Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Вячеславович Конофальский

Жёсткий стек сразу рассёк кожу на щеке, чай, не лошадиная кожа-то. Мерзавец заорал и схватился рукой за рану, а через пальцы тут же покатились на его одежду капли крови. Но Волкову плевать было на кровь, он произнёс, почти шипя от злости:

— И не вздумай скулить, будешь скулить, так велю тебя повесить на заборе и сечь, пока вся шкура не слезет. Отвечай мне, сколько тебе заплатили?

— Не надо, господин… — причитал вор.

— Сколько? — кавалер снова занёс стек.

— За то, чтобы вас нашёл, три талера, — пролепетал Ганс Фегерман.

— Где нашёл?

— Я два дня у южных ворот просидел, пока вы не приехали. А как дождался, так пошёл за вами, когда вы к епископу поехали.

— А потом?

— Потом дождался вас, пока вы не поехали к купцу Кёршнеру. У прислуги узнал, что вы сели там обедать, — тут вор замолчал.

— Дальше говори, демон поганый, не заставляй господина ждать, — произнёс Сыч и врезал вору под рёбра в правый бок.

Тот тут же согнулся от удара, заныл, но, вспомнив хлыст, разогнулся и трясущимся голосом продолжил:

— И побежал в кабак.

— В «Пьяном купце» бриганты заседали, — вставил Ёж.

— В «Пьяном купце»? — вспоминал кавалер. — Это тот кабак, что у городского арсенала?

— Угу, — кивал Сыч, — тот.

— Да, господин, — стонал вор.

«То есть в пятистах шагах от дома графа! Ну понятно».

— И всё о вас сказал Ульму.

— Это бородатый такой, высокий, красивый? — снова вспоминал Волков.

— Точно так, господин. Бородатый, бородатый.

— Ульм? Это имя его или фамилия?

— Кличка, все бриганты звали друг друга по кличкам, — говорил Сыч, — вели себя тихо, скромно. Но в трактире не ночевали.

— Ещё бы, зачем деньги тратить, когда дворец графа рядом, — для себя говорит кавалер и спрашивает у вора: — А этот Ульм и его люди конечно не из Малена были?

— Нет, господин, не маленские они.

— А откуда же?

— Не знаю, господин. Может, с Вильбурга.

— И что дальше было после того, как сказал ты Ульму, что я у купца обедаю?

— Господин, — захныкал Ганс Фегерман, — я невиноват, я хотел уже уйти…

— Говори, сволочь! — Волков опять занёс хлыст, но пока не бил.

— А-а, — заорал вор и заговорил скороговоркой, — Ульм мне сказал, чтобы я вызвал вас к епископу. Сказал, что даст мне монашеское одеяние. Я отказывался. А он мне сказал, что я всё равно уже замазан, а пять талеров мне не помешают.

— Он ещё тебе пять монет дал?

— Да, господин, — вор указал на Сыча, — эти господа у меня всё забрали, у них все мои деньги.

— И ты согласился?

— Я почувствовал неладное, господин, я испугался, но Ульм сказал мне, что меня прирежет прямо за углом, если я не соглашусь, и послал со мной человека, чтобы я не сбежал, он держал меня за капюшон, когда я шёл к дому купца.

— Он сказал вызвать меня к епископу?

— Да-да, и дал мне пять монет, и ещё сказал, чтобы я не торопился и пришёл в дом купца уже ближе к сумеркам, но я волновался, что в темноте тот человек, что вёл меня, меня зарежет и заберёт серебро. И поэтому шёл быстро. И пришёл, когда ещё было светло.

«Слава Богу, что ты ещё и трус, дождись они темноты, я бы их не заметил».

— Значит, ты не знаешь, что это были за люди?

— Нет, господин, не знаю. Клянусь Богом, не знаю, я бы всё сказал, но не знаю ничего.

— Испугался он, экселенц, мы его не в городе нашли, в деревне у сестры прятался, паскуда. Всё понял, когда узнал, какую он кашу заварил, почуял, что набедокурил и бежать кинулся.

— А ты с трактирщиком о бригантах не говорил? — спросил Волков.

— Как же не говорить, говорил! Всё у него спросил. Он рассказывал, что заказывали, что пили, говорит, что они не скаредничали и что серебро заранее делили, прямо в кабаке. Видно, им часть денег вперёд дали. Но сильно не пили, вели себя тихо. Хотя по виду люди весьма злые были, резаные, колотые, ремесла либо воинского, либо разбойного.

— А ещё трактирщик сказал, что среди них и грамотные были, этот самый Ульм записки читал, что ему приносили, а один из них письмо на почту отправлял, — добавил Ёж.

— Записки? Письмо на почту? — сразу насторожился кавалер.

— Ага, мальчишку посыльного один из них с письмом на почту отправлял, — говорил Ёж.

А Сыч сразу смекнул, хлопнул себя по лбу:

— Эх, балда я!

— Конечно, балда! — строго сказал Волков.

— Надо ехать в Мален на почту!

— Поезжай, почтмейстер Фольрих мой хороший друг, скажите, что вы от меня. Он должен помочь.

— Сейчас поедем, экселенц, только пообедаем.

Волков повернулся и пошёл в дом, где на пороге его, как всегда, ждала, не жена, а, конечно же, госпожа Ланге. Как всегда в чистом платье, с белоснежными кружевами, причёска — волос к волосу, сама улыбается, а на лице уже видны её веснушки.

— Здравствуйте, господин мой, — она делает книксен.

Очень захотелось ему её обнять, к груди прикоснуться, к крепкому заду её, хоть даже через платье, да нельзя — кругом люди, слуги.

— Рад вас видеть, госпожа Ланге.

Он передал ей перчатки и берет, уже почти прошёл в дом, а тут ему Сыч кричит:

— Экселенц!

Волков поворачивается к нему.

— А с этим что делать? — Фриц Ламме толкает вора в спину.

Волков и не раздумывает ни мгновения:

— Найди ему брата Ипполита, пусть исповедует, — отвечает кавалер. — Потом повесь.

— А-а-а, — заорал вор, — господин, простите, простите…

Сыч снова бьёт его своим крепким кулаком в бок:

— Да не ори ты, оглашенный.

Вор поперхнулся и упал на землю, затих сразу. А Сыч снова кричит:

— А где повесить-то его? На забор?

— Экий ты дурень, Фриц Ламме, — отвечает ему не кавалер, а Бригитт Ланге, — зачем же дрянь всякая на нашем заборе нужна. Архитектор уже давно на перекрёстке хорошую виселицу вкопал, там и вешай его, подлеца.

— Это там, где кузнец новую кузню поставил, на том перекрёстке?

— На том, на том, — отвечает Бригитт и закрывает дверь.

Она молодец, она всё знает, что дома и хозяйства касается. Волков пропускает её вперёд и, пока нет никого, хватает за зад. Госпожа Ланге улыбается. Но руку его отпихивает. Не до того сейчас. Полон дом людей.

Глава 19

Госпожа Эшбахт после