Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов
Залив кончился, вошли в систему Бреховских островов, протоки были узкие, но глубокие, Егор, широко зевая, поглядывал на близкие берега.
После двух ночей с Анной он был зверски голодный и так хотел спать, что если бы не болтовня Грача, то и уснул бы за штурвалом. Что-то пылало в мозгу. Он думал, что теперь должен жениться на ней, и от этой мысли в голове только добавлялось копоти. Он и не против был, но ему совсем недавно исполнилось шестнадцать... мать, конечно, ругалась бы... а еще не хотелось менять вольную флотскую жизнь, которая только начиналась. Анна ничего и не говорила, спросила только, весело улыбаясь: «А если будет ребеночек?» Егор не нашелся, покраснел, как рак в кастрюле. Если не считать пары нечаянных, неуклюжих случаев, это была первая в его жизни женщина.
— Нинка печет что-то? А? — кивнул старый механик в сторону камбуза.
— Пирожки с рыбой, — ответил Егор и крепко зевнул. — Сходили бы, Иван Семеныч, она вам даст пару пирожков.
— Так тебе и по ночной вахте положено доппитание!
— Я уже съел... чай с сахаром да горбушку! Пирожка бы! Оленя-то моего сожрали уже!
— И то! Я Гюнтера с тридцать первого года знаю. Посидели с ним, молодость вспомнили...
Егор устало посмотрел на старика и начал подкручивать штурвал на перевальный знак. Солнце слепило глаза. Егор прикрывался рукой, просматривая курс, и зевал неудержимо. Грач за пирожками не пошел, Егор открыл дверцу шкафчика, пошарил там — ни хлебца, ни кусочка сахара не было. Он уже шарил. Снова прищурился на реку.
— Ой-я-а-а! — Егор сунул руку вперед и машинально сбросил ход.
— Чего? — выставился в окно хмельной Грач.
— Лоси! Через протоку перебивают! — Егор сдвинул телеграф на самый малый. — Чего делаем? Ружье у Сан Саныча!
— Лосиха! С сохатенком! Здоровый уже! — спокойно рассуждал Грач.
— Иван Семеныч! Шлюпку будем спускать? Мы в прошлом году веревку прямо с борта накинули и стреляли! Вы постойте, я за Сан Санычем сбегаю! — Егор кинулся в кубрик.
Грач встал за штурвал. Животные плыли наперерез, забирали чуть вверх по течению, оказавшись перед буксиром, разделились, лосиха пересекла уже курс и была слева от «Полярного», лосенок испугался и повернул было обратно, потом снова развернулся и теперь плыл у самого правого борта, рукой можно было достать. Он вытягивал морду вдоль воды и то пугливо прикладывал, то выставлял вперед лопухи ушей. Время от времени мыкал негромко. «Полярный» шел совсем медленно.
Из кубрика выбрался непроснувшийся Сан Саныч в тельняшке, фуражке и трусах. В руках ружье. Увидел лосиху, она плыла уже у самого носа судна, крутила головой и время от времени выбрасывала вперед большое острое копыто.
— Унести может! — крикнул Егору. — Надо веревку! И багор!
Егор полетел в свою каптерку, капитан стоял с ружьем наготове. Переломил двустволку, проверил патроны. Лосенок опять замычал, вытянув губастую морду, его хорошо было слышно. Лосиха ответила. Прибежал Егор.
— Лосиху стрелять хотите? — взволнованно суетился боцман.
Сан Саныч шагнул к самому борту, встал твердо и поднял ружье, целясь в шею лосихи, она была в пяти метрах. Сзади из рубки раздался сиплый крик Грача:
— Лосенка стреляй, Сан Саныч, ты что?! — он совсем остановил машину.
Крик сбил капитана с толку, он обернулся на Грача, и тут лосиха оплыла наконец нос и, громко замычав, понеслась по течению навстречу лопоухому лосенку, они врезались, спутались на мгновение, но потом бок о бок развернулись от «Полярного».
Белов нахмурился и, переломив ружье, вытащил пули.
— Не будете стрелять?! — услышал сзади голос Егора. Вцепившись в фальшборт, он глядел в сторону быстро удаляющихся зверей. Потом поднялся в рубку и встал за штурвал.
— Чего не стреляли-то? — спросил Грач.
Белов не ответил, направился к себе в каюту.
— Я бы тоже не стал, — Егор все глядел вслед сохатым. — Видели, как она к нему кинулась?!
— Кто? — не понял Грач.
— Да лосиха.
— Ну понятно... — философски равнодушно согласился хмельной механик.
Старпом Фролыч открыл дверь. Умывшийся, свежий:
— Иди поспи, я постою... — кивнул боцману.
— Мне еще два часа.
— Иди-иди, жених, на тебе лица нет, весь в свисток ушел! Я полсуток шконку давил, больше не могу, — добродушно выпроваживал боцмана Фролыч.
Белов пришел, обсудили лосиху с лосенком. Согласились, что живые они лучше мертвых. В рубке затихло. Подстукивал цепью штурвал в сильных руках старпома. Прошли остров, Енисей стал шире, Белов смотрел на играющие под чистым небом синие летние волны. Думал рассеянно о хорошем теплом человеке Габунии, о загадочной и прекрасной девушке, от которой он, капитан «Полярного» Сан Саныч Белов, уходил сейчас вверх по Енисею. Все становилось на свои места, как будто ничего и не было. От этих мыслей делалось немного грустно, но чувствовалась и радость. Как будто сама жизнь решила слишком сложную для людей задачу.
— Все, сухой закон! — сказал Белов негромко и твердо. — Устал от пьянки...
Старпом покосился на него снисходительно.
— Кочегары на каждой стоянке крутятся на берегу... — Грач со значением глянул на капитана.
— Ну? — не понял Белов.
— Может, чего затевают лесные братья[46]? Тебе бы доложить в Управление... если что... мы, мол, предупреждали!
Белов только поморщился на похмельного старика, глядел вдаль и думал о своем.
— А что ты знаешь о лесных братьях, Иван Семеныч? — спросил Фролыч.
— А мне и знать не надо! — Грач с тупой гордостью уставился на старпома.
Фролыч только головой крутнул:
— У тебя, Иван Семеныч, семь пятниц на неделе. То ты горюешь, что капитанов невинных сажают, то в стукачишки записываешься.
Грач нахмурился, хотел что-то сказать, но нашелся не сразу:
— Я старый человек, сказал то, что сказал, и не тебе меня учить! Обезопаситься надо... я... — Он слез
