно вникать во внутренний мир девушки, вполне могло показаться, что Жанна-Клод повзрослела. Но только не отцу Мигелю. Уж он-то прекрасно мог отличить, по одному блеску
